Тайна Эмили — страница 46 из 63

Крыша была ещё тёплой от падавших на неё солнечных лучей. Пахло весной, да так интенсивно, что Эмили захотелось глубоко вдохнуть. Только это была не она, а Валентин. Это его глазами смотрела она на подступающую ночь. А он, казалось, не придавал никакого значения всем этим чудесам. Он стоял неподвижно и в упор смотрел на могилу, которая располагалась наискосок от склепа. Эмили чувствовала запах земли, ещё свежей и влажной, и крест на могиле был из дерева – два признака того, что тут кто-то похоронен совсем недавно. Вокруг лежали цветы, а одна белоснежная роза покоилась высоко на кресте. Обычно Эмили надо было наклоняться, чтобы узнать, что написано на могильной плите или табличке. Но зрение у Валентина было лучше, чем у неё, и стоило ей поднять голову, сомнений не осталось – на кресте было его имя.

Эмили рассчитывала, что испытает то же недоверие или разочарование, как и сам Валентин, когда он читал своё имя – вновь и вновь. Но всё, что она почувствовала, это было жёсткое пульсирующее упрямство за его лбом. Так похоже на него! Любой нормальный дух был бы, по крайней мере, потрясён, если бы стоял впервые перед собственным захоронением, но синьор Супер-гордыня чувствовал только одно: закипающий гнев из-за того факта, что он не сумел избежать смерти и что-то вышло не по его сценарию.

И только когда послышались приближающиеся шаги, Валентин вышел из полного оцепенения, однако сделал это не с присущей ему холодностью и чувством превосходства. К изумлению Эмили, он весь съёжился, а когда шаги стали отдаляться от склепа, он упал на колени и сжался в комочек, как загнанный зверь. Эмили ощущала, как он борется с искушением ещё раз взглянуть на могилу. Наконец он упёрся руками в крышу и поддался этому импульсу.

Возле его могилы стояла девочка лет одиннадцати с длинными светлыми волосами, которые плавными волнами струились по спине. Девочка в упор смотрела на крест – точно так же, как это только что делал Валентин. Красота её была своеобразной – неброская, но утончённая, гордая и одновременно невероятно хрупкая. Когда Эмили заглянула в её светлые глаза, то сразу поняла: это сестра Валентина. Девочка сняла с креста увядшую розу и положила на то же место другую – свежую. Эмили вдруг поняла, что сестра Валентина делала это до сих пор каждый день, и содрогнулась, когда лепестки увядшей розы медленно посыпались на могилу. Она почувствовала глубокое испепеляющее горе этой девочки, потому что по щеке её не катилось ни одной слезинки. Эмили ведь тоже так и не смогла заплакать во время похорон отца. И она отлично знала, что бушевало теперь в душе этой девочки.

Валентин медленно поднялся. Эмили не знала, была ли это его собственная потребность или её потребность в нём – желание протянуть девочке руку и утешить её, пусть даже лёгким дуновением ветра возле её щеки. Валентин уже сделал шаг вперёд – и тотчас замер, едва сестра повернула голову в его сторону. Ищущим взглядом всматривалась она в сумерки, словно почувствовала это прикосновение, о котором он только что подумал. Эмили было знакомо это чувство, которое сейчас только проснулось в нём. Она ощутила его у своей могилы, когда её дядя слепо всматривался в темноту теней. И она затаила дыхание, когда это чувство, только в тысячу раз сильнее, вспыхнуло в душе Валентина. Это был страх, такой сильный, что она упала на колени от его внезапной мощи, – безграничный страх от осознания, что после тоски о потерянной жизни его не ждёт ничего, кроме боли.

Быстро, как тень, Валентин развернулся и помчался прочь в сгущающиеся сумерки. У Эмили закружилась голова, так быстро он бежал мимо деревьев и склепов, и когда наконец, сломленный, упал он на заброшенную могилу, к нему во всей силе вернулась тоска по сестрёнке. Скользя, словно пламя, эта тоска понеслась по его венам, по его мыслям и чувствам, и Эмили тоже почувствовала боль, когда Валентин зарылся руками в землю и колкий щебень. И девочка поняла, что существует только одно чувство, которое он может противопоставить своему отчаянному страху и боли – это безграничный холод.

Мальчик всё увеличивал этот холод внутри себя – тот самый, который она так хорошо знала. Он возникал в самой глубине его разочарованной души и – жуткий и светлый – проносился по всем его венам, по всем клеточками его тела. Эмили отпрянула от этого холода, который отравлял её, словно яд.


И вот она вновь оказалась в церкви. Валентин, как и она, стоял на коленях, но не видел её. Он сидел там и тяжело дышал, погружённый в собственные мысли. И в то самое мгновение, когда глаза его окрасились в серебристый цвет, в его теле погасла магия Эмили. Валентин резко отдёрнул руки. Его громкий крик – яркое крещендо из огня и льда – разорвал переплетение их заклинаний.

Эмили подхватила ударная волна. Она упала на пол так сильно, что прокусила губу. Кровь полилась в горло, но боли не ощущалось. Девочка поднялась, покачиваясь, подошла к Валентину и посмотрела на него сверху вниз: тот лежал без сознания на осколках льда. Всё это время он боролся не с ней, как она думала, во всяком случае, не только с ней. На самом деле каждую секунду он сражался с самим собой.

– Вот чем ты, оказывается, занимаешься, как только я ухожу и упускаю тебя из виду, – раздалось неожиданно у неё за спиной.

Испуг был удивительно лёгким, приглушённым. Оборачиваясь, Эмили уже знала, кто говорит с ней. Хотя разглядела Бальтазара она лишь после того, как тот вышел из тени. Осколки льда хрустели у него под ногами. На мгновение наставник напомнил девочке могущественного короля из великого ледяного королевства, о котором она когда-то читала. Его взгляд был, однако, тёплым, казалось даже, что в нём промелькнуло что-то похожее на гордость. Но когда в поле его зрения попал Валентин, привычное пренебрежение отпечаталось на лице вампира.

– Ты придаёшь огню и разрушению самую красивую церковь Парижа, – пробормотал он. – И сражаешься с этим слабоумным.

– Он не слабоумный. Во всяком случае не только это, – возразила Эмили, сама не веря, что со всей серьёзностью защищает Валентина.

– Его одного достаточно, чтобы усложнить мне жизнь. Охотников я больше не встретил, но зато поблизости болтались ловцы из Объединения неживых. Мне пришлось приложить все усилия, чтобы обвести их вокруг пальца. Этот паршивец проделал большую работу. Хорошо, что он лежит теперь в собственной ловушке. Нам пора! Мы заставляем Асмарона слишком долго ждать нас.

Дыхание Эмили вновь участилось – наконец она может продолжить охоту! Но девочка не отрывала глаз от Валентина. Бальтазар прав, парень оказался паршивцем. Её бы вполне устроило оставить его тут лежать, чтобы ловцы Объединения неживых смогли его обнаружить. Без сомнения, на её месте он поступил бы именно так! Но сейчас другой случай – так она думала – Валентин потерян, а потерянных не выдают!

Говорить не пришлось. Как обычно, Бальтазар прочёл её мысли. И смотрел на неё в упор – во взгляде его читалась смесь отвращения и беспомощности. Наконец он покачал головой и вздохнул так глубоко, сбивая с души каменный щебень.

– Люди… – только и пробормотал он.

Он подхватил Валентина под руки и потащил, как мешок с цементом, к исповедальне. Едва тот втиснулся в это маленькое пространство и прислонился к стенке, Бальтазар отшатнулся и пулей вылетел из исповедальни, словно увидел воочию все самые ужасные грехи, которые когда-либо совершили люди. Эмили посмотрела на Валентина. Пока мальчик спал, выглядел он довольно мирно. Она тихонько убрала ему со лба прядь волос, и тот улыбнулся, словно его лицо погладили лепестком розы.

Затем девочка задёрнула занавеску, и в то же мгновение с лица её исчезли даже намёки на нежность. У Эмили больше не было времени смотреть на спящих ангелов. Этой ночью её интересовало совершенно другое.

Глава 19

– Проклятые гномы, опять навоз!

Эмили резко подняла ногу и сердито разглядывала неоново-зелёную массу, прилипшую к подошве. Слизь выглядела так, будто только что проделала путь, полный приключений, от начала до конца по пищеварительному тракту взрослого оборотня. А запах был ещё ужаснее внешнего вида. Эмили пришлось взять себя в руки, чтобы успокоить свой беспокойный фантомный желудок. Бальтазар, напротив, разглядывал девочку в это время с интересом и одновременным отвращением на лице, наблюдая, как она, прыгая на одной ноге, вытирает вторую о стену.

– Обычные гномы оставляют после себя маленькие цветные шарики, – объяснил он, словно её это действительно могло интересовать. – Они светятся в темноте, и совершенно ничем не пахнут. То, что на твоей ноге, оставили, очевидно, тёмные гномы. Они невероятно много жрут. А то, что они поедают, должно иногда выходить наружу.

– Мне абсолютно безразлично, откуда всё это происходит, – вырвалось у Эмили. – Но знаю, что это уже десятая куча, в которую я вляпалась с момента, как ты привёл меня сюда, в эту клоаку!

Вампир ответил на её сердитый взгляд совершенно спокойно:

– Мы всё ещё в катакомбах Парижа. И если бы ты больше внимания уделяла тому, что лежит под ногами, а не коридорам вокруг, то у тебя не было бы проблем с вонючей слизью.

С этими словами он продолжил путь. Эмили не оставалось ничего иного, как следовать за ним. Они уже целую вечность двигались в этом районе катакомб. И эйфория от того, что они могут, наконец, продолжить охоту на Асмарона, продлилась ровно до третьей кучи. После этого настроение её постоянно ухудшалось, приближаясь к критической точке. Один лишь след, который привёл их сюда, приносил Эмили хоть какое-то удовлетворение. По крайней мере, она могла быть уверена, что Асмарон тоже проходил через этот отвратительный туннель. Она как раз представляла, как он, во всей красе своего величия, падает в огромную зелёную зловонную кучу, когда Бальтазар внезапно остановился – девочка едва не наступила ему на пятки.

– Проклятие, что… – начала она, но вампир одним движением руки заставил её замолчать и указал вперёд. Она заметила к собственному облегчению, что в некотором отдалении впереди полуразрушенный туннель расширяется, превращаясь практически в царские палаты. Флуоресцентные растения рассеивали мягкий свет, пол был выложен каменными плитами, а стены сделаны из мрамора, который был так искусно отшлифован, что словно светился. Эмили был хорошо знаком этот мрамор – им же были покрыты стены Серого собора. Бальтазар рассказывал, что этот бесценный камень полностью покрывает крипты бывшей Гильдии, как и стены разветвлённого лабиринта подземных катакомб, скрывающихся под землёй, на которой стоит Париж. Взгляд девочки скользнул по стенам. Теперь она, по крайней мере, знала, что находится совсем недалеко от Серого собора. Но что там делает Асмарон? Что ему там нужно?