– Ну так это хорошо или плохо? – дослушав, спросил Одинцов. – Мораль-то в чём?
– Майса на то и нужна, чтобы каждый нашёл в ней свою мораль, – хитро усмехнувшись, ответил гид.
От Стены компания двинулась дальше и, не жалея ног, обошла почти весь Старый город. Экскурсия была обзорной: нужно провести здесь хотя бы несколько дней, чтобы увидеть и по-настоящему почувствовать Иерусалим. А сейчас троица шагала вслед за гидом по узким древним улочкам, где даже Одинцов едва успевал ориентироваться.
– В той стороне, – гид махнул рукой куда-то влево, – Новые ворота. Самая высокая точка города и въезд в Христианский квартал. Эти ворота, кстати, построили к прибытию кайзера Вильгельма, но он предпочёл воспользоваться Яффскими, поэтому там пришлось проламывать стену…
Компания оставила по левую руку Мусульманский квартал, в который с севера вели Дамасские ворота и ворота царя Ирода.
– На бегу там особенно нечего смотреть, – сказал гид и в обход Храмовой горы привёл троицу на запад Старого города, к Львиным воротам. Это была высокая стрельчатая арка, увенчанная возле конька фигурами четырёх леопардов. Массивную городскую стену составляли блоки потемневшего известняка, похожие на камни Западной стены, только те были намного крупнее.
Пока гости озирались, гид говорил, что учёные до сих пор спорят, через какие ворота Иисус вошёл в Иерусалим. Некоторые считают, что через Золотые – они дальше и правее, за Храмовой горой, – а некоторые уверены, что через Львиные.
– Это так важно? – спросил Одинцов, и гид пояснил:
– Дело в том, что через Золотые ворота, по преданию, в Иерусалим войдёт Мессия. Поэтому Сулейман Великолепный велел их наглухо заложить.
– Мудро, – кивнул Одинцов. – Это всё равно что снова закрыть открытую Америку.
Гид впервые взглянул на него с симпатией и сказал:
– Тем не менее Золотые ворота заложены уже почти пятьсот лет. А иудеи считают, что при появлении Мессии камни разрушатся. Тогда похороненные на западном склоне Масличной горы восстанут из мёртвых и первыми встретят Спасителя человечества.
Ева так выразительно посмотрела на Одинцова, что комментировать эту картину он не стал.
– Зато со Львиными воротами всё намного понятнее, – продолжал гид. – Отсюда начался последний путь Иисуса, так называемый Путь Скорби, на латыни Via Dolorosa. От Львиных ворот – и до нынешнего Храма Гроба Господня. Желаете пройти?
Одинцов и Ева не возражали, хотя им уже доводилось бывать в Иерусалиме, а Мунин неожиданно отказался, заявив, что при первой возможности посвятит этому отдельный день.
На Via Dolorosa бурлил рынок с тем же набором товаров, что и вдоль пути к Стене Плача. Но если там Одинцов не интересовался лавками, то здесь, к удивлению своих товарищей, он купил византийскую иконку в серебряном окладе, размером с ладонь; горсть брелоков с символикой Иерусалима, пару магнитов на холодильник – и три очень разных комплекта камней Урим и Туммим. Ни один комплект не был похож на тот, которым обладала троица, хотя для декоративных безделушек камни были сделаны достаточно аккуратно.
– А это, простите, зачем? – спросил Мунин.
– Сувениры, – лаконично ответил Одинцов. – Пригодятся.
Гид продолжал вести компанию, обходя Старый город по часовой стрелке. Он рассказал ещё про Мусорные ворота – самые маленькие, зато ведущие сквозь Еврейский квартал прямиком к Западной стене.
– Тысячи лет через них вывозили из города отходы в долину Енном, – говорил гид. – В долине постоянно сжигали мусор и мёртвых животных, так что со временем Енном с коптящими день и ночь зловонными кострами превратилась у христиан в Геенну огненную…
Последними на пути троицы были Сионские ворота Старого города – вход в Армянский квартал и начало пути к месту захоронения царя Давида, основателя Иерусалима. Одинцов заговорил с Муниным о фортификации, в которой неплохо разбирался, – и о том, как толково древние строители уложили блоки в Западной стене.
– Там каждый следующий ряд уходит глубже предыдущего, и остаётся едва заметная ступенька. Вот такусенькая, для дополнительной устойчивости, чтобы кладку землёй не распёрло… А ещё там раствора нет. Глыбы просто подогнаны друг к другу и держатся за счёт собственного веса. Они же тонн по десять, наверное…
Мунин ответил, что у Стены его занимали совсем другие мысли. Тут Одинцов не удержался от замечания – мол, три тысячи лет назад работяги потрудились на совесть, уложили блоки впритирку, а щели потом расковыряли желающие втиснуть записочку для Всевышнего в надежде на особенное отношение.
– Вам как материалисту будет интересно узнать, что со строительством Храма до сих пор не всё ясно, – сказал Одинцову гид, когда компания, сделав круг по Старому городу, завернула в чайную возле Яффских ворот. – Кроме заповедей на скрижалях и подробной инструкции об изготовлении Ковчега Завета пророк Моисей получил ещё одну инструкцию.
Если же будешь делать Мне жертвенник из камней, то не сооружай его из тёсаных, ибо, как скоро наложишь на них тесло твоё, то осквернишь их…
И устрой там жертвенник Господу Богу твоему, жертвенник из камней, не поднимая на них железа.
– Первым эту инструкцию выполнил Иисус Навин, ближайший ученик и продолжатель дела Моисея, – говорил гид. – Когда он со своим народом перешёл Иордан, жертвенник в самом деле был построен. И в Писании сказано, что сложили его из цельных камней, которых не касался железный инструмент.
– Почему? – спросил Одинцов.
– Потому что железо укорачивает человеческую жизнь, а жертвенник призван её продлевать. Так считали не только еврейские мудрецы. Римский историк Плиний тоже писал, что железом люди пользуются для войны, а жертвенник – это символ мира. Но ещё за тысячу лет до Плиния мудрый царь Соломон распространил идею на строительство всего Храма. Каменщики не обтёсывали блоки, но каким-то образом сумели идеально подогнать их друг к другу.
– Случилось чудо, – с привычной иронией заявил Одинцов.
Ева наградила его укоризненным взглядом и сказала:
– Очевидно, блоки сразу старались отколоть от скалы так, чтобы они соответствовали определённым параметрам. А потом подбирали наиболее подходящие пары. Это вполне решаемая математическая задача.
– Наверняка древние знали какой-то фокус, – прибавил Мунин, искушённый в тайнах прошлого, – просто его секрет пока не разгадан.
Гид строго взглянул на троицу.
– О строительстве Храма подробно рассказано в Первой и Второй книге Паралипоменон. Про чудеса или фокусы там нет ни слова. Про математику тоже. Трудно представить себе, сколько времени занял бы подбор камней для такого циклопического сооружения. Не забывайте, что каждая стена тянулась на многие сотни метров, и ведь были же ещё внутренние постройки… А Храм возвели всего за семь лет.
– Какой вывод? – спросил Одинцов.
– Некоторые исследователи считают, что кладка состоит не из камней, а из блоков наподобие бетона, – сказал гид. – Строители отливали их прямо на месте. Ставили опалубку, такой прямоугольный деревянный ящик без дна и крышки, и заполняли специальной смесью. Когда смесь твердела, доски снимали и переставляли выше, снова заливали, и так далее. Получались блоки по размеру ящиков. Вы удачно подметили небольшой сдвиг в глубину каждого верхнего блока относительно нижнего. Он может быть следствием того, что на нижний блок опиралась опалубка верхнего…
Заметив, что слушателям идея понравилась, гид поспешил добавить:
– …но меня эта версия не прельщает. Почему – долгий разговор.
– Тогда в чём фокус? – спросила Ева. – Тем более, вы говорите, что никаких фокусов и чудес не было.
– Не было. Был шамúр.
– А-а! Шамир… Что же вы сразу не сказали?! – В голосе Одинцова снова зазвучала ирония. Мунин повёл себя более дипломатично, и по его просьбе гид продолжил рассказ.
У подножия горы Синай перед тем, как пуститься в сорокалетнее странствие по пустыне, иудеи построили Ковчег Завета – кованный золотом сундук для скрижалей с заповедями. Служить при Ковчеге выпало Аарону – старшему брату Моисея, который стал первосвященником. Для Аарона изготовили ритуальное облачение, названное эфóдом. Получилась красочная, богатая и яркая вещь: каждая нить в ткани состояла из двадцати восьми прядей – шести снежно-белых из кручёного виссона, шести голубых, шести алых, шести фиолетовых и четырёх золотых. У эфода не было рукавов; он держался на лямках и стягивался поясом, а поверх него первосвященник надевал пекторáль – подвешенный на золотых цепях и голубом шнуре четырёхугольный нагрудник с двенадцатью драгоценными камнями.
– Число камней, как вы понимаете, соответствовало числу колен Израилевых, – говорил гид. – Камни были вставлены в золотые гнёзда тончайшей работы и располагались в четыре ряда, по три в каждом. Их порядок соответствовал очереди появления на свет родоначальников колен.
В первом ряду рубин обозначал колено Рувима, топаз – колено Симеона, изумруд – колено Левия.
Во втором ряду колену Иуды соответствовал гранат, колену Иссахара – сапфир и колену Завулона – алмаз.
В третьем ряду колено Дана обозначал корунд, колено Нафтали – агат и колено Гада – аметист.
В четвёртом – берилл был символом колена Ашера, оникс обозначал колено Иосифа и яшма – колено Вениамина.
– Все цвета укладываются в схему RGB, – заметила Ева, имея в виду стандартное современное сочетание red-green-blue – красный-зелёный-синий, которое используется в технике для кодирования любого цвета, от чёрного до белого. – Очень красиво. Но при чём тут строительство Храма?
– Короче говоря, что такое шамир? – нетерпеливо рубанул Одинцов.
– Да погодите вы! – снова вступился Мунин, и гид с благодарностью кивнул ему:
– Я пытаюсь дать развёрнутый ответ. Не надо меня торопить… На каждом драгоценном камне была гравировка: имя главы рода. В наше время для определения твёрдости применяется десятибалльная шкала Мооса. Три верхних строчки в ней занимают топаз, корунд и самый твёрдый минерал на свете – алмаз. К этой группе относятся почти все камни, которые были закреплены на пекторали. Вопрос: чем и как три с половиной тысячи лет назад в пустыне удалось нанести гравировки?