— А теперь?
— А теперь вы не просто зритель. То, что я скажу сейчас, прозвучит, быть может, дико, ко теперь вы похожи на спортсмена, которому выпало играть в трудном матче.
— Да, с моей хозяйкой порой бывает действительно нелегко, — сказала с улыбкой Кэтрин, — но, смею вас заверить, матч все же не настолько трудный. Я бы хотела, чтобы вы как-нибудь к нам приехали, мосье Пуаро. Уж вы-то сумеете оценить ее мужество и силу духа.
Последовало молчание — официант проворно сервировал им цыпленка en casserole. Когда он отошел, Пуаро сказал:
— Я не рассказывал вам о своем друге Гастингсе? За мою скрытность он называет меня устрицей. Eh bien, мадемуазель, в вас я встретил достойного соперника. Вы куда более скрытны, чем я.
— Ну что вы, какая чепуха.
— Эркюль Пуаро никогда не болтает чепухи. Вы гораздо больше, чем я, играете в одиночку.
Снова повисло молчание. И снова Пуаро нарушил его:
— Вы виделись с кем-нибудь из наших друзей с Ривьеры?
— Только с майором Найтоном.
— A-а. Вот как!
Что-то во взгляде Пуаро заставило Кэтрин опустить глаза.
— Значит, мистер ван Олдин в Лондоне?
— Да.
— Постараюсь на днях с ним встретиться.
— У вас есть для него новости?
— Почему вы так думаете?
— Так мне показалось.
Пуаро прищурился и внимательно взглянул на Кэтрин.
— Я вижу, что вам очень хочется о чем-то меня спросить. Так спросите! Разве дело «Голубого экспресса» не наш общий «roman policier».
— Вы угадали, я действительно хочу спросить.
— Слушаю, мадемуазель.
Кэтрин посмотрела на него с внезапной решимостью.
— Что вы делали в Париже, мосье Пуаро?
Пуаро слегка улыбнулся.
— Я звонил в русское посольство.
— О!
— Вижу, это ничего вам не говорит. Но я больше не буду устрицей. Теперь раскрываю створки, то бишь карты, чего устрицы никогда не делают. Вы, наверное, догадываетесь, что я не удовлетворен обвинением против Дерека Кеттеринга?
— Вот это я и хотела уточнить. Я думала, что вы закончили это дело.
— Вы недоговариваете, мадемуазель, но я и так все понял. Да, из-за меня Дерек Кеттеринг оказался там, где он сейчас. Если бы не я, судебный следователь все еще пытался бы повесить это преступление на графа де ла Рош. Нет, мадемуазель, я не раскаиваюсь в том, что сделано, мой долг — раскрыть истину, и дорога вывела прямо на мистера Кеттеринга. Но там ли ее конец? Полиция считает, что там, но я, Эркюль Пуаро, очень в этом сомневаюсь.
Внезапно он заговорил о другом:
— Скажите, мадемуазель, у вас были известия от мадемуазель Ленокс?
— Одно очень короткое письмо. Она, наверное, обиделась на меня за то, что я уехала в Англию.
Пуаро кивнул.
— У меня был разговор с нею в тот вечер, когда арестовали мосье Кеттеринга, очень интересный разговор, во многих отношениях интересный.
Пуаро снова умолк, но Кэтрин ничего больше не спрашивала.
— Мадемуазель, — наконец вымолвил он, — теперь я коснусь деликатного предмета, но тем не менее… Есть некто, как я думаю, кто любит мосье Кеттеринга, поправьте меня, если я ошибаюсь… и ради нее… да… ради нее… я надеюсь, что прав я, а не полиция. Вы знаете, о ком я говорю?
После небольшой паузы Кэтрин сказала:
— Думаю, что знаю.
Пуаро наклонился ближе к ней и продолжил:
— Я не удовлетворен теперешним состоянием дела, мадемуазель, никак не удовлетворен. Факты действительно указывают на мосье Кеттеринга. Однако есть один момент, который не принят во внимание.
— Что вы имеете в виду?
— Обезображенное лицо жертвы. Я спрашивал себя, мадемуазель, тысячу раз: «Способен ли такой человек, как Дерек Кеттеринг, так надругаться над своей жертвой?» Зачем? С какой целью? Разве подобное поведение соответствует характеру мосье Кеттеринга? И у меня нет убедительного ответа ни на один из этих вопросов. Снова и снова я пытаюсь понять — почему?.. И единственное, что может помочь мне разрешить этот вопрос, — вот это.
Пуаро достал записную книжку и что-то осторожно из нее вытащил, держа двумя пальцами.
— Я снял эти волоски с пледа в купе убитой. Это было при вас, помните?
Кэтрин наклонилась, разглядывая волоски.
Пуаро кивнул.
— Я вижу, они вам ни о чем не говорят. И тем не менее мне кажется, кое о чем вы догадываетесь.
— Да, у меня появились соображения, — медленно сказала Кэтрин, — довольно любопытные соображения. Вот почему я спросила, что вы делали в Париже, мосье Пуаро.
— В тот раз, когда я прислал вам письмо…
— Да, из «Ритца».
Ироническая улыбка пробежала по губам сыщика.
— Вот именно, из «Ритца», отчего не пошиковать, если за тебя платит миллионер.
— Русское посольство, — сморщила лоб Кэтрин, — нет, я не вижу связи.
— Связь не прямая, мадемуазель. Я получил там конкретную информацию, я виделся с одним субъектом и припугнул его, да, мадемуазель, я — Эркюль Пуаро, припугнул его.
— Полицией?
— Нет, — сухо отозвался Пуаро, — оглаской. Пресса в данном случае гораздо более действенное оружие.
Он еще раз посмотрел на Кэтрин, но она с улыбкой покачала головой.
— Вы вновь становитесь устрицей, мосье Пуаро?
— Нет, нет, я не хочу ничего скрывать. Сейчас я все объясню, я подозревал, что этот господин причастен к пропаже драгоценностей мосье ван Олдина. Я являюсь к нему с обвинением и вытягиваю из него всю историю полностью. То есть узнаю, где именно драгоценности перешли в руки ван Олдина, и при этом выясняется, что неподалеку от того дома прогуливался человек с седыми волосами и с не по возрасту легкой пружинистой походкой. И мне сразу приходит в голову, что это и есть некто «monsieur le marguis».
— Так, значит, вы приехали в Лондон повидать мосье ван Олдина?
— Не только. У меня есть еще кое-какие дела. С тех пор как я в Лондоне, я успел повидаться еще с двумя людьми — с театральным агентом и доктором с Харли-стрит. От них я получил важную информацию. Обдумайте все, что я вам сообщил, мадемуазель, и попробуйте сделать выводы.
— Я?
— Да, вы. Лично я их сделал. И скажу одно, мадемуазель. У меня все время были сомнения в том, что убийство и ограбление совершены одним лицом. Долгое время я не был уверен…
— А теперь?
— А теперь я знаю.
Последовало молчание. Кэтрин подняла голову — глаза ее сияли.
— Я не такая умная, как вы, мосье Пуаро. Я не поняла и половины из того, что вы мне рассказали. Я тоже сделала выводы, но совсем из других фактов.
— Ничего странного, — спокойно сказал Пуаро, — возьмите зеркало: оно отражает истинную картину, но ведь каждый смотрит в него с разных углов зрения…
— Мои соображения, вероятно, нелепы и наверняка не совпадают с вашими, но…
— Я слушаю.
— Скажите, вот это может вам помочь?
Пуаро взял протянутую ему газетную вырезку, пробежал ее глазами и серьезно кивнул.
— Я же говорю, каждый смотрит со своего утла зрения, но в зеркале отражается та же самая картина.
Кэтрин поднялась.
— Я должна бежать, иначе опоздаю на свой поезд, мосье Пуаро…
— Да, мадемуазель?
— Это… это не слишком затянется? Я… я не могу больше.
Ее голос прервался. Пуаро ободряюще похлопал ее по руке:
— Мужайтесь, мадемуазель, вы не должны отчаиваться, конец уже близок.
Глава 33Новая версия
— Вас желает видеть мосье Пуаро, сэр.
— Проклятый сыщик! — вырвалось у ван Олдина.
Найтон сочувственно молчал. Ван Олдин вскочил со стула и зашагал по комнате.
— Я полагаю, вы уже видели эти гнусные газеты?
— Да, я взглянул, сэр.
— Все еще смакуют подробности?
— Боюсь, что так, сэр.
Миллионер опять сел и сжал голову руками.
— Кто бы мог подумать, — простонал он. — Господи, угораздило же меня связаться с этим маленьким бельгийцем! Мне хотелось правды — и он вытащил ее на свет Божий! Но я думал только о том, как найти убийцу.
— Считаете, что вашему зятю лучше было бы ускользнуть от правосудия?
Ван Олдин вздохнул.
— Я предпочел бы совершить правосудие собственными руками.
— Подобный поступок вряд ли был бы мудрым, сэр.
— Ладно… Так вы говорите, этот тип хочет меня видеть?
— Да, мистер ван Олдин, и немедленно.
— Надо — значит, надо. Он может прийти сегодня же утром.
Явившийся вскоре мосье Пуаро был сама бодрость и жизнерадостность. Не смущаясь холодным приемом, он пустился в беззаботную болтовню: в Лондон он ездил, чтобы показаться доктору, — было упомянуто громкое имя.
— Нет, нет, pas la guerre, это память о моей службе в полиции, пулевое ранение.
Пуаро коснулся своего левого плеча и вполне правдоподобно поморщился.
— Вы, мистер ван Олдин, на редкость везучий человек, вы совсем не похожи на типичного американского миллионера, страдающего от несварения желудка.
— Не жалуюсь, — сказал ван Олдин, — я веду чрезвычайно скромную жизнь, пища самая простая, и стараюсь не переедать.
— Вы уже виделись с мисс Грей, не так ли? — с невинным видом повернулся Пуаро к секретарю.
— Я… да, раз или два.
Он слегка покраснел, а ван Олдин удивленно воскликнул:
— Ну и ну, а мне об этом ни полслова…
— Я не знал, что вам это может быть интересно.
— Мне очень нравится эта девушка, — сказал ван Олдин.
— И страшно жаль, что она вновь похоронила себя в Сент-Мэри-Мид, — посетовал Пуаро.
— Это очень благородно с ее стороны, — с пылом заявил Найтон. — Мало кто еще согласился бы пойти на это ради того, чтобы скрасить последние дни сварливой старухе.
— Я умолкаю, — чуть прищурился Пуаро, — но тем не менее повторю — страшно жаль. А теперь, господа, к делу!
Оба его собеседника воззрились на него с удивлением.
— Постарайтесь спокойно меня выслушать. Мосье ван Олдин, представьте на минуту, что убийца вашей дочери совсем не ваш зять, а кто-то другой.
— Что?!
— Я говорю, представьте, что вашу дочь убил не мистер Кеттеринг, а кто-то еще.