— Да, — сказала она, — чего-то не хватает. Красный сафьяновый футляр, на нем были инициалы Р. В. К. Это либо небольшой несессер[62], либо большой футляр для драгоценностей, я видела его в руках горничной.
— Ага! — воскликнул Пуаро.
— Но ведь, наверное… — сказала Кэтрин. — Я… разумеется, не знаток подобных вещей, но, раз горничная и футляр для драгоценностей исчезли одновременно, напрашивается вполне определенный вывод, так ведь?
— Вы думаете, что горничная его и украла? Нет, мадемуазель, это не так, у нас имеется веское доказательство, — включился в беседу комиссар.
— Какое?
— Горничная осталась в Париже.
— Мне бы хотелось, чтобы вы сами выслушали показания проводника, — доверительно обратился комиссар к Пуаро. — Они весьма любопытны.
— Мадемуазель, без сомнения, тоже захочет послушать, — сказал Пуаро. — Вы не против, мосье комиссар?
— Нет, — ответил комиссар, который на самом деле был против, и даже очень. — Нет, разумеется, нет, мосье Пуаро, — как вам будет угодно. Вы уже закончили здесь?
— Да-да. Только одну минутку.
Пуаро как раз переворачивал пледы и теперь поднес один к окну и внимательно его рассматривал.
— Что там такое? — спросил мосье Ко коротко.
— Четыре каштановых волоса, — ответил Пуаро и наклонился к мертвой. — Да, они с головы мадам.
— Ну и что? Вы полагаете, это важно?
Пуаро положил плед на сиденье.
— Что важно, а что нет, пока никто сказать не может, поэтому нельзя пренебречь ни одним даже самым мельчайшим фактом.
Все возвратились в первое купе, и через минуту появился проводник.
— Вас зовут Пьер Мишель? — начал комиссар.
— Да, мосье комиссар.
— Я попросил бы вас повторить этому господину, — он указал на Пуаро, — то, что вы рассказывали мне, — историю о том, что произошло в Париже.
— Слушаюсь, мосье комиссар. Это было после того, как мы отъехали от Лионского вокзала. Я пришел стелить постели, думая, что мадам пошла в ресторан, но ей принесли обед в купе. Мадам сказала мне, что ей пришлось оставить горничную в Париже и поэтому стелить нужно только одну постель. Она взяла корзину с обедом и ушла в смежное купе и сидела там, пока я стелил постель; потом она велела мне не будить ее рано утром, потому что она хочет выспаться. Я сказал ей, что все понял, и она пожелала мне доброй ночи.
— Вы сами не входили в смежное купе?
— Нет, мосье.
— Вы не приметили среди багажа красный сафьяновый футляр?
— Нет, мосье, не видел.
— Мог ли в смежном купе спрятаться человек?
Проводник задумался.
— Дверь была полуоткрыта, — сказал он, — если человек стоял за дверью, мне его не было бы видно, но мадам несомненно увидела бы его, когда входила в купе.
— Именно так, — сказал Пуаро — что-нибудь еще можете добавить?
— Думаю, это все, мосье, я больше ничего не припомню.
— Ну а что было этим утром? — подсказал Пуаро.
— Как приказала мадам, я не беспокоил ее. Мы были уже почти возле Канна, когда я рискнул постучать в дверь. Не получив ответа, я открыл ее. Леди как будто бы спала, я тронул ее за плечо, чтобы разбудить, и тут…
— И тут вы все и увидели, — помог ему Пуаро. — Tres bien. Полагаю, я выяснил все, что хотел.
— Могу ли я надеяться, мосье комиссар, что меня не обвинят в халатности, — жалобно сказал проводник, — такое дело, и в «Голубом экспрессе»! Это ужасно.
— Успокойтесь, — сказал комиссар, — мы будем действовать в интересах правосудия и постараемся избежать огласки. Я не вижу оснований обвинять вас в халатности.
— Мосье комиссар так и доложит Компании?
— Конечно, конечно, — нетерпеливо заверил его мосье Ко. — Все будет в порядке.
Проводник ретировался.
— Согласно медицинскому заключению, — продолжил комиссар, — смерть наступила до того, как поезд прибыл в Лион. Кто же убийца? Из рассказа мадемуазель очевидно, что убитой предстояла встреча с мужчиной. То, что она отпустила горничную, весьма показательно. Сел ли этот мужчина в поезд в Париже? Прятала ли она его в смежном купе? Если действительно так и было, они могли поссориться и он мог убить ее в припадке ярости. Это один вариант. Второй же, и более вероятный: по-моему, нападение совершено грабителем, ехавшим этим поездом; он прокрался по коридору не замеченный проводником, убил ее и убежал с красным сафьяновым футляром, в котором, без сомнения, были драгоценности немалой стоимости. По всей вероятности, он сошел с поезда в Лионе, и мы уже затребовали по телеграфу подробное описание всех, кто сходил на этой станции.
— Он мог доехать и до Ниццы, — заметил. Пуаро.
— Мог, — согласился комиссар, — но это была бы уж слишком большая наглость.
Пуаро помедлил минуту, прежде чем сказал:
— Если мы остановимся на втором варианте, как, по-вашему, этот убийца — банальный грабитель?
Комиссар пожал плечами.
— Пока непонятно. Нам необходимо задержать горничную, возможно, все же она взяла красный сафьяновый футляр с собой. Если так, тогда в деле замешан человек, о котором убитая рассказывала мадемуазель Грей, и тогда это — преступление на почве страсти. Сам я думаю, что более реален вариант с поездным грабителем. Эти бандиты совершенно обнаглели в последнее время.
Пуаро вдруг взглянул на Кэтрин.
— А вы, мадемуазель? — спросил он. — Вы ничего не видели и не слышали этой ночью?
— Ничего, — ответила Кэтрин.
Пуаро обернулся к комиссару.
— Я полагаю, больше нет нужды задерживать мадемуазель, — заметил он.
Комиссар кивнул.
— Мадемуазель оставит свой адрес? — сказал он.
Кэтрин назвала виллу леди Тамплин. Пуаро сказал с легким поклоном:
— Вы позволите, мадемуазель, повидать вас снова? Или у вас так много друзей, что свободного времени совсем не найдется?
— Напротив, — сказала Кэтрин, — у меня будет масса свободного времени, и я буду очень рада увидеть вас снова.
— Чудесно, — сказал Пуаро, — это будет «roman policier» a nous. Мы будем расследовать это дело вместе.
Глава 12На вилле «Маргарита»
— И вы оказались в эпицентре событий! — с завистью сказала леди Тамплин. — Как волнительно, моя дорогая!
Она распахнула свои фарфоровые глаза и легонько вздохнула.
— Не что-нибудь, а настоящее убийство, — с упоением добавил мистер Эванс.
— Ну конечно, Пончику даже в голову такое не пришло, — продолжала леди Тамплин, — он просто представить себе не мог, чего от вас хочет полиция. Как вам повезло, дорогая! Я надеюсь, знаете ли… я очень надеюсь, что из этого можно кое-что извлечь. — Расчетливый взгляд чуть подпортил выражение простодушия, светившегося в голубых глазах.
Кэтрин почувствовала легкое смущение. Ленч заканчивался, и она еще раз оглядела сидевших за столом: леди Тамплин, переполненную практическими планами, мистера Эванса, сияющего благодушной наивностью, и Ленокс с непонятной улыбкой на смуглом лице.
— Потрясающая удача, — прожурчал Пончик, — жалко, что мне нельзя было пойти с вами и посмотреть на… на вещественные доказательства, — добавил он с детским огорчением.
Кэтрин промолчала. Полиция не взяла с нее слова молчать о случившемся, да и не имело смысла скрывать от хозяйки дома общеизвестные факты. И все же Кэтрин очень жалела, что завела разговор на эту тему.
— Да, — сказала леди Тамплин, внезапно оторвавшись от своих грез, — я действительно надеюсь кое-что из этого извлечь. Небольшое сообщение, знаете ли, умно составленное. Чтобы чувствовалась женская тонкость, и не забыть об «эффекте присутствия»: «Как я-беседовала с покойницей», что-нибудь вроде этого, знаете ли.
— Вздор! — сказала Ленокс.
— Вообразите только, — мечтательно проворковала леди Тамплин, — газеты просто вцепятся, ведь это сенсация. Написать, конечно, должен кто-нибудь известный в обществе, вам самой, Кэтрин, дорогая, не стоит браться за это дело. Просто изложите мне факты, и я все устрою, мосье де Хэвиланд мой близкий друг. Мы понимаем друг друга с полуслова. Блестящий человек… совсем не похож на газетчика. Как вам моя идея, Кэтрин?
— Я предпочла бы ничего такого не затевать, — решительно воспротивилась Кэтрин.
Леди Тамплин несколько опешила от столь категоричного отказа. Она вздохнула и принялась снова расспрашивать:
— Вы говорите, очень яркая женщина? Интересно, кто бы это мог быть? Вы не знаете, как ее зовут?
— Ее имя называли, — кивнула Кэтрин, — но я не могу вспомнить. Я ведь была очень расстроена.
— Еще бы! — сказал мистер Эванс. — Такое пережить!
Даже если бы Кэтрин и вспомнила имя, она вряд ли в этом призналась бы, ей было очень не по себе от допроса, учиненного леди Тамплин. Ленокс, по-своему наблюдательная, заметила это и предложила Кэтрин подняться наверх — показать ей ее комнату; уходя, Ленокс не преминула ласково заметить:
— Не обращайте внимания на маму, она из тех пиявочек, которые если уж начнут пить кровь, то высосут все до капельки.
Когда Ленокс спустилась вниз, мать и отчим обсуждали гостью.
— Выглядит прилично, — вынесла вердикт леди Тамплин, — весьма прилично. Одета прекрасно. Это ее серое — та же модель, что у Глэдис Купер[63] в «Пальмах в Египте».
— Ты заметила, какие у нее глаза? — прервал ее мистер Эванс.
— Ее глаза здесь совершенно ни при чем, Пончик, — отрезала леди Тамплин, — мы говорим о костюме, это действительно важно.
— Да, конечно, — поспешил согласиться мистер Эванс, быстренько прячась в свою скорлупу.
— Она не кажется мне слишком… податливой, — заметила леди Тамплин, с трудом подобрав нужное слово.
— «Она держится как подобает истинной леди», — усмехнулась Ленокс, — так, кажется, пишут в романах?
— Ограниченная, — пробормотала леди Тамилин, — но при той жизни, какую она вела, это неизбежно.
— И ты конечно же приложишь все силы, чтобы развить ее, — продолжала с усмешкой Ленокс, — но это будет не просто. Сейчас, как видишь, она уперлась всеми четырьмя копытами, прижала уши и ни с места.