– Здесь безумно дорогая земля, – деловито заметила Ева. – Если получить разрешение, на этом месте можно построить современный отель. Большой. Надо считать.
Одинцов задумчиво курил, глядя на выделенные жирным шрифтом цифры, по которым скользил палец историка, и на сосредоточенных компаньонов. Наконец, он раздавил окурок в пепельнице и сказал:
– Есть анекдот про мужика, у которого началась полоса везения. Что ни сделает, всё в кассу. Чтобы долго не рассказывать, кончилось тем, что мужик заказал экзотическую проститутку. Ему привезли такую… из Индии, с точкой во лбу. Он эту точку соскоблил – и выиграл машину.
– Фу, – поморщилась Ева, не отрываясь от бумаг; Мунин хмыкнул, а Одинцов сел за стол напротив и попросил его:
– Не в службу, а в дружбу. Ноги молодые… Сгоняй наверх, принеси какую-нибудь бутылочку. Отпразднуем это дело и благодетеля нашего помянем.
Историк поплёлся в номер. Ева перелистнула ещё пару страниц, отложила документы и подняла глаза на Одинцова.
– Что с тобой происходит?
– Не нравится мне всё это, – признался Одинцов. – Никогда на меня деньги дождём не сыпались. А тут и от Вараксы наследство, и от Вейнтрауба подарок за подарком… Что-то не так.
Ева возразила:
– Всё так. Варакса чувствовал вину. Ты ему спасал жизнь, а он тебе ломал. Использовал тебя много лет. Поэтому откупился. Но если бы он не погиб, ты бы ничего не узнал и ничего не получил. Вспомни! А с Хельмутом совсем просто. Он обещал заплатить за работу. Сказал, что заплатит много. Это много для нас, а для него – пф-ф-ф! Только он всегда старается… старался не платить свои деньги. Богатые люди так умеют. Он заставил кого-то сделать нам карибские паспорта и недвижимость. Я не знаю, как, но я знаю его двадцать лет, поверь. Здесь он заставил немцев нам заплатить. Дал им денег, но теперь община должна ему… то есть наследникам. Если бы он не умер, тоже неизвестно, как всё было бы. Не переживай.
– Если наследник – Лайтингер, переживать надо темплерам, а не нам, это верно, – согласился Одинцов. – Значит, говоришь, я в шоколаде потому, что Варакса погиб и Вейнтраубу тоже… капут? Ещё веселее. Кстати, работу мы не сделали, но деньги за неё получили. Некрасиво.
– Деньги мы только завтра получим. Пусть это будет аванс, – улыбнувшись, предложила Ева. – Или просто повезло, как твоему мужику.
Тут подоспел Мунин с бутылкой виски. Кельнеры, которые обслуживали других постояльцев отеля на открытой веранде в противоположном углу двора, принесли троице стаканы и вазу с фруктами. Ева отщипнула кисть винограда, Мунин впился зубами в сочную грушу, а Одинцов щедро налил себе и товарищам.
– Ну что, господа миллионеры… Давайте помянем Хельмута нашего Вейнтрауба. Мощный был старик…
Он хотел добавить ещё что-то, но передумал и залпом выпил.
– Земля пухом, – сказал Мунин и тоже основательно приложился к стакану, а Ева перед тем, как пригубить свой напиток, прошептала по-английски:
– Покойся в мире…
Все трое помолчали, слушая, как цвиркают ночные цикады в кроне фикуса и где-то неподалёку играет музыка. Одинцов долил виски себе и Мунину, который взял стакан со словами:
– Вообще-то поминать надо после похорон… Штерн сказал, хоронят завтра в одиннадцать утра.
– Здесь будет шесть вечера, – уточнила Ева.
– Можно и завтра, кто бы возражал. – Одинцов хлебнул ещё. – А сегодня, считай, мы ему спасибо сказали… раз уж глаза-в-глаза не получилось. Вот, сидим тут… во дворе собственной гостиницы… выпиваем… Чёрт его знает, но кроме Вейнтрауба вроде и благодарить некого.
Мунин возмутился:
– Почему некого?! Предков! И мы сами тоже молодцы.
– Мы будем молодцы, когда все дела доделаем. Давайте-ка спать. День был длинный, и завтра тоже скучать не придётся.
Историк выпучил глаза.
– Какое спать?! Время детское! Предлагаю прогулку по ночному Яффо. Знаете, сколько здесь всего интересного?! Я читал, что…
– Вот и читай пока дальше, – строго сказал Одинцов. – Интересного много, согласен. А самое интересное – где сейчас ребята, которые ищут Еву, и что у них на уме. Я бы предпочёл узнать об этом днём, а не ночью в каком-нибудь закоулке.
Ева тоже хотела гулять и задала Одинцову вопрос, который давно крутился на языке:
– Почему ты так уверен, что меня ищут? Искать могут Бориса. Про меня они не знают.
– Знают прекрасно. И про тебя, и про меня, и про всех нас. Насчёт Бориса ты, конечно, права, он больше всех наследил. Ну, так его и охраняют… А убили Салтаханова где? В моей квартире. А кто ещё там жил?.. То-то же. Телефон Салтаханова забрали. А кому он звонил, чтобы договориться о встрече? Кому пытался файлы отправить?.. У них было достаточно времени, чтобы всё выяснить. Да, и для начала разговора, мы не знаем точно, кто такие – они.
– Про нас тоже никто не знает, что мы – это мы, – напомнил Мунин. – По документам вы сейчас в Мексике, а мы с Евой в Штатах.
– Молодец! – похвалил Одинцов, отсалютовал историку стаканом и допил виски. – Мысль правильная, но… Ева, скажи, есть хотя бы один шанс из тысячи, что нас всё-таки вычислили или вот-вот вычислят? Без эмоций скажи, просто как математик.
– Вероятность есть, конечно, – подтвердила Ева.
– А теперь ты скажи, Конрад Карлович. Боевики смотрел? Помнишь, как там думают, какой провод резать, чтобы мина не взорвалась: красный, жёлтый или зелёный?.. Представь, что мы сидим на мине. Здоровенной такой мине! И проводов у неё не три, а тысяча. Резать можно все, кроме одного. Всего один маленький проводок из тысячи. Но если случайно задеть именно его, нас разнесёт в клочья. В пыль. В мелкие брызги. Представил?.. Это цена вопроса. И ещё: можно вообще ничего не резать, а просто пойти спать, потому что мина пока лежит себе и лежит, каши не просит… Ну, так что ты выберешь? – Одинцов глянул на историка сквозь стакан. – Выспаться хорошенько и с утра получить у Штольберга кучу денег? Или в темноте со смертью играть?
Вопросы были риторическими, но Мунин всё же побурчал немного – мол, на экскурсию в Иерусалим съездили, и ничего. Одинцов парировал: съездили сразу после прилёта. Если троицу вели от самых Штатов, поездка уже ни на что не влияла. Но даже если запутать следы удалось, преследователи наверняка обратили внимание на внезапное путешествие Штерна. Он улетел в Израиль именно в то время, когда ему полагалось быть в Майами. Не самое хитрое дело – выяснить, что секретарь Вейнтрауба привёз кого-то в «Бейт-Иеремию» и тут же вернулся в Штаты. Значит, у охотников на троицу было полсуток, чтобы установить внешнее наблюдение за отелем и определиться с дальнейшими действиями. Преследователи – наверняка не самоубийцы. Сделав дело, им ещё самим уйти надо, а к безопасности в Израиле особенное отношение…
– У нас нет проблем, пока мы в отеле, – сказал Одинцов. – С ходу к этим немцам сунется только сумасшедший. Не обратили внимания, как здесь охрана организована, нет?.. Докладываю: хорошо организована. Водитель у нас толковый и со стволом. Тоже не заметили? Хм… В Старом городе камер натыкано – вы себе не представляете, сколько. Патрули на всех углах и в штатском агентов полно. Так что за Иерусалим я особо не переживал. Думаю, по-любому ещё пара дней у нас есть. Если бы я был на месте тех, кто нас пасёт, я бы начал с Бориса. Поэтому надо увидеться с ним не откладывая. Завтра же. А сегодня – всё. Спать пора, уснул бычок…
Выспаться троице удалось, но с деньгами возникла заминка. Они действительно лежали на специальном банковском счёте, только счёт был открыт на имена родственников хозяина отеля «Бейт-Иеремия» во главе с Одинцовым. Граждане Федерации Сент-Киттс и Невис – отец и сын Майкельсоны с подругой – в списке получателей не значились.
Ни с помощью нотариусов, ни как-либо ещё обойти эту проблему возможности не было. Чтобы получить деньги со счёта, троице требовалось предъявить настоящие паспорта – и тут же нажить себе две новые проблемы. Сперва объяснять, почему в паспортах нет отметок о въезде в Израиль, а потом официально раскрыть связь между старыми и новыми именами. То есть уничтожить маскировку, которая обеспечивала безопасность и позволяла путешествовать незамеченными.
Одинцов помянул вчерашние слова Евы насчёт Вейнтрауба.
– Ты была права. Старик совсем не торопился напихать нам полные карманы баксов…
– Риск – благородное дело! – распалился Мунин и добавил дурацкую сентенцию: – Кто не рискует, тот не пьёт шампанского!
Он уже готов был козырять российским паспортом направо и налево, но Ева присоединилась к Одинцову, и вдвоём они умерили разыгравшуюся алчность своего компаньона.
Штольберг помог с дружественным нотариусом, который не задавал лишних вопросов. Во второй половине дня ворох бумаг был оформлен. Теперь оставалось покинуть Израиль и ждать благоприятного момента, чтобы вернуться уже под настоящими именами, навестить банк и вступить во владение капиталом.
– Ничего-ничего, пусть денежки ещё полежат, – увещевал Одинцов загрустившего историка. – Целее будут, новыми процентами обрастут… А мы пока подумаем, что с гостиницей делать. Кстати, ты про Урим и Туммим не забыл? Нам вообще-то в первую очередь про них думать надо…
Сам Одинцов собрался позвонить в Штаты и задать пару вопросов Штерну и Жюстине. Но Ева была категорически против того, чтобы беспокоить друзей ни свет ни заря, да ещё в день похорон.
– Им без нас хватает забот, – сказала она. – Потерпи.
Скрепя сердце Одинцов согласился. Вопрос, предназначенный Штерну, он в результате задал Штольбергу и вполне удовлетворился ответом. Вопрос к Жюстине мог немного подождать. Время поджимало: закончив с банковскими документами, надо было ехать в Иерусалим.
Борис прилетел туда ранним утром, а в семь вечера начиналось его выступление. Одинцов предпочёл бы съездить без Евы и Мунина. Но если оставить их в Яффо на несколько часов, беззащитные компаньоны наверняка отправятся на прогулку, сколько ни уговаривай поберечься. Поэтому Одинцов прихватил обоих с собой. К тому же Ева могла существенно упростить разговор со своим бывшим мужем.