Тайна двухколесного экипажа — страница 29 из 47


ГЛАВА 21Три месяца спустя

Жаркий декабрьский день, безоблачное лазурное небо, яркое солнце озаряет великолепие убранной в лучшие летние наряды земли. Такое описание снежного декабря, возможно, прозвучит странно для слуха англичан. Оно покажется им несколько фантастическим, как Тезею из «Сна в летнюю ночь» показалась странной пьеса, когда он заметил: «Горячий лед и столь же странный снег»[15].

Но здесь, в Австралии, мы живем в царстве противоположностей, и многие вещи, помимо снов, происходят наоборот. Здесь черные лебеди — повседневная действительность, и представление о них как о большой редкости, появившееся еще в те времена, когда они считались такой же мифической птицей, как фениксы, было опровергнуто открытиями капитана Кука. Здесь тонет «железное» дерево, а пемза держится на воде, что любопытному наблюдателю должно показаться ловким фокусом со стороны матери-природы. Дома эдинбургский почтовый поезд везет отважного путешественника в холодные края с заснеженными горами и пронизывающим ледяным ветром, но здесь чем дальше на север продвигаешься, тем жарче становится, пока не попадаешь в Квинсленд, где так жарко, что один путешественник-богохульник весьма точно назвал его «репетицией ада».

Однако, как сказала бы миссис Гэмп, какой бы противоречивой ни была природа в своих проявлениях, представители английской расы, разбросанные по всему этому огромному континенту, ничем не отличаются от живущих в старом свете: Джон Булль, Пэдди и Сэнди — все консервативного склада ума, все имеют устоявшиеся взгляды на соблюдение традиций. Поэтому в Рождество, когда солнце жарит больше ста градусов в тени, австралийцы дружно усаживаются за столы и начинают неторопливо, с чувством поглощать старый добрый английский ростбиф и сливовый пудинг, а на Новый год веселый кельт с бутылкой виски в руке, распевая «Доброе старое время», отправляется по друзьям.

И все же именно такие обычаи придают нации свое неповторимое лицо, и Джон Булль, попадая за границу, но не утрачивая врожденного упрямства, в жару и в холод празднует Рождество по старым традициям, а одевается по новой моде. Нация, которая никогда не отступает перед огнем врага, не испугается и огня солнечного, но если бы какой-нибудь изобретатель придумал какую-то легкую, воздушную одежду наподобие греческой туники, а австралийцы согласились бы ее носить, жить в Мельбурне было бы значительно прохладнее, чем сейчас.

Примерно такие мысли крутились в голове Мадж, когда она сидела на широкой веранде, изнывая от жары и обессиленно глядя на бескрайние равнины, иссушенные и выжженные сияющим солнцем. Невыносимая жара сгустилась в зыбкую дымку, которая зависла между землей и небом, и сквозь эту подрагивающую пелену горы в отдалении казались воздушными и призрачными.

Перед домом растянулся сад с цветами самых ярких красок, один взгляд на которые приносит приятное ощущение прохлады. Большие кусты олеандра, усыпанные розовыми цветками, роскошные желтые, красные и белые розы, вдоль края — радуга цветов столь пестрых, что при взгляде на них в горячем солнечном сиянии начинают болеть глаза, и невольно переводишь взгляд на прохладную зелень окаймляющих цветник деревьев. Посредине — круглый пруд в кружке белого мрамора с неподвижной водой, сверкающей в ослепительном свете, как зеркало.

Ферма Ябба Яллук являла собою вытянутое невысокое здание без верхнего этажа, но с верандой, которая окружала его почти полностью. Между колоннами были натянуты легкие зеленые занавески, чтобы не впускать в дом жару, а вдоль стен беспорядочно стояли плетеные кресла, с пледами, романами, пустыми бутылками из-под содовой и прочими свидетельствами того, что гости мистера Фретлби благоразумно решили переждать полуденную жару в доме.

Мадж сидела в одном из этих кресел, деля внимание между сияющей красотой природы снаружи, которую ей было видно сквозь узкую щелочку в занавеске, и книгой. Впрочем, книга ее мало занимала, и через какое-то время она бросила ее на пол и углубилась в мысли. Серьезное испытание, недавно выпавшее на ее долю, не прошло бесследно. Оно оставило отпечаток на прекрасном лице, а в ее глазах поселилась тревога. Когда Брайана признали невиновным в убийстве Оливера Уайта, отец отвез ее на ферму в надежде, что там она подправит здоровье. Умственное напряжение, сопровождавшее Мадж все время, пока длился суд, едва не довело ее до воспаления мозга; и здесь, вдали от беспокойной городской жизни, в тихом уединении на лоне природы здоровье вернулось к ней, но расположение духа осталось прежним. Женщины впечатлительнее мужчин, и, возможно, именно поэтому они быстрее стареют. Заботы, которые пройдут для мужчины почти незаметно, на женщине оставят нестираемый след, внешний и внутренний, и жуткий случай с убийством Уайта превратил Мадж из яркой и жизнерадостной девушки в серьезную красивую женщину. Печаль — могучая волшебница. Едва она коснется сердца, жизнь перестает быть такой, как прежде. Мы уже не предаемся самозабвенно веселью, а очень многое из того, чего мы страстно желали, в конце концов оказывается плодом, красивым снаружи, но гнилым внутри. Печаль — это вуаль на лице Исиды, и как только мы проникаем, в ее тайну, видим ее сдвинутые брови и скорбные глаза, волшебный свет романтики гаснет навсегда, и нам открывается жизнь без прикрас, во всей ее горечи.

Мадж прочувствовала нечто подобное. Теперь она видела мир не сказочной страной девичьих грез, а скорбной долиной слез, через которую все мы должны пройти, чтобы достичь «земли обетованной».

Брайан тоже изменился: в волнистых каштановых локонах его появилось несколько седых волосинок, а характер его, некогда веселый и яркий, сделался угрюмым и раздражительным. Сразу после суда он уехал из города, чтобы не встречаться с друзьями, и осел на своей ферме, которая располагалась рядом с фермой Фретлби. Днем он много работал, а по ночам много курил, обдумывая тайну, которую поведала ему умирающая женщина и которая угрожала омрачить всю его жизнь. Время от времени он садился на лошадь и отправлялся в гости к Мадж, но чаще делал это, когда знал, что ее отец уехал в Мельбурн, потому что в последнее время начал испытывать неприязнь к миллионеру. Мадж осуждала его, помня, как отец помогал Брайану в беде. Но существовала еще одна причина, заставлявшая его сторониться фермы Ябба Яллук. Ему не хотелось встречаться с собирающейся там веселой компанией, так как он знал, что после суда стал для всех объектом любопытства и жалости, а подобное положение было оскорбительно для его гордой натуры.

На Рождество мистер Фретлби пригласил нескольких человек из Мельбурна, и как Мадж ни хотелось, чтобы ее оставили в покое, отказать отцу она не могла, и ей с улыбкой на лице и болью в сердце пришлось исполнять роль хозяйки.

Феликс Ролстон, месяц назад пополнивший ряды женившихся убежденных холостяков, приехал вместе с новоиспеченной миссис Ролстон, бывшей мисс Фезеруэйт, которая управляла им железной рукой. Купив Феликса своими деньгами, она решила найти ему как можно более выгодное применение и, мечтая затмить весь мельбурнский свет, настояла на том, чтобы Феликс занялся изучением политики. По ее замыслу, во время следующих выборов он должен был попасть в парламент. Сначала Феликс взбунтовался, но сдался, когда обнаружил, что, спрятав среди парламентских бумаг увлекательную книгу, можно проводить время с приятностью, а заодно и без особых усилий заработать репутацию усердного труженика. Они привезли с собой Джулию, и эта юная особа решила стать второй миссис Фретлби. Взаимностью ей не ответили, но она, подобно англичанам под Ватерлоо, не зная о поражении, неустрашимо продолжала осаду сердца мистера Фретлби.

Доктор Чинстон приехал отдохнуть и на время забыл про своих беспокойных пациентов и бесконечные обходы больных. Молодой англичанин по фамилии Петерсон, любитель путешествий; пожилой колонист, полный воспоминаний о былых днях, когда «богом клянусь, сэр, во всем Мельбурне было не сыскать газовой лампы», и еще несколько человек завершали компанию. Все они ушли в бильярдную, оставив Мадж дремать в удобном кресле.

Вдруг она услышала шаги у себя за спиной, вздрогнула и, повернувшись, увидела Сал Роулинс в опрятном черном платье с кокетливым белым чепцом и фартуком и с открытой книгой в руке. Мадж была так благодарна Сал за спасение Брайана, что взяла ее к себе горничной. Мистер Фретлби поначалу и слышать не хотел, чтобы эта падшая женщина приближалась к его дочери, но Мадж твердо решила спасти несчастную от жизни во грехе, которой та жила, и со временем он неохотно согласился. Брайан тоже возражал, но и он сдался, увидев, что Мадж делала это от всего сердца. Матушка Побируха тоже сначала была против, охарактеризовав эту затею словами «чертов обман», но и она уступила. Так Сал стала горничной мисс Фретлби, которая тут же взялась подтягивать хромающее образование девушки, начав учить ее читать.

В руках Сал держала сборник упражнений по орфографии.

— Кажется, я уже выучила, мисс, — почтительно промолвила она, когда Мадж посмотрела на нее.

— В самом деле? — улыбнулась та. — Скоро вы научитесь читать.

— Читать это? — спросила Сал, указав на «Тристан, романтическая история, сочинение Зои».

— Вряд ли! — ответила Мадж, с видимым отвращением поднимая книгу. — Я хочу, чтобы вы выучили английский, а не мешанину из разных наречий, как в этом романе. Но сейчас слишком жарко для уроков, — продолжила она, откидываясь на спинку кресла, — так что садитесь, давайте поговорим.

Сал послушалась, и Мадж вновь устремила взгляд на великолепный цветник и черную тень высокого вяза, который рос на краю газона. Она хотела задать Сал один вопрос и не знала, как начать. В последнее время постоянная угрюмость и раздражительность Брайана очень беспокоили ее, и с присущей ее полу проницательностью Мадж чувствовала, что причиной этого косвенно является женщина, умершая в трущобах. Снедаемая желанием разделить с Брайаном тревогу и облегчить ему ношу, она решила расспросить Сал об этой загадочной женщине и по возможности узнать тайну, которую та передала Брайану и которая так глубоко тронула его.