– Та же самая, – признался Одинцов. – Я застрял.
Кубинец внимательно выслушал его рассказ про события последних полутора недель – без лишних подробностей. Под конец Одинцов обмолвился, что до сих пор ему хватало собственных сил и речь только про страховку, не более того. На это Родригес ответил старой спецназовской мудростью:
– Объём бицепса на скорость полёта пули не влияет… Противник у тебя серьёзный. Лучше бы, конечно, я не пригодился, но не помешаю точно.
Мужчины обсудили план действий; на душе у Одинцова полегчало, и он вернулся в музей, а когда до закрытия осталось немного времени, предложил компаньонам выбрать ресторан для ужина.
– Я пойду, куда Клара скажет, – беззаботно улыбнулся Мунин.
После утренних прозрачных намёков хорошенькой сотрудницы музея он весь день с нетерпением ждал девяти вечера, когда она заканчивала работу.
– Клара? – Одинцов в недоумении нахмурил брови. – Ну да, Клара…
Ева съязвила:
– Угу, ещё сделай вид, что ты совсем забыл такую красивую девочку.
Клара действительно вылетела из головы у Одинцова: сегодня ему было, чем занять мысли. Но чувства Евы он решил беречь, а потому сдержался, не стал отвечать в тон и миролюбиво кивнул Мунину:
– Ладно, пойдём, куда скажет Клара. Она местная, плохого не посоветует.
– Это мы с ней пойдём, куда она скажет, – перестав улыбаться, ответил Мунин. – А вы можете выбрать любое другое место, тут ресторанов миллион. Хватит меня пасти, как маленького.
– Когда они лягут в постель, ты тоже будешь рядом? Без тебя им, конечно, не справиться, – продолжала язвить Ева, глядя на Одинцова. Он поиграл желваками и осведомился:
– Бунт на корабле?.. Мы должны быть вместе. Хотя бы до тех пор, пока с камнями не разобрались.
На это Мунин возразил, что днём честно работает, а ночью имеет полное право на отдых: Урим и Туммим благополучно подождут до утра. Напоминание об охотниках компаньонов тоже не впечатлило.
– Ты сам говорил, что несколько дней мы будем в полной безопасности, – напомнила Ева. – Следы обрываются во Франкфурте. Никто не знает про Кёльн.
Чувствуя поддержку, Мунин ухмыльнулся.
– Если нас всё-таки вычислили каким-то фантастическим образом, оставаться в отеле намного опаснее, чем у Клары, – заявил он. – Там точно не станут искать.
Возражения выглядели разумно, доводы у Одинцова закончились, и он махнул рукой:
– Да чёрт с вами! Делайте, что хотите… По кабакам расплачиваться только наличными. В семь ноль-ноль быть на базе, как штык… Ева, ты тоже в загул?
– Женщине в моём возрасте неприлично ходить вечером в ресторан одной, – сказала Ева. – Накорми меня.
Отпустив Мунина встречать Клару, они поужинали молча в первом попавшемся заведении, вернулись в отель, и сердитый Одинцов ушёл в свою комнату. Проситься к Еве на ночлег он не стал, а она не звала.
Полночи с третьего на четвёртое августа Одинцов листал в макбуке файлы группы «Андроген», одновременно следя за перемещениями Мунина на спутниковой карте по метке геопозиции с его смартфона. Парочка начала с ресторана под многообещающим названием «Камасутра». Одинцов тут же открыл его интернет-страничку и презрительно хмыкнул: меню в ресторане было веганское. Дальше путь лежал через несколько молодёжных клубов. Наконец, в третьем часу сигнал замер: видимо, Клара привела Мунина в свой дом. Одинцов засёк место – ведь разгильдяй-историк наверняка проспит и его придётся вытаскивать от подружки силой, – и в половине четвёртого дал себе команду спать.
К этому времени пресс-конференция Жюстины в Нью-Йорке давно закончилась. Как и было задумано, перечень экспонатов коллекции Вейнтрауба произвёл фурор. Жюстина ещё долго отвечала на вопросы потрясённых гостей, а с несколькими самыми активными за обедом провела деловые переговоры насчёт первых совместных шагов против Лайтингера.
После этого Жюстина поехала в отель, наскоро приняла душ, переоделась и вышла на улицу с дорожной сумкой на колёсиках. Вещей там почти не было – сумку распирали папки с документами: как и обещал Вейнтрауб, Урим и Туммим были обеспечены неоспоримым провенансом. Жюстина спустилась в метро и, соблюдая меры предосторожности, проделала замысловатый путь, о котором не говорила Одинцову…
…а в десять вечера по времени Восточного побережья Штатов, когда в Кёльне было пять утра, Жюстина вылетела рейсом «Юнайтед Эйрлайнс» из Ньюарка в Лондон. Там её ждала полуторачасовая стыковка – и перелёт «Люфтганзой» к двум часам дня до Франкфурта. Дальше поезд, и самое позднее в четыре она рассчитывала увидеть Кёльн.
Целью внезапного утомительного путешествия было – прикоснуться к реликвиям. Урим и Туммим неудержимо манили Жюстину, только признаваться в этом она не хотела и убеждала себя, что везёт своим друзьям документы для легализации камней, а к тому же троице сейчас необходима её помощь. Впрочем, противостоять «Чёрному кругу» действительно лучше было всем вместе.
В семь утра самолёт Жюстины проплывал высоко над Атлантикой. Пятью минутами раньше Одинцова разбудил стук в дверь комнаты.
– Was einer früh um viere tut, das kommt ihm nachts um neun zugut! – послышался из коридора голос Мунина.
– Гутен морген! – с нарочитым русским акцентом откликнулся Одинцов и, встав с кровати, распахнул дверь. – Вернулся вовремя, молодец, объявляю благодарность командования… Я всё услышал, но ничего не понял.
– Это по-немецки. Сделанное в четыре утра полезнее сделанного в девять вечера. Вроде нашего – кто рано встаёт, тому бог подаёт, – отрапортовал Мунин. Он был всклокочен и, похоже, ещё немного пьян. Глаза его горели.
– Ты, значит, всю ночь немецкий учил? – усмехнулся Одинцов. – Или всё-таки вздремнул хоть немного?.. Беги умываться, полиглот, пока я душевую не занял.
За завтраком в кафе Ева расспрашивала Мунина про ночную жизнь Кёльна, едва замечая Одинцова. Он же не чувствовал за собой никакой вины, поэтому вёл себя, как обычно.
К открытию музея Рихтер уже был на месте и встретил троицу в директорском кабинете, потирая руки. Он хотел поскорее загладить вчерашнюю вину и для начала обратился к Одинцову:
– Что касается перстня. Мне звонил коллега. Он посмотрел снимки, поговорил с другими коллегами… За аутентичность никто не поручится, надо смотреть оригинал. Но вещь в самом деле очень интересная и довольно старая: ей может быть лет двести или даже больше. А знаешь, чей герб на печатке? Имя – Джон Ди – тебе что-нибудь говорит?
Одинцов только развёл руками. Вряд ли сейчас имело смысл заикаться насчёт предка-барона и пересказывать длинную историю, которую поведал Штольберг. Тем более имя, названное Рихтером, тогда не звучало.
На помощь пришла Ева.
– Джон Ди был выдающимся математиком, – сказала она. – Шестнадцатый век. Он написал гениальное предисловие к «Началам» Евклида и предсказал четвёртое измерение. Некоторые считают его идейным вдохновителем ордена розенкрейцеров.
– Продолжаешь удивлять, – признался Рихтер. Он перевёл взгляд на Мунина, который тоже не ударил в грязь лицом:
– Насколько я помню, Джон Ди был в первую очередь великим алхимиком. А его сын Артур много лет жил в Москве. Тоже алхимик… Совсем не моя область, но я знаю, кого спросить про англичан, – добавил он, имея в виду своих недавних знакомых из Британской библиотеки.
– Давайте, может быть, с перстнем позже разберёмся, а сейчас всё-таки про Зубакина? – предложил Одинцов, и Рихтер принялся навёрстывать упущенное.
– Конечно, за полсуток я не смог внимательно изучить все документы группы «Андроген», – сказал он. – Это большая серьёзная работа. Однако думаю, что в целом суть исследований ухватить удалось. Я должен снова принести свои глубочайшие извинения за вчерашний эксцесс и поблагодарить за очень любопытную информацию…
– На сегодня известны около пяти тысяч минералов, —говорил Рихтер, – и ещё около полутора тысяч принято считать существующими, но пока не обнаруженными. Многие известные минералы очень редки, они встречаются всего в нескольких местах на планете. И далеко не всегда их можно получить в достаточном количестве: зачастую учёные довольствуются лишь крохотными образцами, которые добыты с риском для жизни.
При всём развитии современной цивилизации на каждом континенте есть уголки, где нога человека ещё не ступала в самом буквальном смысле. Очевидно, там ждут своего часа множество геологических сюрпризов. И в земную кору люди только-только начали вгрызаться по-настоящему. Существенная часть минералов залегает довольно глубоко, поэтому остаётся недоступной. Но если уж минерал подворачивался под руку, даже в древнейшие времена человек находил ему применение…
– …так что археолог должен знать минералогию, – продолжал Рихтер. – Вы видели коллекцию печатей: они глиняные, а глина состоит из минералов… Эфиопия, как я понимаю, вам не чужая? У нас есть каменные орудия из Эфиопии, которым больше двух с половиной миллионов лет… Да-да, я не оговорился! Наши тогдашние предки ещё не были людьми, но уже использовали жёлтый кремень. А со временем научились обрабатывать и применять обсидиан, халцедон, яшму и, конечно же, кварц.
Но это вполне доступные, широко распространённые и всем известные минералы. Они удобны в обработке, а обрабатывали их для получения острой режущей кромки. Ведь зачем были нужны камни? – спросил Рихтер и сам же ответил: – Из них делали ножи, топоры, скребки, наконечники копий и тому подобное.
– Вряд ли Зубакина это интересовало, – заметил Одинцов, желая направить разговор в нужное русло.
– Ты прав, – без иронии согласился Рихтер, – но мы ведь пока не знаем, что его интересовало, мы можем только предполагать.
– А я думал, что предположения – удел историков, – не удержался Мунин, который никак не мог забыть вчерашний выпад Рихтера. Теперь они поменялись ролями – археолог пропустил колкость мимо ушей и сказал:
– Во-первых, нужные камни есть не везде. Например, племя мигрировало на новое место. Враги вытеснили его туда, где привычных минералов не оказалось. Что делать? Надо искать замену. Но для обработки новых камней привычная технология может не подойти. Значит, надо разрабатывать новую технологию, а это дело небыстрое…