Она рассчитывала, что упоминание об убийце как-то изменит лица остальных. Но они продолжали так же доброжелательно смотреть на Эмили.
Мужчина с окладистой бородой и глубоким шрамом поперек шеи одобрительно кивнул:
– И ты не боишься высказать своё мнение нашему верховному гуру. Твой бунт в часовне уже стал легендой. Моё почтение!
Остальные рассмеялись, в то время как Эмили по указанию Мерлина села рядом с Рафаэлем. Драугр подмигнул ей, словно она вовремя пришла на весёлое театральное представление.
– Большое спасибо, Эмили, – сказал Мерлин и так быстро рухнул на своё место, что кудряшки его, как маленькие летающие червячки, заплясали в воздухе. – И тебе, Расмус, почтение, за твою реплику, с которой все здесь, очевидно, согласны. Прежде чем мы начнём занятие, мы все тоже представимся, чтобы Эмили получила представление о том, куда она попала.
– В чистилище, – Расмус ухмыльнулся, обнажив ряд золотых зубов.
Эмили улыбнулась. Ему не хватало только попугая на плече и деревянной ноги – тогда из него получился бы отпетый пират.
Мерлин быстро взглянул на него.
– Веди себя прилично, чтобы не опуститься на более низкий уровень, – с лёгкой иронией произнёс он. – В моей прежней жизни я был психологом – профессия, которая для меня всегда много значила. К сожалению, мои попытки вылечить себя самого не увенчались успехом. Как, впрочем, можно видеть, – он прикоснулся рукой к виску и конфузливо скривился в дежурной улыбке. – Во всяком случае, теперь я здесь, а почему именно, ещё не выяснил. Возможно, чтобы передать вам знания, или, по крайней мере, чтобы сопровождать вас на вашем пути. И мне это невероятно нравится.
Все зааплодировали, затем слово взял Расмус. В былые времена он ходил в море, пока его не обокрали в тёмном переулке и не убили. Мореплаватель с гордостью показал шрам на шее и глубокие порезы на руках, которыми он перехватил нож убийцы.
– Я защищался до конца! – с довольным видом заявил он. – И тут всё то же самое – я снова защищаюсь, только от вонючих цветов на своей могиле. И выступаю против глупости. Она, к сожалению, процветает ещё больше, чем раньше, даже неживых не обходит она стороной.
Эмили подхватила его смех, затем выслушала остальных, которые представлялись друг за другом. Была тут Смилла, утонувшая в озере двести лет назад, и все эти годы, как она проснулась здесь, у бедняжки мокрые волосы. Хубертус и Альфонс – их жизнь унесла чума, подружились они уже на кладбище. Аурелия – тело её было прозрачным, как туман, а голос звучал, как северный ветер. Максиме, погибшая при пожаре, её обуглившаяся кожа и пустые глазницы выглядели просто ужасно. И Пиппо, мальчик лет десяти, своими широкими штанами и покроем сюртука с блестящими пуговицами он напомнил ей Доджера из Оливера Твиста. Этот тоже не признавал чужую собственность, поскольку всю жизнь был вором, пока не замёрз где-то на улице – невероятно много лет назад.
Эмили старалась запомнить имена всех участников, хотя при таком количестве новых лиц и историй это было нелегко. Наконец Мерлин с энтузиазмом хлопнул в ладоши, вскочил и вернулся с блюдом, полным яблок.
– Проведём эксперимент с яблоками, – воскликнул он, остановившись перед Эмили. Остальные начали тихонько хихикать, словно о чём-то догадываясь, ей пока не известном. Хитрые и даже злорадные огоньки в глазах Расмуса заставили её нервно выпрямить спину. – Вопрос, который будет тебя беспокоить в ближайшее время, таков: «Что это значит – быть духом?» Может быть, ты уже нашла ответ на этот вопрос?
Эмили пожала плечами:
– Иметь возможность быть невидимой?
Мерлин кивнул:
– Наряду с прочим – да, но я сейчас не об этом. Мой вопрос затрагивает всё в целом, понимаешь?
– Нет, – созналась она, – ни малейшего представления.
Мерлина это, казалось, не остановило.
– Я с радостью покажу это на практике. Возьми яблоко. Попробуй его. – Он показал на блюдо с фруктами. До сих пор Эмили не испытывала ни голода, ни жажды. Но при виде спелых яблок у неё проснулся аппетит. Девочка выбрала самое красивое яблоко, надкусила – и задохнулась от удушья.
– Отвратительно, – вырвалось у неё. Девочка-дух с отвращением выплюнула откусанный кусочек – на языке её спелое и аппетитное яблоко превратилось в золу.
Остальные с сочувствием вздохнули, а Мерлин с таким удовлетворением посмотрел на неё, словно выражение её лица по шкале отвращения достигло максимального значения.
– В самом деле? Это если рассматривать его с точки зрения человека. Но если посмотришь на это яблоко как дух, то почувствуешь больше, чем просто золу. Яблоко – это больше, чем живописная форма, так же, как и ты сама. Не позволь золе ввести тебя в заблуждение. Почувствуй то, что в ней содержится, особенно обращай внимание на всё, что невозможно увидеть.
Эмили вздохнула. Только этого не хватало: дегустация гадких на вкус фруктов в кругу неживых под присмотром суицидального экс-психолога. Но выбора не было. И Мерлин, и другие смотрели на неё с таким интересом, что стало ясно: она не сможет покинуть помещение до тех пор, пока не удовлетворит их любопытство. Сделав над собой усилие, девочка вновь откусила кусочек яблока. На этот раз она старалась игнорировать отталкивающую горечь и сконцентрировалась на том, чтобы не воспринимать вкус золы. Сначала ей показалось, что, несмотря на усилия, ничего иного на языке она не ощущает. Было так противно, что подступила тошнота. Но Эмили заставила себя продолжить. Мерлин внимательно наблюдал за ней. Она не позволит себе проявить слабость перед этим хиппи с кудряшками и… Тут девочка-дух ощутила, что горечь на языке растворилась. Внезапно появилось что-то другое. Она почувствовала на своей коже солнечные лучи, дождь, ветер и тени облаков, услышала, как совсем рядом пролетают маленькие птички. И осознала и полностью прочувствовала его – лето, которое собралось в этом яблоке и теперь ароматным радостным теплом растекалось по её телу.
Эмили ошеломлённо посмотрела на Мерлина.
– У тебя отняли многое, – с улыбкой сказал он ей. – Но одновременно ты получила в подарок новый мир. Думай об этом всегда, когда в течение следующих недель будешь наталкиваться на ограничения. И почувствуешь его. Верь мне.
С этими словами он отставил блюдо и начал опрашивать остальных об особых впечатлениях, подмеченных после предыдущего занятия.
Эмили некоторое время заинтересованно прислушивалась, всё ещё находясь под впечатлением опыта с яблоком и вкуса лета на языке. Но через некоторое время этот вкус улетучился, и ей стало всё труднее концентрироваться. Какими бы интригующими ни были все эти истории, чем дольше длилось занятие, тем чаще она возвращалась мыслями к записке в кармане. Тысяча чертей! У неё есть задачи поважнее, чем рассиживать здесь, пробовать на вкус лето и беседовать о внутреннем мире. Ей надо найти ловца мертвецов, убедить его взяться за её обучение и, наконец, разобраться с Одержимым, который гоняет её вдоль и поперёк по всему кладбищу. Эмили со вздохом смотрела на дверь и с трудом подавляла желание вскочить и отправиться по своим делам. Ей было ужасно неловко, потому что остальные так дружелюбно приняли её. Но хотелось по-настоящему только одного – как можно быстрее исчезнуть отсюда.
– Эмили!
Рафаэль толкнул её в бок, а имя яркой молнией прорезало и прояснило мысли. Она растерянно подняла глаза – все взгляды были направлены на неё.
Мерлин засмеялся.
– Мне кажется, мы уже на первом заседании ввели тебя в транс, – усмехнулся он. – Я задал всем вопрос, что вас больше всего обременяет в вашем существовании в образе духов. Не хотела бы ты ответить?
У Эмили уже готово было вырваться короткое «Нет», но она вовремя прикусила язык. Ей хотелось, по крайней мере, постараться не ударить участников группы обухом по голове. Мгновение она раздумывала.
– Что я в этих дурацких шмотках благословила всё бренное.
Расмус громко рассмеялся, а Максиме с пониманием кивнула.
– Как хорошо я тебя понимаю, – голос её прозвучал тепло и душевно и в то же время уверенно. – Я бы тоже хотела ещё разок покрыть ногти лаком, прежде чем со мной произойдёт то, что произошло.
Эмили посмотрела на Рафаэля.
– Максиме не знает, как она выглядит, – прошептал он Эмили, когда слово взял Расмус и никто уже не обращал на них внимания. – Она верит, что всё ещё так же хороша, как при жизни. Мерлин в течение многих лет старается подвести её к правде, но бедняжка всякий раз принимает своё отражение в зеркале за розыгрыш или шутку.
Эмили ещё очень хорошо помнила испытанный ею ужас, когда впервые увидела себя в стекле кладбищенского фонаря, – глаза светятся зелёным огнём, кожа серебристая, почти белая. Она понимала, почему Максиме бежит от правды.
– Мне знакома эта проблема, – сказала Смилла и кивнула Эмили. – Ты не поверишь, как мне действуют на нервы мокрые волосы. Но хочу тебя утешить. Должна быть хоть какая-то возможность покрасить одежду.
Тут Пиппо покачал головой.
– Это слухи. Я попробовал и сжёг при этом пальцы. Только очень немногие, очень мощные духи могут иногда надеть что-нибудь другое. Для большинства из нас данный костюм, к сожалению, окончательный, включая волосы. – Он с сочувствием посмотрел на дикие патлы Эмили, но тут слово вновь взяла Максиме.
– Но у тебя действительно прекрасная причёска. Уникальная!
Эмили вежливо улыбнулась и была рада, что слово взяла Аурелиа и заговорила о своём туманном теле.
Уникальная! – именно это слово произнесла Софи, когда опустила фен в тот вечер, в канун Хэллоуина. Эмили так ясно видела её перед собой, что дыхание снова перехватило.
– Эмили, всё в порядке? – На этот раз к действительности её вернул не локоть Рафаэля. Голос Мерлина был так нежен, что она подняла голову. Казалось, её потянули за невидимые нити. – Внезапно ты посмотрела так серьёзно. О чём ты сейчас подумала?
Эмили хотела солгать, чтобы стряхнуть с себя собственную печаль. Но Софи так отчётливо стояла у неё перед глазами, что на ложь не хватило бы никаких сил.