— Чтоб тебя разорвало! — промолвила старуха, но таким нежным голосом, что это прозвучало как похвала.
— Неужели люди, которые приняли вас, ничего не говорили об убийстве? — спросил Калтон.
Сал покачала головой.
— Нет, это место далеко от города, и они там ничего не знают.
— Это все объясняет, — пробормотал Калтон. — Ну хорошо, — довольным голосом продолжил он. — Расскажите о той ночи, когда вы привели мистера Фицджеральда к Королеве.
— Какого еще мистера? — не поняла Сал.
— Мистера Фицджеральда, джентльмена, которому вы носили письмо в клуб «Мельбурн».
— Ах, этот… — сообразила она. — Я его имени не знала.
Калтон с довольным видом кивнул.
— Я догадался. Поэтому вы не назвали его в клубе.
— Она мне его не говорила, — кивнула Сал в сторону нар.
— Кого же она просила привести? — с интересом спросил Калтон.
— Никого, — ответила девушка. — Да-да. В ту ночь ей совсем плохо сделалось, и я сидела рядом с ней, когда бабушка уже спала.
— Я была пьяная, — негодующе вмешалась старуха. — Не ври! Я напилась до чертиков.
— Она и говорит, — продолжила девушка, безразличная к ее словам, — принеси, говорит, бумагу и карандаш, я напишу записку. Я пошла и взяла, что она просила, из бабушкиного сундука.
— Украла, чтоб тебя разорвало! — завопила старуха, потрясая кулаком.
— Помолчи! — прикрикнул на нее Килсип.
Матушка Побируха разразилась проклятиями, но вскоре исчерпав весь запас, замолчала и насупилась.
— Она написала записку, — продолжила Сал, — и попросила отнести ее в клуб «Мельбурн» и передать ему. Я говорю: «Кому ему?» А она: «Там написано, не задавай вопросов — не услышишь вранья. Передай и жди его на углу Берк- и Рассел-стрит». Ну я пошла и передала письмо человеку в клубе. Потом он вышел и говорит, отведи меня, мол, к ней. Я посмотрела на него…
— Как выглядел этот джентльмен?
— Очень хорошо выглядел, — ответила Сал. — Высокий, со светлыми волосами и усами. На нем парадный костюм был, пальто такое красивое и мягкая шляпа.
— Это Фицджеральд, — кивнул Калтон. — Что он сделал, когда пришел?
— Сразу подошел к ней. Она ему говорит: «Это вы?» Он ей: «Да». Тогда она спрашивает: «Вы знаете, что я хочу вам сказать?» А он: «Нет». — «Это о ней», — говорит она. Тогда он побледнел и говорит: «Как ты смеешь произносить ее имя своими мерзкими губами?» Она приподнялась и на меня кивает: «Выведите девчонку, и я расскажу». Он схватил меня за руку. «Проваливай», — говорит. И я ушла. Это все, что я знаю.
— И как долго он пробыл с ней? — спросил Калтон, слушавший очень внимательно.
— Полчаса где-то, — ответила Сал. — Я отвела его обратно на Рассел-стрит примерно без двадцати пяти два. Я знаю, потому что посмотрела на часы на почте. Он дал мне соверен и ушел.
«Минут за двадцать он дошел до Ист-Мельбурна. Значит, вернулся домой как раз во время, указанное миссис Сэмпсон», — подумал Калтон.
— Он все время был с Королевой, никуда не отлучался? — спросил он, пристально глядя на Сал.
— Я стояла за той дверью, — указала она. — Он не мог выйти так, чтобы я не заметила.
— Хорошо, — сказал Калтон, кивая Килсипу. — Алиби можно доказать без труда. Но скажите, — он снова повернулся к Сал, — о чем они разговаривали?
— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Я была за дверью, а они разговаривали тихо, поэтому я ничего не слышала. Но потом он как закричит: «Боже мой, это ужасно!», а она давай хохотать. Тогда он вышел ко мне, глаза дикие. «Уведи меня из этого адского места», — говорит. Я и увела.
— А когда вернулись?
— Она уже мертвая была.
— Мертвая?
— Как полено, — подтвердила Сал.
— А я и не знала, что со мной в одной комнате покойник лежит, — запричитала матушка Побируха, проснувшись. — Чтоб ее разорвало, она всегда такая была — не знаешь, чего ждать!
— Откуда вам это известно? — спросил Калтон, вставая.
— Я знала ее дольше вашего, — прокаркала старуха, злобно уставившись на сыщика. — И я знаю, что вам хочется узнать, да только не скажу.
Калтон пожал плечами и отвернулся от нее.
— Завтра вы с мистером Килсипом пойдете в суд, — сказал он Сал, — и расскажете там то, что только что рассказали мне.
— Да-да, это все правда! — воскликнула Сал. — Он все время был здесь.
Калтон шагнул к двери, сыщик последовал за ним, но тут поднялась матушка Побируха.
— А где деньги тому, кто ее нашел?
Она ткнула худым пальцем во внучку.
— Учитывая, что девушка нашлась сама, — сухо ответил Калтон, — деньги в банке, где и останутся.
— И у меня отнимут честно заработанное? — взвыла старая фурия. — Да чтоб вам пропасть! Я вас засужу, вы оба будете за решеткой гнить до конца своих дней!
— Еще немного, и ты сама туда попадешь, — пообещал Килсип.
— Да? — выпалила матушка Побируха, тыча пальцем уже в сыщика. — Плевать мне на твою тюрягу! Я в «Пентридже» свое отсидела, и ничего, жива-здоровехонька.
В подтверждение этих слов старая карга сплясала перед мистером Калтоном нечто наподобие воинственного танца, сопровождая свои па щелканьем пальцев и проклятиями. Во время этого выступления ее седые волосы развевались, и причудливая внешность старухи в тусклом свете свечи являла собою поистине устрашающее зрелище.
Калтону вспомнились услышанные когда-то рассказы о парижских женщинах времен революции, как они танцевали «Карманьолу». «Матушка Побируха чувствовала бы себя в своей стихии в этом море крови и неистовства», — подумал он. Но этого вслух не сказал, лишь пожал плечами и вышел из комнаты, когда матушка Побируха, хриплым голосом издав последний вой, в изнеможении повалилась на пол и заорала, что хочет джину.
ГЛАВА 19Вердикт присяжных
На следующее утро в зале суда яблоку было негде упасть, а еще больше людей так и не смогли проникнуть внутрь. Весть о том, что Сал Роулинс, которая одна могла доказать невиновность подсудимого, нашлась и выступит в суде, молнией разлетелась по городу, и теперь оправдательного приговора для Брайана Фицджеральда ждали многочисленные друзья подсудимого, которые стали вдруг появляться, как грибы после дождя. Конечно, было много и осторожных людей, которые ждали решения суда, чтобы принять какую-то из сторон, и до сих пор верили в его виновность. Однако неожиданное появление Сал Роулинс развернуло бурный поток общественного мнения в сторону подсудимого, и многие из тех, кто громче остальных обвинял Фицджеральда, уже склонялись к его невиновности. Набожные священники путанно рассказывали о персте божьем и о том, что невинные не должны страдать незаслуженно, но все это было дележом шкуры неубитого медведя, потому что решение суда еще не было принято.
Феликс Ролстон проснулся в некоторой степени знаменитым. Движимый обычным состраданием и врожденным стремлением идти наперекор, он в свое время заявил, что считает Брайана невиновным, и теперь не без удивления обнаружил, что его мнение, похоже, окажется верным. Он услышал столько похвал своей прозорливости, что вскоре начал верить, что его вера в невиновность Фицджеральда была основана исключительно на холодном анализе фактов, а не на желании выделиться. В конце концов, Феликс Ролстон был не единственным человеком, который, когда на него нежданно-негаданно свалилась слава, посчитал себя достойным ее. Однако будучи человеком неглупым, он улучил тот краткий миг, когда его слава сияла ярче всего, чтобы сделать мисс Фезеруэйт предложение, и та после некоторого колебания согласилась вверить ему себя и свои тысячи. Она решила, что ее муж — человек незаурядного ума, поскольку давным-давно сделал вывод, к которому остальной Мельбурн только-только начал приходить, поэтому посчитала, что как только она на правах жены получит власть над Феликсом, он, подобно Стрефону из «Иоланты», пойдет в парламент, а там, кто знает, с ее деньгами и его умом она даже может стать женой премьера. Мистер Ролстон, не догадывавшийся о политической карьере, которую уготовила ему будущая супруга, сидел на своем старом месте в зале суда и разговаривал о деле.
— Я знал, что он невиновен, — промолвил он с самодовольной улыбкой. — Фицджеральд слишком симпатичный парень, чтобы пойти на убийство, да и вообще.
Священник, случайно услышавший это замечание, беспечно оброненное оживленным Феликсом, не согласился с ним полностью и прочитал целую проповедь о тесной связи между красотой лица и преступлением, упомянув, что и Иуда Искариот, и Нерон были красавцами.
— А-а… — сказал Калтон, выслушав проповедь. — Если эта поразительная теория верна, тот священник должен быть на удивление праведным человеком!
Этот намек на внешность священника был довольно неуместным, поскольку преподобный джентльмен отнюдь не был уродом. Но Калтон был из тех остряков, кто скорее потеряет друга, чем упустит возможность отпустить удачную шутку.
Когда ввели подсудимого, по переполненному залу прокатился сочувственный ропот — таким нездоровым и усталым он выглядел. Но Калтона озадачило выражение его лица, столь не похожее на выражение лица человека, жизнь которого была только что спасена, точнее, скоро будет спасена, в чем сомневаться не приходилось.
«Ты знаешь, кто украл те бумаги, — подумал он, пристально всматриваясь в Фицджеральда. — А человек, который это сделал, и есть убийца Уайта».
Когда вошел судья и заседание было объявлено открытым, Калтон встал и в нескольких словах обрисовал линию защиты, которую намеревался выстроить.
Первым он вызовет Альберта Денди, часовщика, чтобы доказать, что в четверг вечером в восьмом часу он приходил в дом подсудимого в отсутствие хозяйки и, находясь там, починил часы и выставил на них правильное время. Также он вызовет Феликса Ролстона, друга подсудимого, чтобы доказать, что подсудимый не носил колец и не раз упоминал о том, что эта привычка ему не нравится. Будет вызван Себастиан Браун, дворецкий клуба «Мельбурн», чтобы подтвердить, что в четверг вечером в клуб некой Сал Роулинс было доставлено письмо для подс