— А вы не считаете, что сначала лучше позвонить?
Ну конечно, лучше было позвонить. Прошествовать по всей деревне с чемоданом в руке — это совсем нежелательная сенсация, способная вызвать лишь брожение умов.
Я отворил калитку и вошел в дом. В полной безопасности — из гостиной с закрытой дверью — я позвонил и сообщил о находке.
Инспектор Слак ответил, что мигом подскочит — лично.
Он явился в самом сварливом состоянии духа.
— Значит, мы-таки его раскопали, а? — выпалил он. — Не следовало бы вам, сэр, запираться. Если у вас есть основание предполагать, что вы знаете о местонахождении данного предмета, полагается доложить об этом кому следует.
— Да это была чистая случайность, — сказал я. — Неведомо откуда у меня вдруг возникла идея.
— Хороша сказочка, да верится с трудом, — сказал инспектор Слак. — Почти три четверти мили пробирались лесом, вышли точно на место и прибрали его к рукам.
Я мог бы изложить инспектору Слаку шаг за шагом те рассуждения, которые привели меня на нужное место, но он в кратчайшее время добился обычного результата — вывел меня из себя. Я промолчал.
— Ну, — сказал инспектор Слак, глядя на чемодан с неприязнью и притворным безразличием, — пожалуй, можно взглянуть, что там внутри, раз уж на то пошло.
Он прихватил с собой связку ключей и проволоку. Замок был самый простенький. Через две секунды чемодан открылся.
Не знаю, что мы ожидали там увидеть — что-нибудь сенсационное, должно быть. Но первое, что нам бросилось в глаза, был засаленный шерстяной шарф. Инспектор вытащил его. За ним последовало сильно поношенное пальто, некогда темно-синего цвета. Далее была извлечена клетчатая кепка.
— Ну и тряпье, — заметил инспектор.
Там еще оставалась пара стоптанных, сбитых башмаков. На самом дне лежал сверток, завернутый в газету.
— Крахмальная рубашка, не иначе, — язвительно проронил инспектор, разрывая газету.
Тут он ахнул от неожиданности.
Ибо в свертке оказалось несколько простеньких вещиц из чистого серебра и круглая чаша из того же металла.
Мисс Марпл пронзительно вскрикнула, узнав их.
— Прибор для пряностей! — воскликнула она. — Прибор для пряностей полковника Протеро и чаша Карла Второго. Ну кто бы мог подумать!
Инспектор стал красным как рак.
— Значит, вот в чем было дело, — пробормотал он себе под нос. — Грабеж. Но чего-то я тут не понимаю. Никто не заявлял о пропаже.
— Возможно, пропажа еще не обнаружена, — предположил я. — Не думаю, чтобы эти вещи все время были в ходу, слишком уж большая ценность. Возможно, полковник Протеро держал их в запертом сейфе.
— Надо это выяснить, — сказал инспектор. — Я немедленно иду в Старую Усадьбу. Теперь понятно, почему доктор Стоун отсюда смылся. Убийство, переполох, расследование — он и струсил, что мы докопаемся до его делишек. Его имущество запросто могли подвергнуть обыску. Он велел девушке спрятать вещи в лесу, и вместе с ними — одежду, чтобы переодеться. Он собирался вернуться тайком и забрать добычу, а она оставалась здесь для отвода глаз. Что ж, это, пожалуй, к лучшему. Отводит от него подозрение в убийстве. В этом он не замешан. У него была своя игра.
Он побросал вещи в чемодан и удалился, отказавшись от предложенного мисс Марпл стаканчика хереса.
— Ну вот, одна тайна разгадана, — сказал я со вздохом облегчения. — В этом Слак совершенно прав: к убийству Стоун не имел никакого отношения. Все объясняется наилучшим образом.
— На первый взгляд, может быть, и так, — сказала мисс Марпл. — Хотя никогда нельзя быть в полной уверенности, не правда ли?
— Полное отсутствие мотивов преступления, — напомнил я ей. — Он получил то, что хотел, и уже собирался уходить подобру-поздорову.
— Да…
Было очевидно, что у нее что-то на уме, и я глядел на нее не без любопытства. Мисс Марпл поспешила ответить на мой молчаливый вопрос; она говорила с живостью, словно оправдываясь:
— Конечно, я ничего не понимаю. Я такая бестолковая. Я только хотела узнать… кажется, это серебро — большая ценность, или я ошибаюсь?
— Такая чаша продавалась недавно больше чем за тысячу фунтов, насколько я помню.
— То есть — ценность не только в самом металле, да?
— Отнюдь — они имеют ценность для коллекционеров, для знатоков.
— Так я и думала. Сразу такие вещи продать не удастся, и, даже если удастся найти покупателя, дело надо держать в тайне. Я хочу только сказать, что, если бы о краже стало известно и поднялся бы большой шум — вещи вообще нельзя было бы продать.
— Я не совсем понимаю, что вы хотите сказать, — признался я.
— Я знаю, что ничего не умею толком объяснить. — Она еще больше разволновалась, чувствуя себя виноватой. — Но мне кажется, что такие вещи нельзя просто украсть. Есть только один способ — заменить их копиями. Тогда кража некоторое время не будет раскрыта.
— Весьма хитроумная идея, — сказал я.
— Это единственный правильный способ, верно? А ежели так, то вы совершенно правы — как только подмена удалась, нет никакого резона убивать полковника Протеро — скорее наоборот.
— Бесспорно, — сказал я. — Я так и говорил.
— Да, только мне показалось… конечно, откуда мне знать… полковник Протеро всегда сообщал заранее, что собирается сделать, а порой и вовсе до дела не доходило, но он сам сказал…
— Что?
— Что собирается оценить все эти вещи, вызвать оценщика из Лондона. Для завещания — нет, это когда человек умирает… ах да, для страховки. Кто-то ему посоветовал непременно их оценить. Он очень много говорил, как, мол, важно это сделать. Конечно, я не знаю, договорился ли он с оценщиком, но если он успел…
— Понимаю, — сказал я.
— Разумеется, как только эксперт увидел бы серебро, он бы узнал подделку, а тут и полковник Протеро вспомнил бы, что показывал вещи доктору Стоуну, — как знать, может быть, тогда же он их и подменил, ловкость рук — кажется, так это называется? И вот все его хитрости пошли бы прахом.
— Я понимаю вашу мысль, — сказал я. — По-моему, надо выяснить все сейчас же.
Я еще раз подошел к телефону. Через несколько минут меня соединили со Старой Усадьбой, и я мог поговорить с Анной Протеро.
— Нет, ничего особенного. Инспектор еще не прибыл? А! Значит, он скоро будет. Миссис Протеро, вы не могли бы сказать мне, производилась ли когда-либо оценка имущества в Старой Усадьбе? Что вы сказали?
Я выслушал ее ответ, точный и ясный. Поблагодарив, я повесил трубку и обернулся к мисс Марпл.
— Все теперь ясно. Полковник Протеро вызвал оценщика на понедельник — то есть на завтра — для оценки имущества. Из-за смерти полковника все пришлось отложить.
— Значит, мотив для преступления был, — мягко заметила мисс Марпл.
— Мотив, предположим, был. А что еще? Вы запамятовали. Когда прозвучал выстрел, доктор Стоун только встретился с Лоуренсом и Анной или перебирался через перелаз.
— Да, — задумчиво произнесла мисс Марпл. — Значит, он вне подозрений.
Глава 24
Я возвратился домой — в кабинете меня уже поджидал Хоуз. Он нервно шагал взад-вперед по комнате, а когда я вошел, вздрогнул, как подстреленный.
— Прошу прощенья, — сказал он, отирая пот со лба. — Последнее время нервы у меня никуда не годятся.
— Дорогой друг, — сказал я, — вам непременно нужно уехать, переменить обстановку. Иначе вы тут у нас совсем расклеитесь, нельзя же так.
— Я не могу покинуть свой пост. Нет, на это я ни за что не пойду.
— Да это же ничего общего не имеет с дезертирством! Вы больны. Я уверен, что Хэйдок меня поддержит.
— Хэйдок? Хэйдок! Разве это врач? Деревенский лекарь, невежда.
— Мне кажется, вы к нему несправедливы. Он всегда считался замечательным профессионалом.
— Да? Возможно. Не спорю. Но мне он не по душе. Однако я пришел совсем не за этим. Я пришел спросить, не сможете ли вы сегодня вечером произнести проповедь вместо меня. Будьте так добры, — я… я сегодня не смогу говорить, честное слово.
— Безусловно! Я и службу за вас отслужу.
— Нет, нет. Я хочу служить сам. Я себя прекрасно чувствую. Просто при одной мысли, что нужно подняться на кафедру, и все глаза будут устремлены прямо на меня…
Он закрыл глаза и сглотнул, словно у него комок застрял в горле.
Мне было совершенно ясно, что с Хоузом творится что-то неладное. Должно быть, он угадал мои мысли — открыв глаза, он поспешил сказать:
— Со мной все в порядке. Только вот головные боли чудовищные, настоящая пытка. Простите, вы не могли бы дать мне стакан воды?
— Сейчас, — сказал я.
Я сам пошел и налил воды из-под крана. Звонить прислуге в нашем доме — занятие совершенно безнадежное.
Я принес ему воду, он поблагодарил меня. Потом вынул из кармана маленькую картонную коробочку, достал оттуда капсулу из папиросной бумаги и проглотил ее, запив водой.
— Порошки от головной боли, — пояснил он.
Вдруг меня осенило, — а что, если Хоуз сделался наркоманом? Это объяснила бы многие странности в его поведении.
— Я надеюсь, вы не слишком ими увлекаетесь, — сказал я.
— Нет, что вы, нет. Доктор Хэйдок меня предостерег. Но порошки просто чудодейственные. Снимают боль как рукой.
И впрямь, он на глазах успокоился, овладел собой.
Он поднялся.
— Значит, вы возьмете на себя вечернюю проповедь! Это будет истинное благодеяние, сэр.
— Тут и говорить не о чем. Но я непременно хочу снять с вас и службу. Отправляйтесь домой и отдохните. И не возражайте. Ни слова — все решено.
Он снова стал меня благодарить. Потом сказал, избегая моего взгляда, уставившись в окно за моей спиной;
— Вы сегодня были в Старой Усадьбе, правда, сэр?
— Да.
— Простите меня — но… за вами посылали?
Я удивленно взглянул на него, и он залился краской.
— Прошу прощенья, сэр. Я просто подумал, что выяснилось что-нибудь еще, и миссис Протеро послала за вами. Что-нибудь новое…
В мои намерения вовсе не входило удовлетворение любопытства Хоуза.