Судя по выражению лица Бальтазара, ему тоже не слишком нравилась такая погода. Но теперь, когда он взглянул на Эмили, в его глазах читалась насмешка.
– Так оно и есть, – ответил он. – В нём больше жизни, чем в любом человеке, а что такое жизнь, если не огонь? Многие из вас чувствуют это уже при жизни. А другие… ну да. Другим для этого требуется намного больше времени.
Эмили засопела.
– Если бы я знала это заранее, я осталась бы в своём склепе. Ты уже целую вечность гоняешь меня по городу, а я даже не знаю, куда мы идём, и каждая проклятая капля выжигает внутри меня пылающие канавки. Это вовсе не удовольствие, могу тебя заверить.
– А ты здесь вовсе не для своего удовольствия. Поэтому перестань ныть и ворчать, как живой человек. Ты им больше не являешься.
Эмили сжала зубы. Ему не надо было ей об этом напоминать, и дождю тоже. Она каждый раз чувствовала боль, когда вспоминала о том, как дядя приходил на её могилу. И всякий раз ощущала тот холод, который лежал между нею и миром живых, тот жуткий холод, преодолеть который было практически невозможно.
Даже если когда-нибудь Эмили суждено будет вернуться в мир людей – она ведь знала! – если даже это случится, всё равно ей захочется вглядываться в тени чаще других, и она будет помнить обо всех чудесах, что её окружали здесь, и о царстве, в котором всё возможно.
– Ты ведь всегда так делала, – сказал Бальтазар, вклиниваясь в её мысли. – Единственное различие состоит в том, что теперь ты делаешь это осознанно. А знание предполагает одиночество. Это ты должна понимать.
Эмили вздохнула. Она давно уже не возмущалась, когда он читал её мысли. С одной стороны, потому что это было просто бессмысленно. С другой – он ещё никогда не использовал свой дар ей во вред.
– Тебе легко говорить. Вампиры ведь не такие слепые, как люди.
– Да, – подтвердил он её слова, – но вампиры видят всё, а это тоже не так просто. Не забудь: всегда существовали люди, которые могли жить в разных мирах, осознанно или нет. Так, как это делают ваши рассказчики историй, открывающие ворота, которые ни один волшебник никогда не смог бы открыть, и таким образом вылечивающие оба мира. Разве твой отец не говорил тебе этого? Разве он не был тем человеком, который научил тебя всматриваться в темноту? И разве он тебе таким образом, наряду с тоской, не подарил ещё и надежду?
Эмили пожала плечами.
– Но я не рассказчик историй. Я только…
– Оставь это, – строго перебил он её. – Ты уже достаточно долго являешься моей ученицей, чтобы никогда не произносить предложений, подобных этому. Ты воительница, которая никогда не сдастся, и не важно, какой бы враг ни противостоял тебе, ты обладаешь упорством, которое поражает даже меня. Никто не знает, какие ещё дороги тебе предстоит пройти, но ты пока – меньше всех, но и упорнее всех. И твоё знание о потустороннем мире – это проклятие, не спорю. Но это и дар, которым наделяют немногих. И кому ещё, как не такой упрямице, как ты, обладать им!
Эмили ничего не оставалось, как ответить на его улыбку. Она достаточно часто жаловалась на строгость Бальтазара, на его упрямую твёрдость и жесткость в общении. Она жаловалась и ныла, как правило, когда силы её были на исходе. Но случались и такие моменты – такие, как сейчас, когда двумя фразами ему удавалось рассеять её мрачные мысли и вернуть уверенность. Прежде так легко это удавалось только её отцу!
И если бы кто-нибудь ей сказал, когда она впервые увидела Бальтазара, что точно так же, как об отце, она будет думать об этом угрюмом вампире, девочка-дух сочла бы его сумасшедшим.
– Очевидно, да, я в самом деле невероятно упряма, – только и сказала она. – Иначе вряд ли последовала бы за вампиром в самые мрачные уголки Парижа.
Между тем они действительно оставили за спиной оживлённые улицы и находились теперь в довольно неприглядном, диковатом и неухоженном жилом квартале. Стены домов здесь были все в граффити. Стёкла в окнах на нижних этажах разбиты.
– Злу не нужна темнота, – возразил Бальтазар. – Самые ужасные поступки совершаются при ярком свете!
Не говоря больше ни слова, он завернул в проулочек и остановился на задворках мрачного безлюдного дворика.
Когда Эмили вернулась в свой человеческий образ, она обхватила себя руками. Сверху, как глаза мертвецов, смотрели на неё со всех сторон чёрные оконные стекла.
– Где мы находимся? – спросила она, и Бальтазар вопросительно взглянул на неё. Он молчал, словно был очень удивлён. Затем наклонил голову – движение, которое ещё более усиливало настойчивость его удивлённого взгляда.
– Ты и в самом деле не знаешь?
Он спросил это тихо и так серьёзно, что Эмили огляделась ещё раз. Справа от неё стояли переполненные контейнеры с мусором. Перед ними лежали пластиковые пакеты, земля была усыпана банками из-под пива и разорванными газетами. Дождь мутным ручейком стекал в крышку полуоткрытого люка. Другой конец двора Эмили почти не могла различить, так там было темно и странно… неподвижно…
Девочка прищурилась, и когда её взгляд проник в эту поразительную неподвижную тьму, в голове вспыхнуло воспоминание. Эту тьму она уже видела однажды. В тот раз из неё сформировался призрак в образе высокого мужчины… И вот он пошёл ей навстречу… Эмили охватила паника, она отступила на шаг, и перед её мысленным взором возникла сцена с Асмароном.
Бальтазар привёл её на место гибели!
– Что это значит? – у неё задрожали колени, девочка-дух ничего не могла с этим поделать.
Бальтазар всё ещё стоял неподвижно прямо перед ней, его взгляд охватывал её, как объятие. Без единого слова он внушил ей, чтобы она не падала, а продолжала стоять.
– Ты так долго, так лихорадочно ждала этого момента, – спокойно произнёс он. – Ты так настойчиво тренировалась, чтобы добиться этого. И теперь хочешь убежать?
Эмили сглотнула.
– Ты полагаешь, я готова к встрече с Асмароном?
– Если ты не готова к этому сейчас, то никакие тренировки в мире ничего уже не изменят. Асмарон мастерски умеет заметать следы, это мы вновь и вновь наблюдали в течение последних недель. Даже лучшим из моих людей не удалось почувствовать его. И всё-таки у него есть следы. И мы можем пройти по ним.
Эмили пришлось преодолеть себя, чтобы подойти к вампиру и вернуться в сумерки мрачного двора, во тьме которого ей пришлось встретить смерть. И когда девочка-дух остановилась возле Бальтазара, колени её больше не дрожали.
– И мы хотим отыскать его следы именно здесь? С той ночи прошло так много времени. Не думаю, что мы найдём здесь хоть что-нибудь, что я смогла бы вспомнить.
– Мы ищем не обычные следы, – возразил Бальтазар. – Их Асмарон не оставил, иначе мы бы уже давно нашли его. Твою жизнь он запрятал так глубоко внутрь себя, что мы не можем её даже почувствовать. Нет, мы ищем нечто такое, что присуще каждому живому существу, каждой твари, что невозможно скрыть, это запах самых глубоких внутренностей.
– Звучит аппетитно, – пробормотала Эмили. – Запах метана и гниющих внутренних органов.
Бальтазар вздохнул:
– Иногда хотелось бы, чтобы в тебе было поменьше цинизма, прозаической прямолинейности и однозначности. Я говорю не о смертных телах. Я говорю о том, что вечно. Многие называют это душой, или сущностью, или внутренним «я». И нам сейчас совершенно безразлично, как это называть. То, чем мы являемся на самом деле, наша основа. И это очень трудно ощутить. Особенно если кто-то всё делает для того, чтобы это надёжно спрятать, а Асмарон именно это и делает. До сих пор я вместе с помощниками искал его, но совершенно безрезультатно. Однако ты можешь найти его следы… Ведь ты ощущала его совсем близко!
– Я бы так не сказала. Он убил меня почти сразу. И, честно говоря, я не многое почувствовала вблизи.
– Собственная смерть может повлиять на восприятие. Особенно у вас, людей. Но я знаю, как себя чувствуешь, убивая кого-то. Одно могу сказать: каждая из моих жертв так же приблизилась ко мне, как и я – к ней. Мы встречаем друг друга на пороге между жизнью и смертью, и то, что мы там видим, невозможно скрыть никаким колдовством. Это аналогично тому самому мгновению, когда отправляешь мертвеца обратно в его царство, только в тысячу раз сильнее.
Эмили пожала плечами.
– Возможно, конечно, но я не могу вспомнить это мгновение.
– Именно поэтому мы здесь, – возразил Бальтазар. – Это место больше, чем просто площадка, где ты умерла. Здесь ты встретила Асмарона, здесь ты посмотрела на него, помнишь ты это или нет. И потому это место, эта точка станет для тебя не концом, а началом. Магическими приёмами я отправлю тебя назад в твоё предсмертное состояние и буду сопровождать тебя там уже как девочку-духа. И ты найдёшь то, что мы ищем!
Эмили охватил ужас:
– Ты ведь понимаешь, что Систериус сделал то же самое тогда, на собрании объединения неживых? Это было ужасно, ещё раз испытать собственную смерть. Всё, что я чувствовала, был ужас и страх.
– Именно на это Систериус и рассчитывал, – ответил Бальтазар. – Не забывай: за всеми его масками Систериус – всё ещё бывший ловец, охотник. А сейчас ты заблуждаешься, потому что в борьбе с Асмароном несмотря на панику ты нашла в себе силы, о которых до этих пор, возможно, даже не подозревала. Ты защитила жизнь, которая в тебе ещё есть. Успешно защитила. С тех пор произошло многое. Тебя обучили магии и искусству борьбы, ты развила свои тонкие способности и научилась слышать промежуточные звуки – обучили всему тому, что происходит на самом деле и чего не видно за масками и тьмой. Систериус заставил тебя всё это пережить, чтобы напугать тебя. А теперь ты изменилась, и у тебя есть цель.
Эмили могла представить уйму всего, что была бы готова сделать, вместо того чтобы ещё раз пережить свою собственную смерть. Её пробирал озноб при одной мысли о том, как она падала на этот асфальт, сломленная, сделавшись безжизненным телом в руках Асмарона. Но с той минуты девочка-дух прошла трудный путь, и она не свернёт с дороги, особенно теперь, когда может наконец найти след, который приведёт её к убийце. Отбросить страх! Здесь ему больше не место!