Пуаро помолчал и спросил:
— Вы вполне представляете, о чем вы меня просите?
— Думаю, что да.
— Отлично, — сказал Пуаро. — Согласен, однако в таком случае мне нужна вся правда, о чем бы я ни спросил.
— Ну конечно, само собой разумеется.
Повадка Пуаро сразу переменилась, церемонность и вежливость как рукой сняло, он деловито осведомился:
— Это вы посоветовали дочери подать прошение о разводе?
— Да.
— Когда?
— Примерно десять дней назад. Я получил от нее письмо, в котором она жаловалась на поведение мужа, и я весьма категорично заявил ей, что развод — единственное средство.
— Что именно не устраивало ее в поведении супруга?
— Его видели всюду с этой очень знаменитой дамой… с той, о которой мы говорили… Мирей.
— Танцовщица! И мадам Кеттеринг переживала из-за этого? Она была очень привязана к мужу?
— Я бы не сказал… — процедил ван Олдин, немного помедлив.
— Страдала ее гордость, но не сердце. Это вы хотели сказать?
— Да, можно сказать и так.
— Этот брак не был счастливым с самого начала?
— Дерек Кеттеринг испорчен до мозга костей, — сказал ван Олдин, — он вообще не способен сделать счастливой женщину.
— Он, как говорят в Англии, паршивая овца в стаде. Да?
Ван Олдин кивнул.
— Tres bien![79] Вы советуете мадам подавать на развод, она соглашается, вы консультируетесь с поверенными. Когда это становится известно мосье Кеттерингу?
— Я послал за зятем и сообщил ему, каким образом намереваюсь действовать.
— И что он сказал? — мягко спросил Пуаро.
При воспоминании лицо ван Олдина потемнело.
— Он держался с дьявольской наглостью.
— Простите мне этот вопрос, мосье, но упоминал ли он графа де ла Рош?
— Не напрямую, — неохотно ответил ван Олдин, — но всячески намекал, что осведомлен об этом романе.
— Простите, а каково было финансовое положение мосье Кеттеринга на тот момент?
— Откуда мне знать? — ответил, чуть запнувшись, ван Олдин.
— Сдается мне, что вы имели сведения на этот счет.
— Ладно, ваша правда. Я выяснил, что Кеттеринг на мели.
— И теперь он наследует два миллиона. La vie…[80]странная штука, не так ли.
Ван Олдин бросил на Пуаро острый взгляд.
— Что вы имеете в виду?
— Я размышляю, философствую, ищу смысл. Однако вернемся к нашим баранам[81]. Разумеется, мосье Кеттеринг собирался защищаться в суде?
Некоторое время ван Олдин раздумывал, а потом сказал:
— Это мне неизвестно.
— Вы связывались с ним в дальнейшем?
— Нет.
Пуаро остановился, снял шляпу и протянул ван Олдину руку.
— Я должен с вами распрощаться, мосье, я не смогу ничего для вас сделать.
— Что на вас нашло? — сердито спросил ван Олдин.
— Если вы не будете говорить мне все как есть, я ничего для вас не смогу сделать.
— Не понимаю, о чем вы.
— Отлично понимаете.
— Ну ладно, — сказал миллионер, — я признаю, что не сказал всей правды. Я действительно связывался в дальнейшем с моим зятем.
— И что же?
— Я посылал к нему моего секретаря майора Пайтона, чтобы предложить сто тысяч фунтов наличными, если бракоразводный процесс состоится без защиты.
— Солидная сумма, — оценил Пуаро, — и каков же был ответ вашего зятя?
— Он послал меня к черту, — коротко ответил ван Олдин.
Пуаро ничем не обнаружил своих эмоций. Он сосредоточенно обдумывал услышанное.
— Мосье Кеттеринг сказал в полиции, что в поезде он не виделся и не разговаривал со своей женой. Вы целиком доверяете этому заявлению, мосье?
— Да, — ответил ван Олдин, — он наверняка изо всех сил старался не попадаться ей на глаза.
— Почему?
— Потому что с ним была эта женщина.
— Мирен?
— Да.
— Каким образом вам стало это известно?
— Мой человек, я нанял его следить за Кеттерингом, сообщил мне, что они оба выехали этим поездом.
— Понятно, — подытожил Пуаро. — В таком случае, он действительно не стал бы искать встречи с мадам Кеттеринг.
Маленький господин погрузился в свои мысля. Ван Олдин не стал ему мешать.
Глава 17Аристократ
— Вы бывали раньше на Ривьере, Джордж? — обратился Пуаро к своему лакею следующим утром.
Джордж был истым англичанином с каменной физиономией.
— Да, сэр, два года назад, когда служил у лорда Эдварда Фрэмптона.
— А теперь вы здесь с Эркюлем Пуаро, — прожурчал его хозяин. — Как высоко возносит некоторых судьба!
Лакей промолчал и после приличествующей паузы осведомился:
— Коричневый, сэр? Сегодня прохладный ветер.
— Там на жилете пятно, — возразил Пуаро. — Мог-ceau de Filet de sole a la Jeanette[82] угодил туда во время моего ленча в «Ритце» в прошлый вторник.
— Теперь там пятна нет, сэр, — укоризненно ответил Джордж, — я удалил его.
— Tres bien[83],— сказал Пуаро, — я доволен вами, Джордж.
— Благодарю вас, сэр.
Помолчав, Пуаро в раздумье промурлыкал:
— Представьте себе, мой дорогой Джордж, что вы принадлежите к одному кругу с вашим прежним хозяином, лордом Эдвардом Фрэмптоном, что у вас за душой ни гроша и вы женились на очень состоятельной женщине, но вдруг жена решила с вами развестись, имея на то весьма веские причины. Что бы вы, Джордж, предприняли?
— Я бы приложил все старания, сэр, чтобы жена передумала.
— Вы обошлись бы мирными средствами или прибегли бы к насилию?
Джордж был шокирован.
— Прошу прощения, сэр, — сказал он, — благородный джентльмен не станет вести себя как торговец с Уайтчепла[84]. Никаких вульгарных грубостей.
— Вы думаете? Любопытно. Ну что ж! Возможно, вы и правы.
Кто-то постучал, Джордж приоткрыл дверь. Послышался шепот, после чего лакей вернулся и протянул Пуаро сложенный листок.
— Записка, сэр.
Это было короткое послание от мосье Ко:
«Мы собираемся допросить графа де ла Рош. Судебный следователь просит Вас присутствовать».
— Скорей мой костюм, Джордж, я должен спешить.
Через четверть часа в безупречно отглаженном коричневом костюме Пуаро вошел в кабинет судебного следователя. Мосье Ко уже был там; он и мосье Карреж приветствовали Пуаро с сердечным empressement[85].
— Мы в некотором замешательстве, — признался мосье Ко, — оказывается, граф приехал в Ниццу за день до убийства.
— Хорошенькое дело, если это правда, — отозвался Пуаро.
Мосье Карреж откашлялся.
— Это алиби требует тщательной проверки, — заявил он и нажал кнопку звонка на столе.
Через минуту в комнату вошел высокий, темноволосый, с иголочки одетый, весьма надменного вида господин. Граф имел столь аристократическую внешность, что показалось бы святотатством, если бы кто-нибудь попытался заикнуться о том, что на самом деле его отец был мелким торговцем фруктами в Нанте[86]. Взглянув на графа, всякий тут же подумал бы, что множество его благородных предков безвременно сложили головы на гильотине во время Французской революции[87].
— Господа, я хотел бы знать, зачем вам понадобилось мое присутствие, — высокомерно произнес граф.
— Прошу садиться, граф, — любезно предложил судебный следователь. — У нас есть вопросы по поводу дела, которое мы расследуем, по поводу смерти мадам Кеттеринг.
— Смерть мадам Кеттеринг? Ничего не понимаю.
— Вы, граф, были… гм… знакомы с этой леди?
— Разумеется, я был знаком с ней, ну и что из этого?
Вставив монокль, он ледяным взглядом обвел окружающих, чуть дольше задержав его на Пуаро, который взирал на графа с простодушным и невинным восхищением, столь любезным графскому сердцу. Мосье Карреж откинулся на спинку стула и откашлялся.
— Вероятно, вам неизвестно, что… — он помолчал, — что мадам Кеттеринг была убита?
— Убита? Mon Dieu[88], какой ужас!
Удивление и скорбь были разыграны превосходно… настолько превосходно, что казались вполне натуральными.
— Мадам Кеттеринг была задушена в поезде между Парижем и Лионом, — продолжал мосье Карреж, — ее драгоценности были похищены.
— Какое беззаконие! — воскликнул граф с чувством. — Полиции пора приструнить этих бандитов в поездах, сегодня никто из нас не огражден от опасности.
— В сумочке мадам, — продолжал судебный следователь, — мы обнаружили ваше письмо. У вас с ней была назначена встреча?
Граф пожал плечами.
— К чему скрывать, — произнес он искренне, — кто из нас без греха. Да, у меня с ней был роман… признаю это.
— Насколько мне известно, вы встретили мадам в Париже и сопровождали ее далее, — сказал мосье Карреж.
— Поначалу мы так и договаривались, но потом мадам пожелала, чтобы я встретил ее в Гиерах.
— Вы не встречали ее поезд на Лионском вокзале в Париже вечером четырнадцатого?
— Утром четырнадцатого я приехал в Ниццу, так что быть в Париже в то время я никак не мог.
— Совершенно верно, — сказал мосье Карреж, — а теперь вспомните, где вы были в течение вечера и ночи четырнадцатого числа? Для протокола.
Граф на минуту задумался.
— Я обедал в Монте-Карло[89] в «Кафе де Пари», после этого пошел в казино, выиграл несколько тысяч франков, — он пожал плечами, — а домой вернулся около часу.
— Простите, мосье, как вы добирались домой?
— В своей машине.
— С вами никого не было?
— Никого.
— Вы могли бы предоставить свидетелей?