Кстати, о несогласии Катукова с полученными приказами и распоряжениями относительно действий танковых войск в тех боях говорит лично написанное им позже донесение, где он откровенно высказал вышестоящему начальству то, что он думал: «Посылка в лобовые удары танков на артиллерию противника неправильна, сколько бы нас ни ругали»[397].
История, как говорят, случайностей полна. Как знать, чем могло обернуться для Катукова буквальное выполнение приказа Рокоссовского, особенно если вспомнить, что тем же вечером 23 июля танки 9-й немецкой тд нанесли контрудар и прошли как раз через район действий 1 ТК под Сомово, Уж пришлось бы ему тогда как минимум лично вести бой в составе своего экипажа. Немудрено было и погибнуть в такой обстановке. Но Катуков приказа не выполнил. Может потому, что в те дни болел. Может потому, что вдобавок хорошо представлял, к каким последствиям и для него самого, и для вверенных ему войск может привести подобное управление. В любом случае для такого неподчинения приказу у него была не только веская причина, но и подходящий повод… Катуков болел, находясь на КП в Лебяжьем, был там все дни операции (согласно отчёту штаба 1 ТК) и явно не управлял своими бригадами «личным руководством из боевых порядков». Может, потому и жив остался. Случись ему пойти в тот день в бой в танке да оказаться на пути немецкого контрудара вечером, кто знает, не лишилась бы опергруппа Брянского фронта в один день сразу двух командиров танковых корпусов. Но больной Катуков благоразумно остался на КП.
Была ли гибель Лизюкова случайностью? Думаю, что здесь лучшим ответом было бы сказать, что и да, и нет. К гибели командира 2 ТК привела цепь случайностей, и тем не менее изначально она была вызвана принятым им самим решением на проведение ночного рейда корпуса в ночь на 22 июля 1942 года. Именно это решение в конечном итоге привело его одинокий КВ к позициям немецких противотанковых орудий утром 23 июля.
Кстати, роковые случайности преследовали тогда и противника. В день гибели Лизюкова контрудар 9 тд из района Сомово возглавил командир 33-го танкового полка дивизии полковник Рёдлих. В силу описанных выше причин Катуков лично не участвовал в бою и избежал прямого столкновения с атакующими его бригады вражескими танками. Контрудар немецкого танкового полка достиг намеченной цели, и возглавивший его командир имел все основания для того, чтобы быть довольным и действиями своих танкистов, и достигнутыми результатами. Полк подавил встретившееся на пути сопротивление наших частей, занял намеченный район и был готов к новому боевому применению. Сам же полковник после завершения контрудара вылез из танка победителем и поехал на машине в штаб, чтобы спланировать намечавшееся на следующий день наступление. Но судьба уготовила ему совсем другую участь.
На раскисшей после дождя дороге водитель полковника не справился с управлением, машина заскользила по русской грязи, пошла юзом по склону, да и завалилась в овраг вместе со всем своим содержимым. В результате Рёдлих получил несовместимые с жизнью травмы и умер прямо накануне запланированного на следующий день контрудара дивизии! Это была нелепая и бесславная смерть бравого вояки и опытного офицера, заслужившего рыцарский крест, побывавшего во многих боях и переделках, а погибшего так глупо.
В тот же день, как свидетельствуют трофейные документы, полковник Рёдлих был похоронен со всеми воинскими почестями на «кладбище павших героев» в Землянске[398]. И хоть его судьба нас не интересует, тем не менее отметим попутно, что и о несчастном случае, и о похоронах полковника осталось упоминание в документах.
На следующий день тяжёлое ранение получил уже сам командир 9 тд генерал Байслер. Осколок разорвавшегося поблизости снаряда угодил ему в ногу, когда организованное сопротивление на пути немецких танков по высотам, казалось, было уже подавлено, и генерал продвигался по просёлку на машине. Байслера на самолёте отправили в госпиталь, а дивизию принял командир мотопехотной бригады[399]. В тот же день были убиты два командира артиллерийских дивизионов и полностью разгромлена прикрывавшая фланг дивизии мотопехотная рота, из которой назад выбралось лишь 8 человек — неслыханные до того в дивизии потери![400] (Немцы не знали тогда, что 55 человек из этой роты попали в плен — также не виданный до того разовый успех наших частей в летних боях 1942 года на Брянском фронте![401]) 28 июля погиб командир 541-го пехотного полка 387 пд полковник Лангсдорф[402], прославившийся в дивизии своей личной храбростью.
Так, постепенно, но неуклонно слабела сила ударных немецких дивизий, из строя выходило всё больше опытных солдат и офицеров, найти достойную замену которым становилось всё труднее. Слабели и немецкие пехотные дивизии, потери которых в боях становились всё больше, а пополнение всё скуднее. Общие потери немецких частей в боях против опергруппы Брянского фронта за период с 21 по 28 июля 1942 года составили приблизительно 3250 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести[403]. По немецким меркам — очень тяжёлые потери.
Увы, потери наших войск были гораздо больше. Только по стрелковым частям потери за этот же период составили около 19 500 человек[404]. (Шкала оценок тяжести потерь советского командования, судя по всему, заметно отличалась от немецкой. К тому же в штабе опергруппы оптимистично считали, что противник понёс потери большие, чем части опергруппы…[405]) Из данных по санитарным потерям следует, что только за период с 21 по 26 июля в госпитали из частей опергруппы Чибисова поступило 12 471 раненых[406]. Но боевые действия продолжались и 27, и 28 июля. По имеющимся официальным неполным данным, стрелковые части потеряли 1565 человек убитыми[407]. Примерно 6 тысяч наших военнослужащих пропали без вести. Значительная часть из них попала в плен, остальные погибли, но при этом не были учтены в документах как погибшие. По немецким данным, в боях с 21 по 26 июля в плен попало 2643 советских бойцов, командиров и политработников (по другим данным — 2785[408]), а на поле сражения «было насчитано около 5500 убитых солдат противника»[409].
После боёв 21–28 июля 193 и 284 сд оказались настолько обескровленными, что командование Брянского фронта было вынужденно снять их с фронта, после чего они были отправлены в глубокий тыл на пополнение и восстановление. Справедливости ради надо сказать, что к началу наступления обе эти дивизии уже вели боевые действия (284 сд три дня обороняла Касторное, а затем выходила из окружения, 193 сд два дня воевала в составе 5 ТА), но именно операция опергруппы Чибисова подорвала их боеспособность окончательно.
Из 8 танковых и 2 мотострелковых бригад, участвовавших в боях (без учёта танковых бригад 7 ТК, принявших участие лишь в контрударе 25 июля), данные о безвозвратных потерях есть только по 7 бригадам (нет данных по 27 тбр, 1 и 2 мсбр). Суммарные цифры только безвозвратных потерь личного состава по этим бригадам составляют 635 человек[410]. Можно предположить, что с учётом трёх оставшихся бригад, из которых две были мотострелковыми, безвозвратные потери танковых и мотострелковых частей опергруппы составили около 800–850 человек. (Только по неполным данным штаба 1 ТК, общие потери корпуса в той операции составили 820 человек[411].) Если же принять во внимание среднестатистическое соотношение раненых к убитым и умершим как 3 к 1 (оно зачастую было и выше), то общие потери 1 и 2 ТК, 118 и 201 тбр убитыми, ранеными и пропавшими без вести могли составить не менее 2500 человек.
С учётом же 59 тбр, танковых и мотострелковой бригады 7 ТК, артполков, а также различных спецчастей опергруппы Брянского фронта её общие потери в операции превысили 21 000 человек, что оказалось почти в 7 раз больше, чем у противника. Такова была цена «перемалывания» врага — термин, к которому зачастую прибегали (и до сих пор прибегают!) некоторые историки, пытаясь найти какой-то положительный смысл даже в провальных операциях. На самом деле говорить здесь о каком-либо положительном значении той операции, с моей точки зрения, нельзя вообще, ибо чтобы вывести из строя одного вражеского солдата, наши войска теряли чуть ли не по семь своих. Надо прямо сказать, что в таких операциях советское командование безжалостно перемалывало не столько противника, сколько свой собственный народ.
Как можно сейчас оценить решение Лизюкова совершить рейд 2 ТК в ночь на 22 июля? Основываясь на документах и анализе произошедших событий, можно прийти к выводу, что это решение всё-таки было ошибочным. В обстановке, когда у командиров бригад не было времени, чтобы как следует проработать задачу, довести её до подчинённых и, самое главное, спланировать наступление, организовать связь, взаимодействие и чёткое управление своими частями в условиях темноты на совершенно незнакомой местности, ночной рейд корпуса вместо мощного удара по врагу вылился в спонтанные, плохо организованные и разрозненные действия, а для 148 тбр обернулся трагедией.
Ввод в прорыв и наступление танкового корпуса в глубине обороны противника сами по себе являлись сложными элементами самостоятельной боевой операции даже в светлое время суток. Ночью же, когда у командиров не было возможности как следует сориентироваться на огромных похожих друг на друга полях, эти сложности ещё более усугубили и без того трудное положение, в котором оказались прорвавшиеся вперёд подразделения, поставив выполнение полученного ими приказа на грань провала.