[66], чтобы пообедать и успеть на девятичасовой поезд с Северного вокзала. У конторки я увидел женщину, в которой сразу узнал горничную миссис Кеттеринг. Я подошел к ней и спросил, здесь ли остановилась миссис Кеттеринг?
— Да, да, конечно, — сказал ван Олдин. — Точно. И она сказала вам, что Рут поехала дальше до Ривьеры, а ее отослала в «Ритц» ждать дальнейших указаний?
— Именно так, сэр.
— Это очень странно, — сказал ван Олдин. — В самом деле, очень странно, если только эта женщина не надерзила Рут или что-нибудь вроде того.
— В таком случае миссис Кеттеринг немедленно бы ее рассчитала и велела бы отправляться назад в Англию, а не стала бы посылать в «Ритц».
— Не стала бы, — кивнул миллионер.
Он хотел добавить что-то еще, но сдержался. Ван Олдин очень ценил Найтона и вполне ему доверял, но не в его правилах было обсуждать с секретарем личные дела своей дочери. Неискренность Рут больно ранила его, и эта случайная информация будила дурные предчувствия. Почему Рут сплавила свою горничную в Париж? Что толкнуло ее на такой странный поступок? Ван Олдин невольно подумал о том, какие необъяснимые совпадения подчас случаются в жизни. Разве могла Рут предположить, что первым человеком, с которым столкнется ее горничная в Париже, окажется его личный секретарь? Но случилось именно так, и именно так все выяснилось. Ван Олдин поморщился от последней мысли, она возникла в его сознании сама собой. А что, собственно, выяснилось — спросил он себя и тут же разозлился — зачем играть с самим собой в прятки, ведь ясно, что тут опять замешан Арман де ла Рош. Горько было сознавать, что его дочь обманута таким человеком, однако нельзя было не признать, что Рут угодила в достойную компанию: многие благородные и умные дамы не могли устоять перед обаянием графа. Мужчины видели его насквозь, но женщины — другое дело.
Ван Олдин подыскивал слова, чтобы усыпить подозрения секретаря.
— У Рут всегда семь пятниц на неделе, — заметил он и добавил с деланной небрежностью: — Горничная ничего не говорила… э… почему у Рут изменились планы?
Найтон ответил, стараясь, чтобы его голос прозвучал как можно естественней:
— Она сказала, сэр, что миссис Кеттеринг неожиданно кого-то встретила.
— Неужели?
Натренированное ухо секретаря уловило нотки напряжения.
— Понимаю… мужчину или женщину?
— Помнится, она сказала, мужчину, сэр.
Ван Олдин кивнул, худшие опасения подтвердились, он поднялся со стула и принялся мерить шагами комнату, как делал всегда, когда волновался. Не в силах больше сдерживаться, он разразился гневной тирадой:
— Есть одна вещь, совершенно непосильная для всякого мужчины, — вразумить женщину. Да у них просто вовсе нет мозгов. Женская интуиция! Дай Бог, чтобы одна из десяти сумела распознать мерзавца, вот где легкая добыча для всякого смазливого, с хорошо подвешенным языком парня. Если бы я мог…
Его прервали, вошел мальчик-посыльный с телеграммой. Ван Олдин вскрыл ее, и его лицо внезапно стало белым как мел. Он ухватился за спинку стула, чтобы удержаться на ногах, и махнул мальчику рукой, чтобы тот ушел.
— Что случилось, сэр? — забеспокоился Найтон.
— Рут! — хрипло выговорил ван Олдин.
— Миссис Кеттеринг?
— Погибла!
— Крушение поезда?
Ван Олдин покачал головой.
— Нет. Ее еще и ограбили. Этого слова здесь нет, Найтон, но моя девочка была убита.
— Боже мой, сэр!
Ван Олдин указал на телеграмму пальцем.
— Это из полиции в Ницце. Я должен выехать первым же поездом.
Найтон был, как обычно, в полной готовности, он взглянул на часы.
— В пять часов с вокзала Виктория, сэр.
— Хорошо. Вы поедете со мной, Найтон. Велите Арчеру собираться и сложите свои вещи. Проследите здесь за всем. Я еще хочу зайти на Керзон-стрит.
Резко зазвонил телефон, и секретарь поднял трубку.
— Да, кто? Это мистер Гоби, сэр.
— Гоби? Сейчас я не могу с ним разговаривать. Хотя подождите, у нас еще масса времени. Пусть поднимется.
Ван Олдин был сильным человеком, он снова уже обрел железное спокойствие, никто не заподозрил бы что-то неладное, когда он приветствовал мистера Гоби.
— Время поджимает, Гоби. У вас что-нибудь важное?
Мистер Гоби откашлялся.
— Передвижения мистера Кеттеринга, сэр. Вы хотели иметь о них сведения.
— Да, и что же?
— Мистер Кеттеринг, сэр, выехал из Лондона на Ривьеру вчера утром.
— Что?
Что-то в его голосе поразило мистера Гоби. Этот достойный господин, вопреки своему обыкновению никогда не смотреть на собеседника, бросил мимолетный взгляд на миллионера.
— Каким поездом он поехал? — спросил ван Олдин.
— «Голубым экспрессом», сэр.
Мистер Гоби опять откашлялся и сообщил часам на каминной полке:
— Мадемуазель Мирей, танцовщица из «Парфенона», выехала тем же поездом.
Глава 14Рассказ Ады Мейсон
— У меня не хватит слов, мосье, чтобы описать чувство отчаянья и ужаса, которые мы все испытываем, примите наше глубочайшее соболезнование.
Так обратился к ван Олдину мосье Карреж Juge D'Instruction[67]. Мосье Ко, комиссар, сочувственно покашливал. Ван Олдин энергичным жестом отмахнулся от отчаянья, ужаса и соболезнования. Сцена происходила в полицейском участке в Ницце; кроме Каррежа, комиссара и ван Олдина здесь находился еще один человек, он-то сейчас и заговорил:
— Мосье ван Олдин желал бы действий, и быстрых действий.
— О! — воскликнул комиссар. — Я еще не представил вас. Мосье ван Олдин, это мосье Эркюль Пуаро; вы, без сомнения, слышали о нем. Хотя мосье Пуаро уже несколько лет как отошел от дел, он остается величайшим детективом современности.
— Рад знакомству, мосье Пуаро, — сказал ван Олдин, машинально приветствуя его словами, которых вот уже несколько лет никто от него не слышал. — Ушли на покой?
— Это так, мосье, теперь я наслаждаюсь жизнью, — напыщенно возвестил маленький господин.
— Мосье Пуаро по случайности тоже путешествовал «Голубым экспрессом», — пустился в объяснения комиссар, — он был так великодушен, что предложил нам воспользоваться его неоценимой помощью.
Миллионер бросил на Пуаро острый взгляд и неожиданно сказал:
— Я очень богатый человек, мосье Пуаро. Говорят, что богачи привыкли считать, будто все можно купить. На самом деле это не так. Однако в своем мире — я большой человек. Один большой человек вправе просить об одолжении другого большого человека.
Пуаро удовлетворенно кивнул.
— Хорошо сказано, мосье ван Олдин. Я в вашем распоряжении.
— Благодарю вас, — поклонился ван Олдин, — скажу только, что рад принять вас в любое время и что я сумею отблагодарить вас как должно. А теперь к делу, господа!
— Я намереваюсь допросить горничную Аду Мейсон, — сказал мосье Карреж, — она с вами, не так ли?
— Да, — подтвердил ван Олдин, — мы захватили ее в Париже по дороге сюда, она очень расстроилась, услышав о смерти хозяйки, но излагает события вполне связно.
— Ну что же, пригласим ее, — кивнул мосье Карреж.
Он позвонил в звонок на своем столе, и через несколько минут появилась Ада Мейсон с покрасневшим кончиком носа, но тем не менее в безупречном траурном платье, она даже успела сменить серые дорожные перчатки на черные замшевые. В некотором замешательстве девушка обвела взглядом полицейский участок, но, увидев здесь отца хозяйки, явно успокоилась.
Судебный следователь гордился своим мягким обращением и на этот раз старался вовсю, чтобы не напугать девушку, Пуаро же помогал ему в роли переводчика, подбадривая англичанку своим дружеским тоном.
— Ваше имя Ада Мейсон: это правильно?
— Полное имя при крещении Ада Беатрис, сэр, — чопорно ответила Мейсон.
— Хорошо. Мы понимаем, Мейсон, что все случившееся очень прискорбно.
— О да, сэр. Я служила у многих леди и смею надеяться, мною всегда были довольны, я и подумать не могла, что попаду в такую историю.
— Я вас понимаю, — сказал мосье Карреж.
— Само собой, я, конечно, читала про такие вещи в воскресных газетах. И потом, я всегда знала, что эти иностранные поезда… — Она вдруг осеклась, вспомнив, что господа, с которыми она беседует, тоже иностранцы.
— Давайте поговорим о самом происшествии;— сказал мосье Карреж. — Насколько я понимаю, когда вы выезжали из Лондона, не было и речи о том, что вам предстоит задержаться в Париже.
— О нет, сэр. Мы должны были ехать прямо в Ниццу.
— А до этого вы бывали со своей хозяйкой за границей?
— Нет, сэр. Понимаете, я поступила к ней только два месяца назад.
— В самом начале путешествия ваша хозяйка вела себя обычно? Вы не заметили никаких странностей?
— Она вроде волновалась, была немного расстроена, и еще она была довольно раздражительна, ничем не угодишь.
Мосье Карреж кивнул.
— А когда вы впервые узнали, что останетесь в Париже?
— Когда мы прибыли на станцию, которая называлась Лионский вокзал, сэр. Моя хозяйка решила пойти погулять по платформе. Но только она вышла в коридор, я услышала, как она вдруг вскрикнула и тут же возвратилась в купе с каким-то господином. Она захлопнула дверь между своим отделением и моим, и поэтому я не могла ничего ни слышать, ни видеть, потом она вдруг открыла дверь и сказала мне, что у нее изменились планы. Хозяйка дала мне денег и велела собираться и ехать в «Ритц», там ее хорошо знают, сказала она, и найдут для меня комнату. Мне было велено дожидаться там дальнейших ее распоряжений. Я еле успела собрать свои вещи и выпрыгнуть чуть ли не на ходу из поезда. Ну прямо гонка какая-то.
— Пока миссис Кеттеринг беседовала с вами, где находился господин?
— Он стоял в смежном купе, сэр, и смотрел в окно.
— Можете описать его?
— Ну, вы понимаете, сэр, мне трудно было рассмотреть, он стоял спиной почти все время. Он высокий брюнет, это все, что я могу сказать, одет обычно: в синем пальто и серой шляпе.