Тайна голландских изразцов — страница 31 из 53

Последней в коробке оказалась любительская фотография (ах да, фотоаппарат, купленный мальчику, чтобы отвлечь от других, мрачноватых хобби): Андрей не сразу понял, что на ней, а когда понял, скривился: мальчишеская рука то ли с бородавкой, то ли с родинкой между пальцами держала замученную мертвую кошку. Андрей отвел глаза, чтобы не вникать в детали экспериментов, но набор «Юный химик» явно пришелся пареньку по вкусу. Первые горючие смеси. Первые обугленные жертвы. И зачем ему это? Он вздохнул, кивнул ошеломленному находкой сержанту. Пора было выполнять обещание и вести парня ужинать. Однако аппетита у обоих явно поубавилось.

– Я заберу фотографию, – сказал Андрей.

– А остальное? – кивнул сержант на птичьи останки и детский рисунок.

Андрей на секунду задумался:

– Оставь здесь. К делу это все равно не пришьешь.

* * *

Он хотел улететь первым самолетом, но опоздал. Пришлось коротать пару часов в буфете Кольцова. Голова после вчерашних возлияний раскалывалась: сержант оказался настоящим уральским парнем и алкогольный удар держал на «отлично». А напиться хотелось обоим – на душе после найденной коробчонки было муторно. Сдуру он решил набрать начальство – отчитаться, так сказать.

– Анютин, – ответил полковник.

– Как у вас там, в столицах? – начал Андрей.

– В столицах у нас дураки и пробки, что на Уральщине? – живо откликнулся шеф.

– Воскресшие из мертвых, – мрачно сказал Андрей.

– Ты что, пил? – подозрительно спросило начальство и даже по привычке шумно втянуло воздух, пытаясь учуять угарный дух.

Андрей усмехнулся: начальство у нас, конечно, вездесуще, но даже оно вряд ли сможет что унюхать на разделяющем их расстоянии в тысячи кэмэ.

– Нет. Точнее, да, но постфактум, так сказать. Помните, пироман? Огненный Славик?

– Ну. Допросил? Нашел пламенного – прости за каламбур – последователя?

– Нет, – буркнул Андрей. – Славик-то, оказывается, по официальным данным, год как покойник. Пожар на зоне.

– Даже так?

– Да, так. Бедствие, согласитесь, в чисто пироманской стилистике. Народу погибло много, и тела опознавали наверняка поверхностно, даже документы как следует не выправили…

– Ладно, давай короче, – поторопил его полковник. Андрей услышал, как на другом конце трубки хлопнула дверь: кто-то вошел с докладом. Он живо представил себе, как полковник, придерживая трубку полным плечом, делает знаки, чтобы вошедший присел на ближайший к начальницкому креслу стул за длинным столом.

– Одним словом, после массовой гибели зэков в пожаре Славика видела невеста. Точнее, не видела, а…кхм… ощущала.

– Чего?!

Андрей торопливо продолжил:

– Она потеряла зрение, но тактильно очень хорошо его помнит, у них там случилась ночь любви, так вот она заявляет, ошибки быть не может…

– Ошибки быть не может? – прервал его ласковым голосом Анютин, а Андрей и сам не заметил, как рефлекторно втянул голову в плечи. – Ты что, Яковлев, – заорала трубка, – паленой уральской водкой траванулся?! Ты чего несешь? Какая, на хрен, невеста?! Что она там, на хрен, ощущала?! Да еще тактильно?!

– У слепых обычно… – начал Андрей, но полковника было уже не остановить.

– Призраков ощущают! Истеричные барыньки в период климакса! Или у тебя теперь такое ноу-хау?! Как ни расследование, так восставший из мертвых?

– «Хау ноу», – мрачно ответил Андрей, сдаваясь. – Ладно, шеф. Пошел я. У меня посадка скоро.

– Да. И давай, отоспись в самолете-то! Чтоб в Москву мне приехал уже без видений, понял?!

Анютин отключился без «до свидания», а Андрей прикрыл глаза – в башке гудело. И внезапно снова их распахнул, уставившись на стойку кафе. Что-то не сходилось в этой истории с невестой… Он нахмурился: вспомнил свою неловкость, когда пошел тогда за пепельницей, нежную кожу вокруг глаз, незащищенную очками, когда она поворачивалась в профиль, руки… И вдруг вскочил, схватил зимнюю куртку со спинки стула и быстрым шагом направился вон из аэропорта, на ходу набирая номер на мобильнике.

– Нужна помощь, – сказал кратко, услышав слабый стон вместо приветствия и с удовлетворением заметив, что молодняк держит алкогольный удар все-таки хуже старой гвардии в его лице.

* * *

На этот раз они поднялись в квартиру на Уктусской улице вместе. Еву решили не предупреждать, рассчитывая, так сказать, на эффект неожиданности.

– Кто? – спросил хриплый со сна голос за дверью.

– Свои, – ответил Андрей.

– Свои в это время еще досыпают, – недовольно произнесла Ева, но дверь открыла.

– Привет, – сказал Андрей, глядя на сутулую фигурку с небрежно зачесанными назад сальными волосами. – Прости.

– За что? – над темными очками показалась удивленно приподнятая бровь.

– А вот за это. – Андрей сдернул очки с тонкого носа.

– Ой! – Ева быстро прикрыла ладонями глаза. Но было поздно.

– Так я и думал. – Андрей удовлетворенно кивнул. – Покалякаем?

Ева мрачно посторонилась, пропуская их внутрь. Андрей на секунду замер: может, сразу отвезти на допрос? Но передумал: пусть этим займется сержант – и ему в радость, и Андрею – экономия времени (следующий рейс на Москву был через три часа, и он надеялся на этот раз таки оказаться на борту аэрофлотовского самолета).

Ева же прошла в комнату и села, подобрав под себя ноги, на так и не застеленную со вчерашнего дня тахту. Подняла глаза на Андрея – они у нее оказались вполне выразительными: серыми и очень неглупыми.

– Как вы поняли? – тихо спросила она.

– Вот. – Он показал на стул, опрокинутый им вчера. – Слепые организовывают свое пространство таким образом, чтобы ни на что не натыкаться. Но тебе, казалось, было все равно, что стул стоял по дороге к твоей пачке сигарет и форточке. Плюс – твои руки.

Ева вытянула вперед кисти, оглядела с отстраненным любопытством:

– А что в них не так?

– У тебя шрамы – только от ожогов. Но ты же недавно стала слепой, да и живешь одна… Получается, должны быть и синяки, и следы порезов. А их нет.

Ева хмыкнула. Медленно, не без грации встала, сама взяла сигареты, молча предложила Андрею и подпиравшему стенку сержанту. Оба отрицательно помотали головами.

– И еще, – Андрей дотронулся до кожи на виске, – когда ты села на диван вчера, повернувшись к окну, у тебя чуть дернулась кожа… вот здесь, у глаза. Была б ты слепой, мускулы бы не сократились, реагируя на свет.

Ева затянулась, усмехнувшись:

– Не повезло. Напала на столичного шпика. Наши-то, местные, всю историю скушали, не подавились.

– Ну, это, положим… – заступился за своих сержант, но Ева и бровью не повела.

– Мой коллега, – с нажимом поддержал честь мундира Андрей, – указал мне вчера на то, что ваши родители служат в мэрии. Значит, имеют связи. Не так сложно подкупить окулиста и выписать липовое свидетельство. Особенно над созданием мизансцены «внезапно ослепшая дочь» они не работали – были уверены, что и так сойдет. Очки, белая трость – вот и весь антураж. Даже не предложили переехать к ним, что было бы естественно, ослепни ты на самом деле. Но я не мог понять, зачем это все, поэтому попросил сержанта Котова поднять дела по поджогам за последние месяцы. И вот что выяснилось: в твоем районе было взорвано пять машин. Все автомобили старые, так что никто особенно шума не поднимал. Но случилась неприятность: рядом с последней машиной проходила Астафьева Варвара Григорьевна восьмидесяти лет – старушка вечерами привыкла кормить местных бродячих кошек. И от взрыва кроме множества мелких ранений получила инфаркт. Скончалась на месте. Это грозило тебе уже не только штрафом или парой показательных дней в камере. Это, Ева, уже убийство, хоть и непреднамеренное. Тут можно огрести приличный срок, учитывая, что ты со своими пироманскими шалостями стоишь на учете лет с пятнадцати. Вот тут-то и пришлась кстати слепота: зрячая ты вполне могла организовать этот взрыв, но слепая – уже нет, верно? Поэтому в твоем направлении и копать не стали.

Ева пожала плечами, но промолчала.

– Быть слепой оказалось очень удобным. Можно без опасений предаваться своему хобби. Можно даже напустить еще больше туману, «оживив» бывшего жениха и маньяка. Пусть гоняются за покойником и не трогают бедного инвалида по зрению.

Ева отвела глаза, а Андрей кивнул уже своим мыслям. Несмотря на полный восхищения взгляд сержанта, он чувствовал себя круглым идиотом.

– Забирай ее, – сказал он, на прощание пожав руку Котову. – Я на такси до аэропорта доберусь.

И, больше не взглянув на Еву, вышел из квартиры.

Маша

Маша возвращалась усталая, но довольная после очередного дня, проведенного в архиве. Она накопала адрес того единственного дома, что не продал Менакен, прежде чем навсегда исчезнуть в неизвестном направлении. Завтра, говорила она себе, открывая тяжелым ключом дверь в свой номер, она поедет в Брюгге. И то давно пора – жемчужина, как говорят, европейской архитектуры. Именно Брюгге, а вовсе не Питер называют у них тут Северной Венецией. Маша щелкнула выключателем и – замерла на пороге. Что за черт?!

На постели, накрытой бордовым покрывалом, были разложены, по пять в ряд, изразцы. Она сделала шаг им навстречу. Моргнула. Перевела взгляд на темно-серое небо за окном. Обратно на бордовое покрывало. Это были они. «Ее» дети. Играющие в волчок, бегущие ловить рыбу, бросающие мяч. Маша сглотнула, подошла к постели и медленно вынула листы-копии. Просмотрела их один за другим, сверяя. Все были тут. Только теперь настоящие, благородно поблескивающие белым фаянсом в свете электрических ламп, с синим рисунком, выполненным легкой порхающей кистью профессионала. Маша протянула руку, недоверчиво дотронулась до прохладной гладкой поверхности. Ну, здравствуйте, дети. Где же вы были? Кто вас принес? Впрочем, что за глупый вопрос? Их принес тот, кто украл. А вот что по-настоящему любопытно: зачем? Она посмотрела на стену, увешанную по привычке записями, картинками, фотографиями. Кто бы ни был тот человек, что вернул изразцы, он знал, над чем она работает.