Тайна «Голубого поезда». Трагедия в трех актах — страница 45 из 45

Развязка

Глава 1Миссис Баббингтон

Миссис Баббингтон вошла в маленький рыбацкий домик, располагавшийся неподалеку от гавани. Она дожидалась сестру, которая должна была приехать из Японии через полгода, и до ее возвращения не строила никаких планов на будущее. Неожиданная утрата настолько потрясла ее, что она даже не думала о переезде из Лумаута. Стивен Баббингтон в течение семнадцати лет заведовал здесь приходом Сент-Петрок. Это была счастливая пора, омраченная лишь однажды – смертью их сына Робина. Из оставшихся детей Эдвард работал на Цейлоне, Ллойд – в Южной Африке, а Стивен служил офицером на военном корабле «Анголия». От них часто приходили теплые, сердечные письма, но, кроме этого, они ничего не могли сделать для своей матери.

Маргарет Баббингтон было очень одиноко…

Правда, времени для того, чтобы предаваться печальным размышлениям, у нее было не так уж много. Новый викарий не был женат, и она много работала на небольшом участке земли перед домом, поскольку очень любила цветы.

Однажды вечером, предаваясь любимому занятию, миссис Баббингтон услышала лязг щеколды на воротах и, подняв голову, увидела сэра Чарльза Картрайта и Эгг Литтон-Гор.

Появление Эгг ее не удивило. Ей было известно, что девушка с матерью в скором времени должны вернуться. Но на сэра Чарльза она смотрела с удивлением. Ходили упорные слухи, будто он уехал из Лумаута навсегда. В газетах встречались заметки о его приключениях на юге Франции. На заборе сада «Вороньего гнезда» висела табличка с надписью «Продается». Никто не ждал, что сэр Чарльз вернется. Тем не менее он вернулся.

Миссис Баббингтон убрала со лба прилипшие волосы и удрученно взглянула на свои испачканные в земле руки.

– К сожалению, не могу подать вам руки, – сказала она. – Конечно, мне следовало работать в перчатках. Иногда я надеваю их, но спустя какое-то время снимаю. Голые руки лучше все чувствуют.

Они прошли в дом. Обитая вощеным ситцем мебель придавала крошечной гостиной уютный вид. На стенах висели фотографии, на столе стояли вазы с хризантемами.

– Ваш визит – большой сюрприз, сэр Чарльз. Я думала, вы покинули «Воронье гнездо» навсегда.

– Я тоже так думал, миссис Баббингтон, – признался актер. – Но порою наша судьба сильнее нас.

Ничего на это не сказав, женщина повернулась к Эгг, но та опередила ее.

– Послушайте, миссис Баббингтон, это не просто визит вежливости. Мы с сэром Чарльзом пришли сказать вам нечто очень серьезное. Только… только мне ужасно не хочется расстраивать вас.

Миссис Баббингтон переводила взгляд с девушки на сэра Чарльза и обратно. Ее лицо посерело и сморщилось.

– Прежде всего, – вступил в разговор сэр Чарльз, – я хотел бы спросить вас, не получали ли вы каких-нибудь сообщений из Министерства внутренних дел?

Миссис Баббингтон наклонила голову.

– Вы имеете в виду предписание об эксгумации?

– Да. Боюсь… для вас это будет тяжелым испытанием.

Она смягчилась, услышав в его голосе сочувственные нотки.

– Вероятно, я отношусь к этому не совсем так, как вы думаете. Некоторым людям мысль об эксгумации представляется ужасной – но не мне. Мой дорогой муж пребывает вовсе не в могиле, а в другом месте – там, где никто не может потревожить его покой. Нет, дело не в этом. Совсем другое приводит меня в ужас – мысль, страшная мысль, что смерть Стивена не была естественной. Это кажется невозможным – совершенно невозможным.

– Я вас понимаю. Мне – нам всем – тоже так казалось поначалу.

– Почему вы говорите «поначалу», сэр Чарльз?

– Потому что в тот вечер, когда умер ваш муж, миссис Баббингтон, у меня возникло подозрение. Как и вам, эта мысль показалась мне невозможной, и я отмел ее.

– Я тоже так думала, – сказала Эгг.

– И вы тоже? – Миссис Баббингтон с удивлением смотрела на нее. – Вы думали, что кто-то мог убить Стивена?

Недоверие в голосе хозяйки прозвучало столь явственно, что гости пришли в замешательство, не зная, как им вести себя дальше. Наконец сэр Чарльз решил взять инициативу в свои руки.

– Как вам известно, миссис Баббингтон, я ездил за границу и на юге Франции прочитал в газете о смерти моего друга Бартоломью Стрейнджа, произошедшей точно при таких же обстоятельствах. Кроме того, я получил письмо от мисс Литтон-Гор…

Эгг кивнула, словно в подтверждение его слов.

– Я была там, миссис Баббингтон, – в доме Бартоломью Стрейнджа в тот самый вечер. Все произошло в точности как тогда. Он выпил портвейна, у него изменилось выражение лица, и… и… все было точно так же. Через две или три минуты он умер.

Миссис Баббингтон медленно покачала головой.

– Ничего не понимаю. Стивен!.. Сэр Бартоломью – чудесный доктор и добрейшей души человек! Кому они могли помешать? Наверняка произошла какая-то ошибка.

– Установлено, что сэр Бартоломью был отравлен, – возразил сэр Чарльз.

– Тогда это, должно быть, дело рук маньяка.

– Миссис Баббингтон, – продолжил сэр Чарльз, – я собираюсь докопаться до истины. Нельзя терять ни минуты. Известие об эксгумации насторожит преступника. В целях экономии времени мне нужно как можно скорее узнать результаты вскрытия тела вашего мужа. Подозреваю, что он умер от отравления никотином. Скажите, пожалуйста, вы или он знали что-нибудь об использовании чистого никотина?

– Я постоянно опрыскиваю розы раствором никотина и не предполагала, что он считается ядовитым.

– Судя по всему – вчера я изучал специальную литературу по этой тематике, – в обоих случаях был использован чистый алкалоид. Случаи отравления никотином чрезвычайно редки.

Миссис Баббингтон опять покачала головой.

– Мне ничего не известно об отравлении никотином – кроме того, что от него могут страдать заядлые курильщики.

– Ваш муж курил?

– Да.

– Миссис Баббингтон, вы выразили удивление по поводу того, что кому-то могло понадобиться устранить вашего мужа. Означает ли это, что, насколько вам известно, у него не было врагов?

– Я абсолютно уверена, что у Стивена не было врагов. Все его любили. – Она печально улыбнулась. – Да, он был несколько консервативен и боялся всевозможных новшеств, но люди относились к нему очень хорошо. Его невозможно было не любить, сэр Чарльз.

– Я полагаю, миссис Баббингтон, ваш муж не оставил вам больших средств?

– Нет. Почти ничего. Стивен не умел копить. Он раздавал деньги направо и налево. Я постоянно ругала его за это.

– Я полагаю, он не ждал никаких финансовых поступлений откуда бы то ни было? И не являлся чьим-нибудь наследником?

– Нет-нет. Родственников у Стивена было немного – сестра, замужем за священником в Нортумберленде, но они живут очень бедно; а также дядья и тетки, которые уже умерли.

– Стало быть, вряд ли кто-то мог извлечь выгоду из смерти мистера Баббингтона?

– Именно так.

– Давайте на минуту вернемся к вопросу о врагах. Вы говорите, что у вашего мужа не было врагов. Но они могли быть у него в молодости.

На лице миссис Баббингтон появилось скептическое выражение.

– Это крайне маловероятно. Стивен был миролюбивым человеком. Он всегда хорошо ладил с людьми.

Сэр Чарльз нервно кашлянул.

– Извините меня за некоторый мелодраматизм – но, может быть… когда вы с ним обручились… это вызвало разочарование у какого-нибудь вашего поклонника?

Глаза миссис Баббингтон на мгновение блеснули.

– Стивен служил викарием у моего отца. Он был первым молодым человеком, которого я увидела после того, как вернулась после окончания школы домой. Мы полюбили друг друга и четыре года были помолвлены. Потом он получил приход в Кенте, и мы смогли пожениться. Наша любовная история очень простая, сэр Чарльз, и очень счастливая.

Сэр Чарльз склонил голову. Безыскусное достоинство миссис Баббингтон вызывало восхищение.

Эгг подхватила эстафету.

– Как вы думаете, миссис Баббингтон, ваш муж встречался прежде с кем-нибудь из гостей, присутствовавших в тот вечер в доме сэра Чарльза?

Миссис Баббингтон озадаченно посмотрела на девушку.

– С вами и вашей матерью, дорогая моя, а также с молодым Оливером Мандерсом.

– Да, это понятно, но, может быть, с кем-то еще?

– Мы оба видели Анджелу Сатклифф в театре в Лондоне пять лет назад. И Стивен, и я с нетерпением ждали встречи с нею у сэра Чарльза.

– До этого вы с ней не встречались?

– Мы никогда не встречались с актрисами – и актерами, – пока сэр Чарльз не поселился здесь. И это было замечательно. Думаю, сэр Чарльз не догадывается, какое значение для нас имел его приезд. Он привнес в нашу жизнь дух романтизма.

– Вы прежде не встречались с капитаном и миссис Дейкрс?

– Это невысокий мужчина и красиво одетая женщина?.. Нет. И с той, другой женщиной, которая пишет пьесы, – тоже. Бедняжка, по-моему, она выглядела неважно.

– Значит, вы уверены, что никогда не встречались ни с кем из них прежде?

– Я абсолютно уверена, что не встречалась с ними сама, – и почти уверена, что с ними не встречался Стивен. Мы с ним практически не разлучались.

– И мистер Баббингтон ничего не говорил вам о гостях сэра Чарльза, – не унималась Эгг, – до того, когда вы пришли на ужин или когда встретились с ними?

– До нашего появления там он не говорил ничего – кроме того, что предвкушает интересный вечер. А когда мы пришли, у нас было не так много времени…

Неожиданно по ее лицу пробежала судорога. Заметив это, сэр Чарльз поспешил вмешаться.

– Пожалуйста, извините нас за причиняемое вам беспокойство. Видите ли, мы считаем, что для столь бессмысленного на первый взгляд убийства должна быть какая-то причина.

– Я понимаю, – сказала миссис Баббингтон. – Если это убийство, должна быть причина… Но я не знаю… не представляю, что это может быть за причина…

В комнате повисла тишина.

Спустя минуту или две сэр Чарльз наконец нарушил молчание.

– Вы не могли бы вкратце описать жизненный путь и профессиональную карьеру вашего мужа?

У миссис Баббингтон оказалась прекрасная память на даты. Сделанные сэром Чарльзом записи выглядели следующим образом:

«Стивен Баббингтон родился в Айлингтоне, графство Девон, в 1868 году. Получил образование в школе Святого Павла и в Оксфорде. Стал дьяконом и получил место в приходе в Хокстоне в 1891 году. Рукоположен в 1892 году. Был викарием в Эслингтоне, графство Суррей, при преподобном Верноне Лорримере в 1894–1899 годах. Женился на Маргарет Лорример и получил приход в Джиллинге, графство Кент. Переведен в приход Сент-Петрок в 1916 году».

– Это кое-что дает нам, – сказал сэр Чарльз. – На мой взгляд, наибольший интерес для нас представляет период, когда мистер Баббингтон служил викарием в приходе Святой Марии в Джиллинге. Его молодость была слишком давно, чтобы он мог тогда сталкиваться с кем-либо из тех людей, которые присутствовали в тот вечер в моем доме.

Миссис Баббингтон вздрогнула.

– Вы действительно полагаете… что кто-то из них…

– Я не знаю, что думать, – ответил сэр Чарльз. – Бартоломью что-то увидел или о чем-то догадался – и умер точно так же. При этом присутствовали пять…

– Семь, – поправила его Эгг.

– …Семь человек, которые присутствовали и в моем доме. Один из них наверняка является преступником.

– Но почему? – воскликнула миссис Баббингтон. – Почему? Какой мотив мог быть у этого человека для убийства Стивена?

– Это мы и собираемся выяснить, – ответил сэр Чарльз.

Глава 2Леди Мэри

Мистер Саттерсуэйт приехал в «Воронье гнездо» вместе с сэром Чарльзом. В то время как его хозяин и Эгг Литтон-Гор навещали миссис Баббингтон, он пил чай с леди Мэри.

Последняя относилась к мистеру Саттерсуэйту с большой симпатией. Несмотря на мягкость ее манер, она отличалась определенностью и твердостью взглядов в отношении того, что ей нравится и что не нравится.

Мистер Саттерсуэйт прихлебывал китайский чай из чашки дрезденского фарфора, жевал микроскопические сэндвичи и вел беседу. Во время его последнего визита они нашли много общих друзей и знакомых. Их сегодняшний разговор начался с той же темы, но постепенно приобрел более интимный характер. Мистер Саттерсуэйт был чрезвычайно тактичным человеком – он сочувственно выслушивал сетования других людей и никогда не докучал им своими проблемами. Еще в прошлый раз леди Мэри сочла вполне естественным поделиться с ним своим беспокойством по поводу будущего своей дочери. Теперь же она разговаривала с ним, как со старым другом.

– Эгг очень упряма и своевольна, – сказала леди Мэри. – Она с головой отдается своим увлечениям. Знаете, мистер Саттерсуэйт, мне не нравится, что она ввязывается в расследование этого прискорбного происшествия. Эгг наверняка посмеялась бы надо мной, если б услышала мои слова, но я считаю, что это не женское дело.

Ее лицо раскраснелось, а карие глаза смотрели на мистера Саттерсуэйта с детской доверчивостью.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – сказал он. – Сказать по правде, мне самому это не очень нравится. Конечно, все дело в старомодных предрассудках, но тем не менее. Как бы то ни было, в наш просвещенный век нельзя ожидать от юных леди, что они будут сидеть дома, заниматься шитьем и содрогаться при мысли о жестоких преступлениях.

– Мне не хочется думать, что это убийство, – сказала леди Мэри. – Я и представить себе не могла, что могу оказаться вовлеченной в нечто подобное. Это ужасно… – Ее передернуло. – Бедный сэр Бартоломью!

– Вы знали его не очень хорошо? – отважился спросить мистер Саттерсуэйт.

– Я встречалась с ним всего дважды. Первый раз около года назад, когда он приезжал погостить к сэру Чарльзу, и второй раз в тот страшный вечер, когда умер бедный мистер Баббингтон. Меня чрезвычайно удивило его приглашение, и я приняла его только из-за Эгг, – решила, что ей это доставит удовольствие. Бедное дитя, у нее так мало развлечений… К тому же в то время мне казалось, что она впала в депрессию и ничем не интересуется. Вот я и подумала, что эта вечеринка, возможно, немного развеселит ее.

– Пожалуйста, расскажите мне, что вам известно об Оливере Мандерсе, – сказал мистер Саттерсуэйт. – Этот молодой человек вызывает у меня интерес.

– На мой взгляд, он довольно умен, – сказала леди Мэри. – Конечно, ему пришлось нелегко…

Она слегка покраснела, но, увидев в глазах мистера Саттерсуэйта вопрос, продолжила:

– Видите ли, его родители не состояли в браке…

– В самом деле? Я этого не знал.

– Здесь об этом знают все, иначе я ни за что не сказала бы. Старая миссис Мандерс, бабка Оливера, живет в «Данбойне» – в большом доме на Плимутской дороге. Ее муж был адвокатом. Их сын устроился на работу в одну фирму, преуспел, и сейчас он богатый человек. Их дочь, привлекательная девушка, влюбилась в женатого мужчину, и тот не смог устоять перед искушением, что, с моей точки зрения, совершенно недопустимо. В конце концов, после страшного скандала, они уехали вместе. Жена не дала ему развода. Девушка умерла вскоре после рождения Оливера. Его дядя, живший в Лондоне, взял заботу о племяннике на себя. У них с женой не было собственных детей. Мальчик всегда приезжал сюда, к своей бабке, на летние каникулы…

Она замолчала и после некоторой паузы заговорила вновь:

– Я всегда жалела его. И сейчас жалею. Мне кажется, его высокомерие по большей части напускное.

– Ничего удивительного, – сказал мистер Саттерсуэйт. – Обычное явление. Когда я вижу, как кто-то мнит о себе высоко и постоянно бахвалится, мне сразу становится ясно, что этот человек втайне страдает комплексом неполноценности – по той или иной причине.

– Невероятно.

– Комплекс неполноценности – удивительная вещь. Зачастую он свойствен, к примеру, инвалидам. Стремление к самоутверждению лежит в основе многих преступлений.

– Мне это представляется очень странным, – пробормотала леди Мэри.

Она слегка поежилась. Мистер Саттерсуэйт смотрел на нее едва ли не с нежностью. Ее грациозная фигура с покатыми плечами, ласковые карие глаза, полное отсутствие косметики вызывали в нем симпатию. Он подумал: должно быть, в молодости она была красивой – не яркой, броской, но утонченной, обворожительной красотой. Ему вспомнилась собственная молодость… Неожиданно мистер Саттерсуэйт поймал себя на том, что рассказывает леди Мэри о том, как был влюблен – единственный раз в жизни. По современным понятиям, эта любовная история не отличалась ничем примечательным, но воспоминание о ней было чрезвычайно дорого его сердцу.

Он рассказал ей, как прелестна была его любимая и как однажды они ходили смотреть колокольчики в Кью[84]. В тот день он намеревался сделать ей предложение и надеялся, что она ответит на его чувства. И вот, когда они стояли на краю поля, любуясь колокольчиками, девушка поделилась с ним сокровенным… Он узнал, что она любит другого. Ему удалось скрыть поднявшуюся у него в груди бурю самых противоречивых эмоций и сыграть роль преданного друга.

Возможно, это не было полноценным романом, но в приглушенной атмосфере гостиной, среди вощеного ситца и фарфора цвета яичной скорлупы, рассказ о нем звучал весьма романтично.

Затем леди Мэри поведала ему о своей жизни, о своем замужестве, которое не было слишком счастливым.

– Я была глупой девушкой – все девушки глупы, мистер Саттерсуэйт. Они так уверены в себе, так убеждены, что все знают и понимают… Последнее время много говорят и пишут о «женском инстинкте». Лично я не верю в его существование. Похоже, девушки абсолютно беззащитны перед мужчинами определенного типа. Родители предостерегают их, но все тщетно – они им не верят. Судя по всему, порочные мужчины обладают в отношении их какой-то притягательной силой. Девушки считают, что их любовь способна исправить таких мужчин.

Мистер Саттерсуэйт кивнул в знак согласия.

– Они мало что понимают в жизни. А когда начинают что-то понимать, уже слишком поздно.

Леди Мэри горестно вздохнула.

– Я сама была виновата. Родители не хотели, чтобы я выходила замуж за Рональда. Он происходил из хорошей семьи, но имел дурную репутацию. Мой отец прямо сказал, что Рональд не тот, кто мне нужен. Но я не верила. Я считала, что он станет другим человеком…

Она немного помолчала, погрузившись в воспоминания.

– Рональд был очень обаятельным человеком. Но мой отец в нем не ошибся. Очень скоро я поняла это. Как бы старомодно это ни звучало, но он разбил мне сердце. Да, именно так – разбил мне сердце. Я постоянно боялась… того, что может произойти дальше.

Мистер Саттерсуэйт, всегда живо интересовавшийся подробностями жизни других людей, сочувственно прищелкнул языком.

– Может быть, это звучит кощунственно, мистер Саттерсуэйт, но я испытала чувство облегчения, когда он умер, заболев пневмонией. Не то чтобы мне совсем не было жалко Рональда – я любила его до самого конца. Но у меня больше не оставалось иллюзий на его счет. И к тому же Эгг…

Ее голос заметно смягчился.

– В младенчестве она была очень забавной. Настоящий колобок. Пыталась встать и тут же опрокидывалась, словно куриное яйцо. Отсюда и пошло это нелепое прозвище…

Снова последовала пауза.

– Некоторые книги, которые я прочитала за последние несколько лет, принесли мне немалое утешение. Я поняла, что зачастую люди просто бессильны изменить себя. Это своего рода дефект. Иногда он случается у ребенка, воспитанию которого уделяется большое внимание. В отрочестве Рональд воровал в школе деньги – хотя совершенно не нуждался в них. Теперь я понимаю, что он ничего не мог с собой поделать… У него был врожденный дефект…

Леди Мэри поднесла к глазам маленький носовой платок.

– С раннего детства меня учили, что каждый человек осознает разницу между добром и злом. Оказалось, что это далеко не так.

– Человеческая душа – тайна за семью печатями, – негромко произнес мистер Саттерсуэйт. – Мы еще только нащупываем путь к ее пониманию. Даже если оставить в стороне случаи острых маниакальных расстройств, у некоторых людей отсутствует то, что я назвал бы «психологическим тормозом». Например, если вы или я скажем: «Я ненавижу этого человека – хоть бы он умер», – сразу после произнесения этих слов у нас автоматически сработает психологический тормоз, и мы откажемся от столь ужасной идеи. Но те, у кого он отсутствует, будут эту идею вынашивать и продумывать способы ее осуществления.

– Боюсь, для меня это слишком сложно, – сказала леди Мэри.

– Прошу прощения. Я говорил довольно книжным языком.

– Вы хотите сказать, что современные молодые люди не умеют сдерживаться? Иногда это вызывает у меня беспокойство.

– Нет-нет, я хочу сказать вовсе не это. Чем меньше вы сдерживаете свои чувства, тем лучше для вашего здоровья. Вы ведь имели в виду мисс… Эгг?

– Думаю, вам лучше называть ее именно так, – сказала леди Мэри с улыбкой.

– Благодарю вас. «Мисс Эгг» действительно звучит довольно нелепо.

– Эгг очень импульсивна, и, если ей что-то взбредет в голову, ее уже не остановить. Как я уже говорила, мне не нравится, что она ввязывается в это дело, но она не желает меня слушать.

Мистер Саттерсуэйт снисходительно улыбнулся. Неужели она не понимает, думал он, что активное участие Эгг в расследовании есть не более чем новый вариант старой игры – охоты женщины на мужчину? Скорее всего, нет. Эта мысль привела бы ее в ужас.

– Эгг говорит, что мистер Баббингтон тоже был отравлен. А вы как считаете, мистер Саттерсуэйт? Или это ее очередная фантазия?

– Мы узнаем это наверняка после эксгумации.

– Значит, будет произведена эксгумация?.. – По телу леди Мэри пробежала дрожь. – Бедная миссис Баббингтон! Не представляю, что может быть ужаснее для женщины.

– Я полагаю, вы знали Баббингтонов довольно близко, леди Мэри?

– Да, действительно. Мы были добрыми друзьями.

– Вы, случайно, не знаете, кто мог иметь зуб на викария?

– Понятия не имею.

– Он никогда не говорил ничего подобного?

– Нет.

– И они с женой хорошо ладили?

– Это была идеальная пара. Они очень любили друг друга и своих детей. Конечно, в материальном плане им приходилось очень нелегко, и мистер Баббингтон страдал ревматическим полиартритом. Других проблем у них не было.

– А в каких отношениях с викарием находился Оливер Мандерс?

Леди Мэри немного замялась.

– Баббингтоны жалели Оливера, и он часто приходил к ним поиграть с их сыновьями. Но мне кажется, ладили они не очень. Оливера вообще никто особенно не любил. Он слишком много хвастал имевшимися у него деньгами, сластями, которые приносил с собой в школу, и своими развлечениями в Лондоне. Ребятам нередко свойственно такое поведение.

– Ну, а потом, когда он стал взрослым?

– Вряд ли он с той поры виделся с викарием очень часто. Помнится, года два назад у них произошла стычка в моем доме. Оливер вел себя по отношению к мистеру Баббингтону весьма неучтиво.

– Что же такое между ними произошло?

– Оливер обрушился с грубыми нападками на христианство. Мистер Баббингтон держал себя с ним чрезвычайно вежливо и проявлял большое терпение. Но это только еще больше распаляло Оливера. Он говорил: «Все эти ваши набожные люди смотрят на меня свысока из-за того, что мои родители не состояли в браке. Наверняка и вы мысленно называете меня «дитя греха». Я восхищаюсь людьми, которые имеют смелость высказывать собственные убеждения и не заботятся о том, что о них думают ханжи и священники». Мистер Баббингтон ничего не сказал в ответ, и Оливер продолжал: «Вам нечего ответить на это. Именно духовенство со своими суевериями и предрассудками ввергло мир в хаос, в котором он сейчас пребывает. Мне хотелось бы стереть с лица земли все церкви». Мистер Баббингтон улыбнулся и спросил: «И священников тоже?» Я думаю, именно эта улыбка и вызвала у Оливера настоящий приступ ярости. Он почувствовал, что его не воспринимают всерьез. «Я ненавижу все, что олицетворяет церковь, – сказал он. – Ненавижу ее чопорность, лицемерие, лживость. Необходимо избавиться от всего этого!» Мистер Баббингтон снова улыбнулся – у него была очень приятная улыбка – и произнес: «Мой дорогой мальчик, если б вы стерли с лица земли все церкви, вам пришлось бы иметь дело с Господом».

– Что же сказал на это Мандерс?

– Слова мистера Баббингтона его, похоже, озадачили. Затем он пришел в себя и продолжил разговор в своей обычной насмешливо-усталой манере. «Боюсь, я несколько погорячился, падре, – говорит он, – и, вероятно, мои речи не вполне понятны и приемлемы для представителя вашего поколения».

– Вы не любите Мандерса, леди Мэри, не так ли?

– Я жалею его, – ответила леди Мэри, как бы оправдываясь.

– Но вам не хотелось бы, чтобы Эгг вышла за него замуж?

– О нет.

– Можете объяснить почему?

– Потому что они не подходят друг другу… и потому что…

– Да?

– Потому что в нем есть что-то такое, чего я не понимаю. Что-то холодное…

Мистер Саттерсуэйт смотрел на нее в раздумье минуту или две, после чего спросил:

– Какого мнения был о нем сэр Бартоломью? Он когда-нибудь упоминал его имя?

– Помнится, однажды он назвал Мандерса интересным объектом для изучения и сказал, что тот напоминает ему одного пациента, проходившего в то время лечение в его санатории. Я заметила ему, что Оливер выглядит физически крепким и здоровым, на что он сказал: «Да, со здоровьем у него все в порядке, но ведет он себя безрассудно, что рано или поздно кончится для него плохо».

Немного помолчав, она добавила:

– Сэр Бартоломью был выдающимся специалистом по душевным болезням.

– Он говорил вам что-нибудь о смерти Баббингтона?

– Нет.

– Вообще никогда не упоминал об этом происшествии?

– Я такого не помню.

– Конечно, вы общались с сэром Бартоломью не очень много, но все-таки – вам не кажется, что его что-то беспокоило?

– Он находился в приподнятом настроении, словно получил какое-то радостное известие. Все время шутил. А за ужином в тот самый вечер сказал мне, что собирается преподнести сюрприз.

– О, ему это удалось, не правда ли?

По дороге домой мистеру Саттерсуэйту не давала покоя мысль – что за сюрприз собирался преподнести сэр Бартоломью? Был бы этот сюрприз столь приятным, как он на то рассчитывал? А может быть, за его веселым расположением духа скрывалась спокойная, но твердая решимость? Удастся ли когда-нибудь выяснить это?

Глава 3Возвращение Эркюля Пуаро

– Давайте говорить откровенно, – сказал сэр Чарльз, – продвинулись ли мы хотя бы немного в нашем расследовании?

Это был военный совет. Сэр Чарльз, мистер Саттерсуэйт и Эгг Литтон-Гор сидели в Корабельной комнате. В камине горел огонь, за окном завывал ветер.

Мистер Саттерсуэйт и Эгг ответили на вопрос одновременно.

– Нет, – сказал мистер Саттерсуэйт.

– Да, – сказала Эгг.

Сэр Чарльз вопросительно смотрел на них. Мистер Саттерсуэйт показал жестом, что уступает первое слово леди.

Некоторое время Эгг собиралась с мыслями.

– Мы продвинулись вперед, – сказала она наконец. – Мы продвинулись вперед, поскольку ничего не выяснили. Это только на первый взгляд выглядит как абсурд. Вот что я имею в виду: у нас имелись смутные, отрывочные версии; теперь нам известно, что некоторые из этих версий абсолютно несостоятельны.

– Прогресс методом исключения, – сказал сэр Чарльз.

– Совершенно верно.

Мистер Саттерсуэйт откашлялся. Он любил определенность.

– Мы можем смело отмести версию корысти, – сказал он, – поскольку, судя по всему, никто не мог извлечь выгоду из смерти Стивена Баббингтона. Точно так же безосновательна версия мести. Помимо того, что покойный обладал доброжелательным и миролюбивым характером, едва ли у него могли быть враги – в силу незначительности его общественного положения. Таким образом, у нас остается единственная версия – страх. Благодаря смерти Стивена Баббингтона кто-то избежал опасности.

– Изложено весьма точно, – заметила Эгг.

По лицу мистера Саттерсуэйта было видно, что он польщен. Сэр Чарльз, однако, выглядел несколько раздраженным. В конце концов, главную роль играл он, а не Саттерсуэйт.

– Вопрос в том, – продолжала Эгг, – что нам следует предпринять далее – я имею в виду, что нам следует сделать конкретно. Установить слежку за людьми? Переодеваться и вести за ними наблюдение?

– Мое дорогое дитя, – сказал сэр Чарльз, – я всегда категорически отказывался играть стариков с бородами и не собираюсь делать это сейчас.

– Что же тогда? – спросила Эгг.

В этот момент распахнулась дверь, и появившаяся на пороге Темпл объявила:

– Мистер Эркюль Пуаро.

Когда месье Пуаро вошел в комнату и поприветствовал изумленную троицу, его лицо расплылось в улыбке.

– Будет ли мне позволено принять участие в данной конференции? – спросил он, и в его глазах сверкнули озорные искорки. – Ведь это конференция, я не ошибаюсь?

– Дорогой друг, мы рады видеть вас.

Придя в себя от удивления, сэр Чарльз энергично пожал гостю руку и усадил его в широкое кресло.

– Откуда вы взялись столь неожиданным образом?

– Я приехал в Лондон навестить своего друга мистера Саттерсуэйта, и в его доме мне сказали, что он отправился в Корнуолл. Eh bien[85], я сразу понял, куда именно он отправился, и сел на первый поезд до Лумаута.

– А зачем вы приехали? – спросила Эгг. Тут же осознав бестактность своего вопроса, она слегка зарделась и поспешила добавить: – Я имела в виду, вы приехали по какой-то конкретной причине?

– Я приехал, чтобы признать свою ошибку, – ответил Эркюль Пуаро.

Радостно улыбаясь, он повернулся к сэру Чарльзу и развел руками.

– Месье, в этой самой комнате вы заявили о том, что не удовлетворены объяснением произошедшего, а я тогда подумал, что вам, как великому актеру, в любом событии хочется видеть драму. Признаюсь, мне казалось невероятным, что безобидный пожилой джентльмен мог стать жертвой чьей-то злой воли, а не умереть естественной смертью. Даже сейчас я не представляю, каким образом ему подмешали яд и что за мотив мог для этого существовать. Это кажется нелепостью, фантастикой. Но вскоре последовала вторая смерть, произошедшая при схожих обстоятельствах, и это нельзя отнести к разряду случайных совпадений. Нет, между этими двумя смертями определенно имеется какая-то связь. И поэтому, сэр Чарльз, я приехал к вам, чтобы извиниться – сказать, что я, Эркюль Пуаро, был не прав, и просить вас разрешить мне принять участие в расследовании этой тайны.

Сэр Чарльз нервно кашлянул. Он выглядел немного смущенным.

– Это чрезвычайно любезно с вашей стороны, месье Пуаро. Я даже не знаю… Это может отнять у вас массу времени… Я…

Он запнулся, не зная, что сказать, и бросил беспомощный взгляд на мистера Саттерсуэйта.

– Вы очень добры… – начал было мистер Саттерсуэйт.

– Дело отнюдь не в моей доброте. Это любопытство. К тому же уязвлена моя профессиональная гордость. Я должен исправить свою ошибку. Что же касается моего времени… Почему бы мне не совершить путешествие? Но, конечно, если мое присутствие нежелательно, если вам кажется, что я вторгаюсь…

– Нет-нет, ни в коем случае! – воскликнул сэр Чарльз.

– Как вы могли такое подумать! – вторил ему мистер Саттерсуэйт.

Сыщик повернулся к Эгг.

– А каково ваше мнение, мадемуазель?

Некоторое время девушка хранила молчание, и у всех троих мужчин сложилось впечатление: она не желает помощи со стороны месье Пуаро.

Мистеру Саттерсуэйту показалось, что ему известна причина. Это было частное дело Чарльза Картрайта и Эгг Литтон-Гор. Мистер Саттерсуэйт был допущен к участию в нем из милости, поскольку предполагалось, что его участие будет незначительным. Но с Эркюлем Пуаро ситуация была иной. Он стал бы играть ведущую роль. Возможно даже, что сэр Чарльз вовсе отказался бы от расследования в его пользу, и тогда планы Эгг потерпели бы крах.

Наделенный почти женской восприимчивостью, мистер Саттерсуэйт с сочувствием смотрел на девушку, понимая, в отличие от двух остальных мужчин, в каком затруднительном положении она оказалась. Эгг боролась за свое счастье…

Что же она ответит? Но что она могла ответить? Разве могла она высказать то, что думала? Уезжайте… уезжайте… Вы можете все испортить… Я не хочу, чтобы вы оставались здесь…

У Эгг Литтон-Гор не было выбора.

– О, разумеется, – сказала она с вымученной улыбкой. – Мы будем только рады вашему участию.

Глава 4Поручение поверенному

– Очень хорошо, – сказал Эркюль Пуаро. – Итак, отныне мы коллеги. Eh bien, введите меня, пожалуйста, au courant de situation[86].

Он внимательно выслушал рассказ мистера Саттерсуэйта о шагах, предпринятых ими после возвращения в Англию. Мистер Саттерсуэйт был хорошим рассказчиком, он умел создать атмосферу и нарисовать картину. Описание «Мелфорт-Эбби», слуг покойного сэра Бартоломью, главного констебля было непревзойденным. Пуаро высоко оценил находку, сделанную сэром Чарльзом под газовой плитой.

– Ah, mais c’est magnifique, ça![87] – восторженно воскликнул он. – Дедукция, реконструкция – превосходно! Вам следовало бы стать великим детективом, сэр Чарльз, а не великим актером.

Картрайт воспринял эту похвалу с приличествующей случаю скромностью – его фирменной скромностью. За долгие годы на сцене он отшлифовал свою реакцию на комплименты, доведя ее до совершенства.

– И вы тоже весьма наблюдательны, – сказал Пуаро, обращаясь к мистеру Саттерсуэйту. – Ваше замечание по поводу неожиданной фамильярности сэра Бартоломью с дворецким, несомненно, представляет интерес.

– Вы думаете, версия по поводу миссис де Рашбриджер заслуживает внимания? – спросил сэр Чарльз.

– Версия как версия. Она предусматривает несколько моментов, не так ли?

Никто из его собеседников не был уверен в существовании нескольких моментов, но ни один из них не желал признавать этого, и в ответ раздались лишь не очень внятные слова согласия.

Затем последовало повествование сэра Чарльза. Он описал их с Эгг визит к миссис Баббингтон, не принесший положительных результатов.

– Теперь вы в курсе дела, – сказал он. – Скажите нам, что вы обо всем этом думаете? – И подался вперед, впившись глазами в Пуаро.

Бельгиец хранил молчание. Трое его собеседников с нетерпением ждали.

– Вы не помните, мадемуазель, – заговорил он наконец, – какого типа бокалы с портвейном стояли на столе у сэра Бартоломью?

Едва Эгг успела раздраженно покачать головой, как сэр Чарльз произнес:

– Я могу сказать вам это.

Поднявшись с кресла, он подошел к буфету и достал из него несколько массивных хрустальных бокалов.

– Конечно, они имели несколько иную форму, более округлую. Это были настоящие бокалы для портвейна. Бартоломью приобрел их на распродаже у старого Ламмерсфилда, в столовом сервизе. Мне они очень понравились, и он подарил мне несколько штук. Хороши, не правда ли?

Взяв бокал, Пуаро повертел его в руке.

– Да, – сказал он, – прекрасный образец. Я так и думал, что у сэра Бартоломью гости пользовались подобными бокалами.

– Почему? – с удивлением спросила Эгг.

Пуаро в ответ лишь улыбнулся.

– Смерть сэра Бартоломью Стрейнджа объяснить довольно легко, – продолжил он, – а вот со Стивеном Баббингтоном дело обстоит сложнее. Ах, если бы было наоборот!..

– Что вы имеете в виду? – спросил мистер Саттерсуэйт.

Пуаро повернулся к нему.

– Смотрите, друг мой. Сэр Бартоломью – известный доктор. Желание убить известного доктора может основываться на множестве причин. Такому человеку известны секреты, друг мой, важные секреты. Такой человек обладает определенной властью. Представьте пациента, находящегося на грани между здравомыслием и безумием. Одно слово доктора, и он будет изолирован от внешнего мира – какой соблазн для субъекта без твердых моральных устоев! У доктора могут возникнуть подозрения по поводу внезапной смерти одного из его пациентов… Да, для убийства доктора можно найти самые разнообразные мотивы. Теперь что касается моих слов. Я имел в виду, что нам было бы гораздо легче, если бы первым был убит сэр Бартоломью Стрейндж, а Стивен Баббингтон – после него. Ибо в этом случае Стивен Баббингтон мог что-то увидеть – что-то заподозрить в отношении первой смерти…

Пуаро тяжело вздохнул.

– Однако приходится иметь дело с тем, что есть. Я полагаю, смерть Стивена Баббингтона не могла быть несчастным случаем – то есть он не мог умереть из-за того, что ему был по ошибке подмешан яд – если яд присутствовал вообще, – предназначавшийся сэру Бартоломью Стрейнджу.

– Интересная мысль, – заметил сэр Чарльз.

Спустя мгновение его оживившееся лицо вновь помрачнело.

– Но я не думаю, что она нам поможет. Баббингтон вошел в эту комнату примерно за четыре минуты до того, как ему стало плохо. Единственное, что он подносил за это время к губам, был бокал с коктейлем – в котором, как выяснилось потом, ничего не было…

– Вы уже говорили мне об этом, – прервал его Пуаро. – Но предположим – чисто теоретически, – что в коктейле что-то было. Возможно ли, что этот коктейль предназначался для сэра Бартоломью Стрейнджа, а мистер Баббингтон выпил его по ошибке?

Сэр Чарльз покачал головой.

– Никто из знавших Толли не стал бы пытаться отравить его с помощью коктейля.

– Почему?

– Потому что он никогда не пил коктейли.

– Никогда?

– Никогда.

Пуаро не смог скрыть своего разочарования.

– Черт возьми… Все не слава богу…

– Кроме того, – продолжал сэр Чарльз, – я не понимаю, как можно было перепутать бокалы. Темпл разносила их на подносе, и каждый брал тот, который ему нравился.

– Действительно… – пробормотал Пуаро. – Бокал нельзя заставить взять, как заставляют взять карту. А что собой представляет эта ваша Темпл? Это та горничная, которая впустила меня сейчас?

– Да. Она служит у меня три или четыре года. Хорошая, уравновешенная девушка. Знает свое дело. Я не знаю, откуда она приехала, – это наверняка знает мисс Милрэй.

– Мисс Милрэй – это ваша экономка? Такая высокая женщина, похожая на гренадера?

– В самом деле, она напоминает гренадера, – согласился сэр Чарльз.

– Я несколько раз ужинал у вас раньше, но, кажется, до того вечера ее не видел.

– Обычно она не ужинает с гостями, а в тот раз настояла на своем присутствии, дабы число человек за столом не равнялось тринадцати.

– Значит, это была ее инициатива, – задумчиво произнес Пуаро. – Понятно.

Немного поразмыслив, он спросил:

– Могу я поговорить с этой вашей Темпл?

– Конечно, друг мой.

Сэр Чарльз нажал кнопку звонка, и спустя несколько мгновений на пороге появилась горничная.

– Вы звонили, сэр?

Это была высокая девушка лет тридцати двух – тридцати трех со спокойными, деловитыми манерами. Ее блестящие волосы были уложены с определенным изяществом, но красотой она не отличалась.

– Месье Пуаро хочет задать вам несколько вопросов, – сказал сэр Чарльз.

Темпл окинула детектива взглядом с видом превосходства.

– Мы обсуждаем обстоятельства смерти мистера Баббингтона, – пояснил Пуаро. – Вы хорошо помните тот вечер?

– Да, сэр.

– Мне нужно знать все о коктейлях.

– Прошу прощения, сэр?

– Вы готовили их?

– Нет, сэр. Сэр Чарльз любит готовить их сам. Я только принесла бутылки – вермут, джин и все остальное.

– Куда вы их поставили?

– На стол, сэр. – Она указала на стол, стоявший у стены: – Поднос с бокалами стоял здесь, сэр. Приготовив напиток, сэр Чарльз разлил его по бокалам, после чего я взяла поднос и обнесла гостей.

– На подносе стояли все бокалы с коктейлями?

– Сэр Чарльз взял два бокала – себе и мисс Литтон-Гор, с которой беседовал в это время. И мистер Саттерсуэйт отнес бокал одной леди – кажется, мисс Уиллс…

– Совершенно верно, – подтвердил мистер Саттерсуэйт.

– Все остальные я разнесла, сэр. Каждый взял по бокалу, кроме сэра Бартоломью.

– Будьте так любезны, Темпл, пожалуйста, воспроизведите всю эту процедуру. Давайте разложим подушки, на которых сидели гости. Насколько мне помнится, я стоял здесь, мисс Сатклифф – вон там…

Эта сцена была реконструирована с помощью мистера Саттерсуэйта, продемонстрировавшего прекрасную память. Он хорошо помнил, кто где располагался. Темпл обошла комнату с подносом. Они выяснили, что начала она с миссис Дейкрс, затем подошла к мисс Сатклифф и Пуаро, затем к мистеру Баббингтону, леди Мэри и мистеру Саттерсуэйту, которые сидели вместе.

Это совпадало с воспоминаниями мистера Саттерсуэйта. Сэр Чарльз позволил Темпл уйти.

– Все это бессмысленно, – сказал Пуаро. – Темпл была последней, кто имел дело с коктейлями, но она не могла подмешать в них что-либо, и, как я уже говорил, нельзя заставить конкретного человека взять конкретный бокал.

– Обычно люди берут тот бокал, который находится ближе всего к ним, – заметил сэр Чарльз. – Это могло бы сработать, если б сначала поднос со стоящим с краю отравленным коктейлем предложили нужному человеку, – но и тогда вероятность успеха была бы не очень большой. Бокалы на подносе стоят вплотную друг к другу, и те, что находятся в крайнем ряду, кажутся одинаково близкими… Нет-нет, слишком мало шансов, что нужный человек выберет предназначенный ему бокал. Скажите, Саттерсуэйт, Баббингтон поставил свой бокал на стол или продолжал держать его в руке?

– Он поставил его на этот стол.

– Потом кто-нибудь подходил к этому столу?

– Нет. Я стоял ближе всех к нему – и уверяю вас, ничего не подмешивал в его бокал. Даже если б у меня была возможность сделать это незаметно, я не воспользовался бы ею.

Мистер Саттерсуэйт говорил довольно холодно. Пуаро поспешил извиниться.

– Ну что вы, я ничего такого не имел в виду – quelle idée![88] Мне просто нужно знать точные факты. Согласно результатам анализа, в этом коктейле не было ничего необычного – а теперь мне кажется, в нем и не могло ничего быть. Те же результаты дали и два других теста. Но мистер Баббингтон ничего не брал в рот, кроме коктейля, и если б он был отравлен чистым никотином, смерть наступила бы очень быстро. Вы осознаете, что это означает?

– Нет, черт возьми, – ответил сэр Чарльз.

– Даже не хочется говорить… Из этого вытекает страшная версия, которая, я надеюсь и верю, окажется неверной. Нет, конечно, это не так… Смерть сэра Бартоломью доказывает, что… И все же…

Нахмурившись, детектив погрузился в размышления. Его собеседники с любопытством смотрели на него. Наконец он отвлекся от своих мыслей и посмотрел на них.

– Вы ведь понимаете, что я имею в виду, не так ли? Миссис Баббингтон отсутствовала в «Мелфорт-Эбби» – следовательно, она вне подозрений.

– Но никто и не думал подозревать миссис Баббингтон.

Пуаро добродушно улыбнулся.

– Неужели? Странно. Эта мысль пришла мне сразу. Если бедный джентльмен умер не от отравления коктейлем, значит, яд попал в его организм за несколько минут до того, как он вошел в дом сэра Чарльза. Как это могло произойти? Возможно, он принял яд вместе с каким-нибудь средством от несварения желудка. Но кто мог подсунуть ему отравленное лекарство? Только жена. Кто мог иметь мотив, о котором никто больше не подозревал? Тоже только жена.

– Но они любили друг друга! – с негодованием воскликнула Эгг. – Вы ничего не понимаете!

Пуаро посмотрел на нее все с той же добродушной улыбкой.

– Вам это известно, мне – нет. Я рассматриваю факты объективно, без каких-либо предубеждений. И позвольте мне сказать вам, мадемуазель: в своей практике я сталкивался с пятью случаями, когда любящие мужья убивали жен, и двадцатью двумя случаями, когда любящие жены убивали мужей. Женщины лучше мужчин умеют создавать видимость нежных чувств.

– Вы говорите ужасные вещи, – сказала Эгг. – Я уверена, Баббингтоны искренне любили друг друга. Ваше предположение просто чудовищно!

– Убийство – это всегда чудовищно, мадемуазель, – возразил Пуаро, и в его голосе неожиданно прозвучали стальные нотки.

Спустя мгновение он продолжил говорить в своем обычном тоне:

– Но я – принимающий во внимание только факты – согласен, что миссис Баббингтон не делала этого. Ее не было в «Мелфорт-Эбби». Как уже сказал сэр Чарльз, преступником может быть только тот, кто присутствовал на обеих вечеринках. Таких в вашем списке семеро.

В комнате повисла тишина.

– И что вы посоветуете нам предпринять? – спросил мистер Саттерсуэйт, нарушив молчание.

– У вас уже наверняка имеется план? – предположил Пуаро.

Сэр Чарльз откашлялся.

– Единственным возможным методом в сложившейся ситуации нам представляется метод исключения, – сказал он. – Моя идея заключается в том, чтобы считать каждого человека из списка виновным до тех пор, пока не будет доказано, что он невиновен. Мы должны убедить себя в том, что между данным человеком и Стивеном Баббингтоном существует связь, и приложить все усилия, чтобы выяснить, в чем она состоит. Не выявив никакой связи, мы переходим к следующему фигуранту списка.

– Неплохо с точки зрения психологии, – одобрил сыщик. – И каким образом вы собираетесь делать это?

– У нас пока не было времени обсудить данную тему. Мы с благодарностью выслушаем ваши советы, месье Пуаро.

Маленький бельгиец поднял руку.

– Друг мой, не побуждайте меня к каким-либо активным действиям. Я уже давно пришел к убеждению, что любая проблема лучше всего решается путем размышления. Позвольте мне принять то, что, кажется, называется «поручение поверенному». Продолжайте ваше расследование, которым столь умело руководит сэр Чарльз…

«А как насчет меня? – подумал мистер Саттерсуэйт. – Ох уж эти актеры! Всегда стремятся играть главную роль в лучах рампы…»

– Возможно, время от времени вам будет требоваться – назовем это совет юрисконсульта, – сказал Пуаро. – Я могу выступать в роли такого юрисконсульта. – Он улыбнулся Эгг. – Как вам такое решение, мадемуазель?

– Великолепно, – ответила девушка. – Ваш опыт нам очень пригодится.

Выражение ее лица свидетельствовало об испытываемом ею облегчении. Взглянув на часы, она воскликнула:

– Боже, как поздно! Мне нужно возвращаться домой, иначе с матерью будет плохо.

– Я отвезу вас, – сказал сэр Чарльз.

Они вышли из комнаты.

Глава 5Разделение труда

– Вот видите, рыбка попалась на удочку, – сказал Эркюль Пуаро.

Мистер Саттерсуэйт вздрогнул и, оторвав взгляд от двери, закрывшейся за сэром Чарльзом и Эгг, повернулся к Пуаро. Детектив смотрел на него с насмешливой улыбкой.

– Да-да, отрицать бесполезно. Вы бросили мне наживку в Монте-Карло, показав газетную заметку в надежде на то, что она пробудит мой интерес и я возьмусь за это дело. Разве не так?

– Да, действительно, – сознался мистер Саттерсуэйт. – Но я решил, что мне это не удалось.

– Вам это вполне удалось. Вы тонкий знаток человеческой натуры, друг мой. Я страдал от скуки – мне, подобно тому мальчику, который играл рядом с нами, было «нечем заняться». Вы точно выбрали психологический момент. Кстати, успех преступления тоже во многом зависит от выбора психологического момента. Преступление и психология всегда идут рука об руку… Но вернемся к нашим баранам. Это чрезвычайно занимательное преступление – оно ставит меня в тупик.

– Какое именно, первое или второе?

– Существует только одно преступление, а то, что вы называете первым и вторым, – лишь две его половинки. Вторая половинка довольно проста – мотив, использованное средство…

– Использованное средство представляет такую же загадку, как и в первом случае, – перебил его мистер Саттерсуэйт. – Ни в напитках, ни в еде, употреблявшихся всеми гостями, яд обнаружен не был.

– Нет-нет, разница есть. Если взять первый случай, складывается впечатление, что никто не имел возможности отравить Стивена Баббингтона. Сэр Чарльз, если б захотел, мог отравить одного из своих гостей, но не кого-то конкретно. Темпл могла подмешать что-нибудь в последний бокал – но бокал мистера Баббингтона не был последним. Нет, убийство мистера Баббингтона представляется абсолютно невероятным, и я до сих пор не избавился от ощущения, что его смерть все-таки носила естественный характер… Но мы в скором времени выясним это. Второй случай отличается от первого. Сэра Бартоломью мог отравить любой из гостей, а также дворецкий и горничная. У каждого из них имелась такая возможность.

– Я не понимаю… – начал было мистер Саттерсуэйт.

– Как-нибудь я продемонстрирую вам это посредством эксперимента, – не дал ему договорить Пуаро. – Давайте перейдем к другому, более важному вопросу. Вы, как добросердечный, деликатный человек, должны понимать: нельзя допустить, чтобы я портил удовольствие другим.

– Вы имеете в виду…

Губы мистера Саттерсуэйта искривились в улыбке.

– Я имею в виду, сэр Чарльз должен играть главную роль, к чему он привык. Более того, этого хочется кое-кому еще. Я не прав? Мадемуазель совсем не нравится мое вмешательство в расследование.

– Вам не откажешь в проницательности, месье Пуаро. Удивительно, как быстро вы разбираетесь в ситуации.

– Это же видно невооруженным взглядом! Я очень наблюдателен в подобных делах и хочу способствовать любви, а не мешать ей. Мы с вами, друг мой, должны действовать сообща – на благо Чарльза Картрайта. Не так ли? Когда мы раскроем преступление…

– Если, – поправил его мистер Саттерсуэйт.

– А я говорю – когда! Я не позволяю себе терпеть неудачу.

– Никогда?

Мистер Саттерсуэйт испытующе смотрел на бельгийца.

– Бывали моменты, – с достоинством произнес Пуаро, – когда я, выражаясь вашими словами, не очень быстро разбирался в ситуации – то есть постигал истину не так скоро, как мог бы.

– И вы вообще никогда не терпели неудачу? – Упорство мистера Саттерсуэйта объяснялось исключительно любопытством.

– Eh bien. Однажды. Давно. В Бельгии. Не будем говорить об этом…

Удовлетворив свое любопытство (и испытав чувство злорадства), мистер Саттерсуэйт поспешил сменить тему.

– Хорошо. Итак, вы сказали, что когда преступление будет раскрыто…

– Оно будет раскрыто сэром Чарльзом. Это очень важно. Я буду лишь маленьким винтиком в механизме расследования. Буду появляться время от времени и говорить намеками. Мне не нужно славы больше того, чем у меня уже есть.

Мистер Саттерсуэйт смотрел на него с интересом. Его забавляли наивное самодовольство и неумеренный эгоизм этого маленького человека. Однако он отдавал себе отчет в том, что это не пустое бахвальство. Англичанин обычно проявляет скромность в отношении того, что у него получается хорошо, и зачастую бывает недоволен тем, что у него выходит плохо. Латинянин более точно оценивает свои способности. Если он умен, то никогда не будет скрывать этот факт.

– Интересно знать, – сказал мистер Саттерсуэйт, – какую личную выгоду вы надеетесь извлечь из этого расследования. Неужели вами движет только охотничий азарт?

Пуаро покачал головой.

– Не совсем. Конечно, подобно chien de chasse[89], я иду по следу и испытываю азарт. Но здесь нечто большее… как бы это сформулировать?.. Наверное, стремление к истине. Во всем мире нет ничего более любопытного, захватывающего и прекрасного, чем истина…

Последовала небольшая пауза. Пуаро взял лист бумаги, на котором мистер Саттерсуэйт аккуратным почерком вывел семь имен, и зачитал вслух.

– Миссис Дейкрс, капитан Дейкрс, мисс Уиллс, мисс Сатклифф, леди Мэри Литтон-Гор, мисс Литтон-Гор, Оливер Мандерс… Да, – сказал он, – очень любопытно, вам не кажется?

– И что же в этом любопытного?

– Порядок перечисления имен.

– Не вижу в этом ничего любопытного. Мы записали имена в совершенно произвольном порядке.

– Совершенно верно. Список возглавляет миссис Дейкрс. На этом основании я прихожу к заключению, что она рассматривается в качестве наиболее вероятной преступницы.

– Не наиболее вероятной, а наименее невероятной, так будет точнее, – заметил мистер Саттерсуэйт.

– А если быть еще точнее – вероятно, вы все желали, чтобы она оказалась преступницей.

Мистер Саттерсуэйт уже открыл для ответа рот, но в этот момент его глаза натолкнулись на насмешливый взгляд искрящихся зеленых глаз Пуаро, и он сказал совсем не то, что собирался сказать:

– Интересная мысль. Возможно, вы и правы, месье Пуаро. Такое действительно могло быть – на уровне подсознания.

– Я хотел бы кое о чем спросить вас, мистер Саттерсуэйт.

– Разумеется, – с готовностью откликнулся тот.

– Из ваших слов я понял, что сэр Чарльз и мисс Литтон-Гор вместе навещали миссис Баббингтон.

– Да.

– Вы не сопровождали их?

– Трое посетителей – это уже слишком много.

Пуаро улыбнулся.

– И к тому же, вероятно, вы в это время выполняли другую задачу… Чем вы занимались, если не секрет?

– Пил чай у леди Мэри Литтон-Гор, – неохотно ответил мистер Саттерсуэйт.

– И о чем вы с нею беседовали?

– Она была столь любезна, что поведала мне о проблемах, возникших в начале ее замужества.

Он принялся пересказывать историю леди Мэри. Пуаро сочувственно кивал головой.

– Как часто подобное случается в жизни! Девушка-идеалистка выходит замуж за проходимца, не желая слушать ничьих предостережений… А еще о чем-нибудь вы говорили? К примеру, об Оливере Мандерсе?

– Кстати, именно о нем и говорили.

– Узнали что-нибудь интересное?

Мистер Саттерсуэйт повторил то, что рассказала ему леди Мэри, а затем спросил:

– Почему вы решили, что мы говорили о нем?

– Потому, что вы приехали к ней с этой целью. Да-да, не возражайте. Возможно, вы надеетесь, что преступление совершила миссис Дейкрс или ее супруг, но думаете, что это сделал Мандерс.

Он поднял руку, предвосхищая протесты со стороны мистера Саттерсуэйта.

– Да, вы скрытны по натуре. У вас имеются собственные соображения, но вы предпочитаете держать их при себе. Я вас понимаю. Признаться, я и сам поступаю точно так же…

– Я не подозреваю его – это абсурд. Мне просто хотелось больше узнать о нем.

– Вот и я говорю: вы остановили свой выбор на нем интуитивно. Меня тоже интересует этот молодой человек. Он вызвал у меня интерес еще в тот вечер, когда здесь происходил ужин, поскольку я увидел…

– Что же вы увидели? – нетерпеливо спросил мистер Саттерсуэйт.

– Я увидел, что по меньшей мере два человека – а возможно, и больше – играют определенные роли. Одним из них был сэр Чарльз… – Пуаро улыбнулся. – Он играл роль морского офицера. Я не прав? Это вполне естественно. Великий актер не перестает играть даже после того, как покидает сцену. Но и Мандерс тоже играл роль – скучающего, пресыщенного молодого человека. Однако в действительности он не был ни скучающим, ни пресыщенным, а производил впечатление человека, живо интересующегося происходящим вокруг. И поэтому, друг мой, я обратил на него внимание.

– Как вы догадались, что я интересуюсь им?

– Благодаря множеству мелких признаков. Вы проявили немалое любопытство по поводу аварии, которая привела его в тот вечер в «Мелфорт-Эбби». Вы не поехали с сэром Чарльзом и мисс Литтон-Гор к миссис Баббингтон. Почему? Потому что хотели выяснить кое-что соответственно своим собственным соображениям втайне от остальных. Вы отправились к леди Мэри, чтобы получить о ком-то информацию. О ком? Это мог быть только кто-то из местных. Оливер Мандерс. И наконец, что характерно более всего, вы написали его имя в конце списка. Кто, по-вашему, в действительности является наименее вероятными преступниками? Леди Мэри и мадемуазель Эгг. Но вы тем не менее поставили его имя после их имен – потому что он для вас темная лошадка и вы хотите оставить его себе.

– Господи, – сказал мистер Саттерсуэйт, – неужели я действительно таков?

– Précisément[90]. Вы проницательны, наблюдательны и не любите делиться с другими своими открытиями. Ваши суждения о людях являются вашей собственностью. Вы не выставляете их напоказ.

– Мне кажется… – заговорил было мистер Саттерсуэйт, но в этот момент в комнату бодрым шагом вошел сэр Чарльз.

– Бррр… Жуткая погода.

Он налил себе виски с содовой. На его предложение присоединиться к нему Пуаро и мистер Саттерсуэйт ответили отказом.

– Ну что же, – сказал Картрайт, – давайте разработаем план кампании. Где список, Саттерсуэйт?.. А-а, благодарю. Каково ваше мнение, месье Пуаро? Как мы распределим работу?

– А что предложили бы вы, сэр Чарльз?

– Мы могли бы разделить между собой подозреваемых. Под номером один значится миссис Дейкрс. Эгг, похоже, не прочь заняться ею. Судя по всему, она полагает, что мужчины не способны беспристрастно относиться к столь безупречно одетым женщинам… По-моему, неплохая идея – подобраться к ней со стороны ее профессиональной деятельности. Саттерсуэйт и я могли бы разыграть другой гамбит, если б сочли это целесообразным… Далее следует Дейкрс. Я знаком с некоторыми из его приятелей по скачкам и, наверное, мог бы разузнать кое-что у них. Затем Анджела Сатклифф.

– Это, скорее всего, тоже ваш объект, Картрайт, – сказал мистер Саттерсуэйт. – Вы ведь довольно хорошо знаете ее, не так ли?

– Да. Именно поэтому я хотел бы, чтобы ею занимался кто-нибудь другой… Меня могут обвинить в предвзятости. Мы все-таки с нею друзья… Вы понимаете?

– Parfaitement, parfaitement[91]. Вы руководствуетесь присущей вам деликатностью. Это понятно. Данную задачу за вас выполнит замечательный во всех отношениях мистер Саттерсуэйт.

– Леди Мэри и Эгг, естественно, исключаются. Как насчет Мандерса? Его присутствие в тот вечер, когда умер Толли, было случайностью, и все же, я считаю, нам не следует исключать его.

– За Мандерсом присмотрит мистер Саттерсуэйт, – сказал Пуаро. – Но мне кажется, сэр Чарльз, вы не назвали одно имя из вашего списка. Вы пропустили мисс Мюриэл Уиллс.

– Да, действительно… Ну что же, если Саттерсуэйт берет на себя Мандерса, я могу заняться мисс Уиллс. Договорились? У вас есть какие-то предложения, месье Пуаро?

– Нет… не думаю. Мне будет интересно познакомиться с результатами ваших изысканий.

– Разумеется. Есть еще одна идея: если мы раздобудем фотографии этих людей, то сможем навести о них справки в Джиллинге.

– Великолепная идея, – одобрил детектив. – Что-то я хотел вас спросить… Ах да – ваш друг сэр Бартоломью не пил коктейли, но пил портвейн?

– Да, он питал слабость к портвейну.

– Мне представляется странным, что он не почувствовал ничего необычного. Чистый никотин обладает чрезвычайно резким и неприятным вкусом.

– Вы должны помнить, – сказал сэр Чарльз, – что содержимое его бокала с портвейном было подвергнуто анализу и никотин там не был обнаружен.

– Ах да, как глупо с моей стороны… Однако каким-то образом никотин все же попал в его организм, и он не мог не почувствовать этот весьма специфический вкус.

– Понимаете, – медленно произнес сэр Чарльз, – прошлой весной Толли перенес очень тяжелый грипп, что крайне негативно отразилось на его обонянии и вкусе.

– Понятно, – сказал Пуаро. – Это все объясняет и значительно облегчает дело.

Картрайт подошел к окну и выглянул на улицу.

– Ветер все никак не успокаивается. Я пошлю за вашими вещами, месье Пуаро. Конечно, «Роза и корона» – очень хорошее место для восторженных художников, но я думаю, вы предпочли бы надлежащую гигиену и удобную кровать.

– Спасибо. Вы чрезвычайно любезны, сэр Чарльз.

– Не стоит благодарности. Я сейчас обо всем распоряжусь.

Он вышел из комнаты.

Пуаро бросил взгляд на мистера Саттерсуэйта.

– Могу я позволить себе предложить вам кое-что?

– Я вас слушаю.

Пуаро наклонился вперед и произнес вполголоса:

– Спросите Мандерса, зачем он имитировал аварию. Скажите, что полиция подозревает его, – и послушайте, что он вам на это скажет.

Глава 6Синтия Дейкрс

В демонстрационном зале фирмы «Эмброзин Лтд.» царила цветовая гармония: беловатые стены, нейтрально окрашенный, почти бесцветный толстый ковер, обивка мебели того же оттенка. Тут и там посверкивал хром. Стены были украшены гигантскими геометрическими фигурами синего и лимонно-желтого цветов. Интерьер зала был разработан Сидни Сэндфордом, самым модным и самым молодым дизайнером того времени.

Эгг Литтон-Гор сидела в кресле прогрессивного дизайна, слегка напоминавшем стоматологическое, и наблюдала за изящными, змееподобными молодыми женщинами с красивыми скучающими лицами, которые дефилировали перед нею, грациозно покачивая бедрами. Эгг всем своим видом старалась показать, будто ей ничего не стоит заплатить за платье пятьдесят или шестьдесят фунтов.

Миссис Дейкрс, выглядевшая совершенно нереальным существом, явно знала свое дело.

– А как вам нравится вот это? – спрашивала она Эгг. – Эти банты на плечах довольно занятны, вы не находите? Слишком смелая линия талии… Я предпочла бы вместо красного новый цвет – испанский – горчица с примесью кайенского перца, он чрезвычайно привлекателен. Как вам нравится «Вэн ординэр»? Очень смело и весьма нелепо, не правда ли? В наши дни отношение к одежде просто несерьезное.

– Мне очень трудно судить, – сказала Эгг.

Немного помолчав, она добавила доверительным тоном:

– Видите ли, прежде я не могла позволить себе подобное платье. Мы всегда были страшно бедны. Я часто вспоминала, как изумительно вы выглядели в тот вечер в «Вороньем гнезде», и думала: «Как только у меня появятся деньги, пойду к миссис Дейкрс и попрошу ее помочь мне выбрать платье». Я так восхищалась вами в тот вечер…

– Дорогая моя, как это мило с вашей стороны… Я обожаю одевать молодых девушек. Очень важно, чтобы девушка не выглядела неотесанной, если вы понимаете, что я имею в виду.

«Ты-то выглядишь как на картинке», – с неприязнью подумала Эгг.

– Вы очень интересная девушка, – продолжала миссис Дейкрс, – и не должны одеваться ординарно, традиционно. Ваша одежда должна быть простой, но смелой – и лишь слегка видимой. Вы меня понимаете? Хотите приобрести несколько платьев?

– Я собиралась купить четыре вечерних платья, два повседневных, а также один или два спортивных костюма.

Миссис Дейкрс сделалась еще более обходительной. К счастью, она не знала, что в данный момент баланс банковского счета Эгг составлял пятнадцать фунтов двенадцать шиллингов и эти деньги ей нужно было растянуть до декабря.

Мимо Эгг прошли еще несколько девушек. Время от времени ей удавалось затрагивать в разговоре и другие темы, помимо одежды.

– Полагаю, с тех пор вы больше не бывали в «Вороньем гнезде»?

– Нет, дорогая моя. Этот случай произвел на меня столь тягостное впечатление… Кроме того, мне всегда казалось, что Корнуолл – это прибежище художников, а я не выношу их…

– Ужасная трагедия, – сказала Эгг. – Старый, добрый мистер Баббингтон был таким славным человеком…

– На мой взгляд, он напоминал предмет старины, – отозвалась миссис Дейкрс.

– Вы с ним встречались прежде?

– С этим милым ископаемым? Говоря откровенно, не помню.

– По-моему, он что-то говорил на этот счет, – сказала Эгг. – Но, кажется, вы встречались не в Корнуолле, а в местечке, называющемся Джиллинг.

– В самом деле? – Миссис Дейкрс рассеянно посмотрела на нее. – Нет, марсельское Petit Scandale[92], – вот что я хочу, Дженни, – сказала она, обращаясь к одной из манекенщиц. – А потом синее «Пату».

– Не правда ли, странно, что мистера Баббингтона отравили? – упорствовала Эгг.

– Дорогая моя, это было так пронзительно, что просто нет слов! Но для меня это стало даром божьим. Ко мне начали приходить всякие ужасные толстые женщины и заказывать платья только для того, чтобы поглазеть на меня… Вот эта модель «Пату» идеально подойдет вам. Посмотрите на эти совершенно бесполезные и нелепые оборки – они придают платью очарование. Да, бедный мистер Баббингтон… Люди думают, что я могла быть причастна к его смерти. А я извлекаю из этого выгоду. Слишком смело. И вот, знаете…

Поток ее слов был прерван появлением монументальной американки – очевидно, ценной клиентки.

Пока американка высказывала свои требования – всеобъемлющие и дорогостоящие, – Эгг незаметно удалилась, сказав сменившей миссис Дейкрс молодой леди, что, прежде чем делать окончательный выбор, ей необходимо подумать.

Оказавшись на Брутон-стрит, Эгг взглянула на часы. Без двадцати минут час. До начала осуществления ее второго плана еще оставалось время. Она дошла до Беркли-сквер и затем медленно двинулась назад. Ровно в час Эгг прижалась носом к окну, за которым были выставлены предметы китайского традиционного искусства.

Мисс Дорис Симс стремительно вышла на Брутон-стрит и повернула в сторону Беркли-сквер. Не успела она достигнуть площади, как откуда-то сбоку до ее слуха неожиданно донесся голос:

– Прошу прощения, не могли бы вы уделить мне минуту вашего времени?

Девушка удивленно обернулась.

– Вы ведь работаете манекенщицей в «Эмброзин»? Я видела вас там сегодня утром. Надеюсь, вы не будете сильно оскорблены, если я скажу, что никогда не видела такой идеальной фигуры, как у вас.

Дорис Симс отнюдь не была оскорблена. Она была лишь немного смущена.

– Вы очень любезны, мадам, – сказала она.

– Кроме того, судя по всему, у вас чрезвычайно добрая душа. Именно поэтому я хочу просить вас об одолжении. Не согласитесь ли вы пообедать со мною в «Беркли» или «Ритце»?

После непродолжительных колебаний Дорис согласилась. Ее разбирало любопытство, к тому же она любила вкусно поесть.

Когда они заняли столик, Эгг, сделав заказ, пустилась в объяснения:

– Надеюсь, вы никому не передадите содержание нашей беседы… Видите ли, я занимаюсь описанием различных женских профессий и хочу, чтобы вы рассказали мне о своей работе.

Несколько разочарованная, Дорис тем не менее принялась подробно рассказывать о режиме своей работы, ее удобствах и неудобствах, зарплате. Эгг записывала эти данные в маленький блокнот.

– Очень мило с вашей стороны, – сказала она. – Для меня это дело новое, и я еще не совсем освоилась.

Сделав паузу, она продолжила доверительным тоном:

– Понимаете, я оказалась в тяжелом материальном положении, и журналистская работа послужит мне хорошим подспорьем. Я очень волновалась, когда пришла в «Эмброзин» под видом клиентки, намеревающейся купить кучу модных платьев, поскольку в действительности оставшихся у меня денег едва хватит, чтобы дотянуть до Рождества. Я опасалась, что миссис Дейкрс, узнав об этом, придет в ярость.

Дорис хихикнула.

– Наверняка кончилось бы этим.

– Как вы считаете, сумела я создать впечатление, будто у меня есть деньги?

– О да, вы держались великолепно, мисс Литтон-Гор. Мадам уверена, что вы собираетесь купить много вещей.

– Боюсь, она будет разочарована, – сказала Эгг.

Дорис опять хихикнула. Девушка явно чувствовала расположение к Эгг. Наверное, эта молодая леди из общества, думала она, но при этом не задирает носа и ведет себя совершенно естественно.

После того как между ними установились доброжелательные отношения, Эгг не составило труда выведать у Дорис все, что та знала о своей мадам.

– Мне всегда казалось, что миссис Дейкрс страшная зануда, – сказала Эгг.

– У нас ее никто не любит, мисс Литтон-Гор. Но она, конечно, умна и хорошо знает свое дело. Не то что иные леди из общества, которые начинают заниматься этим бизнесом и быстро прогорают, поскольку их подруги берут у них одежду и не платят за нее. Мадам обладает жестким характером. Правда, должна заметить, она достаточно справедлива и у нее в самом деле есть вкус. Она знает, что чего стоит, и умеет подобрать одежду людям, которая им действительно подходит.

– Полагаю, она много зарабатывает?

Глаза Дорис хитро сощурились.

– Мне бы не хотелось говорить на эту тему – тем более сплетничать.

– Конечно, конечно, – поспешно произнесла Эгг. – Пожалуйста, продолжайте.

– Но если вы спросите меня – еще немного, и фирма окажется на мели. К мадам приходил один джентльмен – еврей, и, я думаю, хозяйка заняла у него денег, чтобы остаться на плаву. Похоже, она влезла в большие долги. Говоря откровенно, мисс Литтон-Гор, порой мадам выглядит просто ужасно. Даже косметика не помогает. Похоже, очень сильно переживает. Такое впечатление, что она не спит ночами.

– А ее мужа вы знаете?

– Довольно странный человек. Мне лично он не очень нравится. Вообще-то, мы видим его нечасто. Другие девушки со мною не соглашаются, но я уверена, что она до сих пор его очень любит. Правда, ходили кое-какие слухи…

– Что за слухи?

– Я не из тех, кто любит повторять сплетни.

– Да-да, конечно. Пожалуйста, продолжайте.

– Ну, девушки говорили между собой о каком-то молодом парне – очень богатом и очень мягкосердечном. Не то чтобы он слабохарактерный – но, в общем, ни то ни се. Мадам вовсю использовала его. Он улаживал разного рода дела. А потом его отправили в морское путешествие – внезапно.

– Кто отправил? Доктор?

– Да. Доктор с Харли-стрит. Кажется, тот самый, которого убили в Йоркшире, – говорят, его отравили…

– Сэр Бартоломью Стрейндж?

– Точно, именно так его и звали. Мадам была у него на вечеринке, а мы с девушками говорили между собою – просто, знаете, смеялись: наверное, это она его убила, вроде как из мести. Конечно, это была всего лишь шутка…

– Разумеется, шутка, – сказала Эгг. – Я понимаю.

Немного помолчав, она добавила:

– А знаете, мне кажется, такая жесткая и безжалостная женщина, как миссис Дейкрс, подошла бы на роль убийцы.

– Да, она очень жесткая. Характер у нее совершенно несносный! Когда она дает себе волю, никто из нас не осмеливается приближаться к ней. Говорят, даже муж ее боится – и это неудивительно.

– Вы никогда не слышали, чтобы она говорила о человеке по имени Баббингтон или о таком местечке в Кенте – Джиллинг?

– Нет, ничего такого припомнить не могу.

Тут Дорис взглянула на часы.

– О господи!.. Мне нужно спешить, иначе я опоздаю.

– До свидания, и спасибо за то, что согласились поговорить со мной.

– Было приятно познакомиться. До свидания, мисс Литтон-Гор. Надеюсь, ваша статья принесет вам успех. Буду следить за прессой.

И напрасно, моя девочка, подумала Эгг, попросив счет.

Затем, подведя черту под записями для мнимой статьи, она написала:

«Синтия Дейкрс. По некоторым данным, испытывает финансовые трудности. Обладает «несносным характером». Молодой человек (богатый), с которым она будто бы состояла в связи, был отправлен в морское путешествие сэром Бартоломью Стрейнджем. Не проявила никаких эмоций при упоминании о Джиллинге и при сообщении о том, что Баббингтон знал ее».

Немного, подумала Эгг. Возможный мотив для убийства сэра Бартоломью есть, но очень слабый. Возможно, месье Пуаро это о чем-то скажет. Ей же это ни о чем не говорит.

Глава 7Капитан Дейкрс

Программа Эгг на этот день еще не завершилась. Следующим ее пунктом являлся визит в Сент-Джонс-хаус, где жили Дейкрсы. Это был новый многоэтажный дом с очень дорогими квартирами. В окнах красовались ящики с пышными растениями, у подъездов стояли швейцары в роскошных мундирах, напоминавшие иностранных генералов.

Эгг не стала входить в здание, а принялась прогуливаться взад и вперед вдоль его фасада по противоположной стороне улицы. Прошло около часа. По ее подсчетам, она прошла уже не одну милю. Часы показывали половину шестого.

Спустя несколько минут к дому подъехал автомобиль-такси, и из его салона вылез капитан Дейкрс. Он перешел улицу и вошел в подъезд.

Спустя пару минут Эгг нажала кнопку звонка квартиры № 3. Дверь открыл сам Дейкрс, еще не успевший снять пальто.

– Здравствуйте, – сказала Эгг. – Вы меня помните? Мы встречались в Корнуолле, а потом еще в Йоркшире.

– Да-да, разумеется. И оба раза при печальных обстоятельствах… Прошу вас, входите, мисс Литтон-Гор.

– Я хотела поговорить с вашей женой. Она дома?

– Она сейчас на Брутон-стрит, в своем магазине.

– Мы с нею виделись там сегодня. Я думала, она уже вернулась домой. Надеюсь, мой визит сюда не причинит вам слишком большого беспокойства… – Эгг изобразила крайнее смущение.

Симпатичная лошадка, подумал Фредди Дейкрс. В самом деле, чертовски хороша.

Вслух же он сказал:

– Синтия приедет только в седьмом часу, не раньше. Я сам только что вернулся из Ньюбери. Сегодня у меня был неудачный день, и я уехал рано. Может быть, зайдем в «Клуб Семьдесят Два» и выпьем по коктейлю?

Эгг приняла приглашение, хотя у нее возникло подозрение, что Дейкрс уже изрядно приложился к бутылке.

Сидя в полутемном зале и отхлебывая из бокала мартини, девушка заметила:

– Довольно приятное заведение. Никогда здесь прежде не была.

Фредди Дейкрс снисходительно улыбнулся. Он любил молодых красивых девушек. Возможно, не так сильно, как некоторые другие вещи, – но тем не менее.

– Да, неприятное происшествие, – сказал он. – Ну, то, что случилось в Йоркшире. Удивительное дело, все получилось наоборот – то есть доктор оказался отравленным, тогда как обычно доктор сам травит других.

Он громогласно рассмеялся собственной остроте и заказал себе еще один розовый джин.

– Как точно вы подметили, – сказала Эгг. – Мне такое в голову не приходило.

– Это, конечно, шутка, – возразил Фредди Дейкрс.

– Все-таки странно, – сказала Эгг, – стоит нам встретиться, как кто-нибудь умирает.

– Действительно странно, – согласился капитан. – Вы имеете в виду того старого священника, который умер в доме актера?

– Да. Как-то уж слишком внезапно наступила его смерть.

– Чертовски неприятно все это, – сказал Дейкрс. – Люди умирают один за другим, а ты думаешь, что будешь следующим, и от этого по коже бегут мурашки.

– Вы ведь были знакомы с мистером Баббингтоном прежде, в Джиллинге?

– Никогда не слышал о таком месте… Нет, до этого я с ним не встречался. Забавно – этот священник умер точно так же, как и старый Стрейндж… Довольно странно. Но его-то не убили, я полагаю?

– Вы так думаете?

Дейкрс покачал головой.

– Этого не может быть, – произнес он решительно. – Священников не убивают. Доктора – другое дело.

– Пожалуй, – согласилась Эгг. – Доктора – действительно другое дело.

– Они всюду суют свой нос.

У него слегка заплетался язык. Он подался вперед.

– Не оставляют в покое. Понимаете?

– Нет, – ответила Эгг.

– Они любят вмешиваться в чужую жизнь. Слишком много на себя берут. И с этим нельзя мириться.

– Я не вполне понимаю, что вы имеете в виду.

– Дорогая моя девочка, говорю вам: они берут и сажают человека под замок – вот что я имею в виду. Превращают его жизнь в ад. Боже, как они жестоки! Запирают человека и не дают ему лекарства – и сколько бы ты ни просил, ни умолял их, они его тебе не дадут. Им наплевать на то, какие страдания ты без него испытываешь. Таковы эти доктора. И я знаю, что говорю.

Лицо Дейкрса исказила болезненная гримаса. Его взгляд был устремлен мимо нее.

– Это ад, говорю вам – ад. А они называют это лечением! Делают вид, будто творят благо… Свиньи!

– Вы хотите сказать, что сэр Бартоломью Стрейндж… – осторожно заговорила Эгг.

– Сэр Бартоломью Стрейндж, – перебил он ее, – сэр Бартоломью – мошенник. Хотелось бы мне знать, что происходит в этом его драгоценном санатории… Нервные расстройства, так они это называют… Стоит туда попасть, и оттуда уже не выйдешь. А они говорят, что ты пришел туда по своей воле. По своей воле! Только потому, что ты попал им в руки в тот момент, когда тебя посещали кошмары…

По его телу пробежала дрожь, уголки губ неожиданно опустились.

– Нервы стали совсем ни к черту, – пробормотал он извиняющимся тоном.

Подозвав официанта, Дейкрс стал уговаривать Эгг выпить еще и, когда та отказалась, заказал себе очередную порцию алкоголя.

– Вот так-то лучше, – сказал он, осушив бокал. – Это успокаивает. Хуже нет, когда шалят нервы. Я не должен сердить Синтию. Она запретила мне говорить на эту тему.

Капитан дважды энергично кивнул.

– Нельзя рассказывать полиции обо всем этом, – продолжал он. – Они могут подумать, будто это я прикончил старика Стрейнджа. Ведь кто-то это сделал, а? Кто-то из нас убил его. Смешно, не правда ли? Кто же из нас? Вот в чем вопрос.

– Вероятно, вы знаете кто, – сказала Эгг.

– С чего вы взяли? Почему я должен знать?

Он смотрел на нее с раздражением и подозрением.

– Мне ничего об этом не известно. Я не собирался принимать это его дурацкое «лечение». Что бы там ни говорила Синтия, я не собирался принимать его. Он что-то замышлял – они оба что-то замышляли… Но провести меня не смогли. – Он выпрямился в кресле. – Я достаточно волевой человек, мисс Литтон-Гор.

– Не сомневаюсь в этом, – сказала Эгг. – Скажите, пожалуйста, вы слышали что-нибудь о миссис де Рашбриджер, которая сейчас находится в санатории сэра Бартоломью?

– Рашбриджер? Старик Стрейндж что-то говорил о ней… Что же именно?.. Нет, не могу вспомнить. – Он со вздохом покачал головой. – Память становится все хуже и хуже. А у меня есть враги – множество врагов… Возможно, они и сейчас следят за мною.

С беспокойством окинув взглядом зал, он перегнулся через стол:

– Вот интересно, что эта женщина делала в тот день в моей комнате?

– Какая женщина?

– Женщина с кроличьим лицом, которая пишет пьесы. Это было на следующее утро после… после того, как он умер. Я только что закончил завтрак… Она выходит из моей комнаты и через занавешенную дверь в конце коридора проходит на половину прислуги. Странно, не правда ли? Спрашивается, зачем она заходила в мою комнату? Что ей там было нужно?

Он еще ближе наклонился к Эгг:

– Или, вы думаете, Синтия говорит правду?

– А что говорит миссис Дейкрс?

– Говорит, будто мне это померещилось. Будто у меня была «галлюцинация».

Он горько усмехнулся.

– Время от времени у меня случаются галлюцинации. Я вижу розовых мышей, змей и прочее в том же духе. Но женщина – совсем другое дело… Я действительно видел ее. Она производит неприятное впечатление. Словно пронзает тебя взглядом.

Он откинулся на спинку кресла. Казалось, его вот-вот сморит сон.

Эгг поднялась из-за столика.

– Я должна идти. Благодарю вас, капитан Дейкрс.

– Не благодарите меня. Разговор с вами доставил мне удовольствие. Истинное удовольствие…

Его голос постепенно слабел.

Нужно уходить, пока он не отключился совсем, подумала Эгг.

Прохладный вечерний воздух являл собой разительный контраст по сравнению с дымной атмосферой «Клуба Семьдесят Два».

Горничная Беатрис говорила, что мисс Уиллс все вынюхивала и совала нос куда не следует. Теперь эта история, рассказанная Фредди Дейкрсом. Что же искала мисс Уиллс? Что она нашла? Может быть, она что-то знала?

Правда ли то, что она услышала о сэре Бартоломью? И что вообще это значит? Может быть, Фредди Дейкрс втайне боялся и ненавидел его?

Вполне вероятно.

Однако все это не проливало ни малейшего света на тайну гибели Баббингтона.

Как было бы странно, подумала она, если б оказалось, что его никто не убивал.

И вдруг в глаза ей бросился крупный заголовок в газете, приклеенной к газетному киоску, который стоял в нескольких футах от нее:

РЕЗУЛЬТАТЫ ЭКСГУМАЦИИ В КОРНУОЛЛЕ

Девушка поспешно сунула продавцу пенни и выхватила у него из руки газету. В этот момент она столкнулась с женщиной, подошедшей к киоску вслед за ней. Извинившись, Эгг подняла голову и тут же узнала экономку сэра Чарльза – мисс Милрэй.

Встав бок о бок, они принялись читать статью. Буквы плясали перед глазами Эгг. Анализ органов… никотин…

– Итак, он был убит, – сказала Эгг.

– О господи, – отозвалась мисс Милрэй. – Это ужасно… ужасно… – Ее лицо страдальчески искривилось.

Эгг с удивлением взглянула на нее. Ей всегда казалось, что мисс Милрэй недоступны человеческие чувства.

– Видите ли, я знала его всю свою жизнь, – пояснила женщина.

– Мистера Баббингтона?

– Да. Моя мать живет в Джиллинге, где он когда-то был викарием. Какое несчастье!

– О да, конечно.

– Честно говоря, – сказала мисс Милрэй, – я не знаю, что мне делать.

Под недоуменным взглядом Эгг она слегка покраснела и быстро произнесла:

– Я хотела бы написать миссис Баббингтон, только мне кажется, это не выход… Не знаю, как мне лучше поступить…

По мнению Эгг, такое объяснение было не вполне удовлетворительным.

Глава 8Анджела Сатклифф

– Скажите, вы пришли ко мне как друг или как ищейка? Я должна это знать.

Глаза мисс Сатклифф излучали лукавство. Она сидела на стуле с прямой спинкой, скрестив ноги. Ее седые волосы были тщательно расчесаны. Мистер Саттерсуэйт не переставал восхищаться изяществом форм ее ног, обутых в красивые туфли. Мисс Сатклифф была чрезвычайно обаятельной женщиной – главным образом, благодаря тому, что крайне редко принимала что-либо всерьез.

– Разве это справедливо? – спросил мистер Саттерсуэйт.

– Дорогой мой, конечно, это справедливо. Мне просто необходимо знать: вы пришли сюда ради моих прекрасных глаз – как совершенно очаровательно выражаются французы – или, противный мужчина, хотите выведать, известно ли мне что-нибудь об убийствах?

– Неужели вы можете сомневаться в том, что меня привело к вам именно первое? – спросил мистер Саттерсуэйт с легким поклоном.

– Могу и сомневаюсь, – заявила категорическим тоном актриса. – Вы принадлежите к тем людям, которые выглядят абсолютно безобидными, а в действительности купаются в крови.

– Что вы такое говорите!

– Я знаю, что говорю. Единственное, с чем я еще не определилась, как мне относиться к подозрению в убийстве – как к оскорблению или как к комплименту. Вообще-то я склонна думать, что это все-таки комплимент.

Дама наклонила голову набок, и ее губы медленно растянулись в хорошо знакомой улыбке – обворожительной и неотразимой.

Удивительное создание, подумал мистер Саттерсуэйт. Вслух же он сказал:

– Говоря по правде, моя дорогая леди, меня очень интересует смерть сэра Бартоломью Стрейнджа. Как вам, наверное, известно, мне прежде доводилось заниматься подобными делами…

Напустив на себя вид воплощенной скромности, мистер Саттерсуэйт сделал паузу – вероятно, в надежде на то, что мисс Сатклифф обнаружит некоторые знания о его деятельности на данном поприще. Однако она лишь спросила:

– Скажите, существует ли хотя бы небольшая вероятность того, что то, о чем говорит эта девушка, правда?

– Какая девушка и что она говорит?

– Литтон-Гор. Та, что очарована сэром Чарльзом… Бедняга Чарльз, несладко ему придется!.. Она считает, что тот милый старичок в Корнуолле тоже пал жертвой убийства.

– А вы как считаете?

– Да, действительно, все произошло точно так же… Знаете, она умная девушка. Скажите, у Чарльза серьезные намерения?

– Думаю, ваше мнение на этот счет представляет гораздо бо́льшую ценность, нежели мое.

– Как же вы невыносимо осмотрительны! – воскликнула мисс Сатклифф и тут же тяжело вздохнула. – А я ужасно неосмотрительна…

Она смотрела на него, хлопая ресницами.

– Я хорошо знаю Чарльза и хорошо знаю мужчин. На мой взгляд, он проявляет все признаки желания остепениться. В последнее время Картрайт являет собой воплощение добродетельности. Вот увидите, в скором времени он женится. Какими скучными становятся мужчины, когда они решают остепениться! Они теряют все свое обаяние.

– Я часто задавался вопросом, почему сэр Чарльз никогда не был женат, – сказал мистер Саттерсуэйт.

– Дорогой мой, он никогда не выражал желания жениться, поскольку всегда был, что называется, убежденным холостяком. Но он был чрезвычайно привлекательным мужчиной…

Она опять вздохнула. В ее глазах вспыхнули огоньки.

– Когда-то он и я… к чему отрицать то, о чем известно всем? У меня остались самые приятные воспоминания… Мы и сейчас хорошие друзья. Полагаю, именно по этой причине мисс Литтон-Гор так свирепо смотрит на меня. Она подозревает, что я все еще питаю нежные чувства к Чарльзу. Так ли это? Возможно. Но я, во всяком случае, пока еще не опубликовала мемуары с подробным описанием всех моих любовных связей, как это сделали большинство моих подруг. Если б я опубликовала их, девушке это наверняка не понравилось бы. Она была бы шокирована. Современных девушек так легко шокировать… Вот ее мать совсем не была бы шокирована. Представительниц Викторианской эпохи шокировать невозможно. Они мало говорят, но всегда предполагают худшее…

– Я думаю, вы правы, подозревая, что Эгг Литтон-Гор не доверяет вам, – сказал мистер Саттерсуэйт.

Мисс Сатклифф нахмурилась.

– Я не уверена, что не испытываю к ней ни малейшей ревности… Мы, женщины, похожи на кошек, не правда ли? Цап-царап, мяу, мяу, мяу, мур, мур, мур…

Она рассмеялась.

– Почему Чарльз не пришел и не поговорил со мной на эту тему? Он, наверное, считает меня виноватой… Разве я виновата, мистер Саттерсуэйт? Как вы считаете?

Она поднялась со стула и протянула в его сторону руку.

– Все благовония Аравии не надушат эту маленькую ручку… – Запнулась. – Нет, я не леди Макбет. Мой жанр – комедия.

– Судя по всему, там тоже отсутствует мотив, – сказал мистер Саттерсуэйт.

– Да. Мне нравился Бартоломью Стрейндж. Мы были друзьями. У меня не было никаких причин желать ему смерти. Поскольку мы были друзьями, я хотела бы принять активное участие в охоте на его убийцу. Скажите, могу ли я чем-нибудь помочь?

– Я полагаю, мисс Сатклифф, вы не видели и не слышали ничего, что могло бы иметь отношение к преступлению?

– Я уже рассказала полиции обо всем, что видела и слышала. Участники загородной вечеринки только что собрались. Его смерть наступила в первый вечер.

– Дворецкий?

– Я его почти не видела.

– Вы не заметили никаких странностей в поведении кого-либо из гостей?

– Нет. Ну, конечно, если не принимать в расчет неожиданное появление этого парня… Мандерса.

– Сэр Бартоломью удивился при виде его?

– Думаю, да. Перед тем как мы прошли с ним в столовую, он назвал это происшествие странным. «Новый метод сокрушения ворот, – сказал он. – Только он сокрушил не мои ворота, а мою стену».

– Каково было настроение у сэра Бартоломью?

– Прекрасное!

– А как насчет тайного хода, о котором вы говорили полиции?

– Мне кажется, он начинается из библиотеки. Сэр Бартоломью обещал показать его мне, но не успел.

– А как всплыла эта тема?

– Мы обсуждали его недавнее приобретение – старинный письменный стол из ореха. Я спросила, нет ли в нем тайного ящика, сказав, что обожаю их. Это моя страсть. Он ответил, что о существовании тайного ящика в столе ему неизвестно, но зато в доме есть тайный ход.

– Он не упоминал о своей пациентке, некой миссис де Рашбриджер?

– Нет.

– Вам известно местечко под названием Джиллинг в Кенте?

– Джиллинг? Нет, не думаю, что я когда-нибудь слышала это название. А в чем дело?

– Вы ведь знали прежде мистера Баббингтона?

– Кто такой мистер Баббингтон?

– Человек, который умер – или был убит – в «Вороньем гнезде».

– А-а, священник… Я просто забыла его имя. Нет, никогда прежде я его не видела. Кто вам сказал, что я его знаю?

– Тот, кому это, по всей вероятности, известно, – дерзко произнес мистер Саттерсуэйт.

Мисс Сатклифф с изумлением смотрела на него.

– Господи, неужели они решили, что у меня с ним был роман? Иногда архидиаконы бывают несносными, не правда ли; так почему викарии не могут позволить себе того же? Но я должна посмертно реабилитировать этого беднягу. Никогда в жизни его прежде не видела.

Мистеру Саттерсуэйту не оставалось ничего иного, кроме как довольствоваться этим заявлением.

Глава 9Мюриэл Уиллс

Дом номер пять по Кэтчер-роуд в Тутинге, казалось, мало подходил в качестве пристанища для автора сатирических пьес. Стены комнаты, в которую ввели сэра Чарльза, имели довольно унылый цвет овсяной муки. Окна были занавешены портьерами из розового бархата. Множество фотографий и фарфоровых собак, телефон, скромно прятавшийся за фигуркой женщины в юбке с оборками, маленькие столики, подозрительно выглядевшие латунные изделия, проделавшие путь из Бирмингема через Дальний Восток…

Мисс Уиллс вошла в комнату так бесшумно, что сэр Чарльз, который в этот момент рассматривал нелепого вида удлиненную куклу Пьеро, лежавшую на диване, ощутил ее присутствие только после того, как она заговорила.

– Здравствуйте, сэр Чарльз. Очень рада видеть вас.

Мисс Уиллс была одета в свободный джемпер, безнадежно свисавший с ее угловатых плеч. Ее ноги, обутые в кожаные туфли на высоком каблуке, обтягивали слегка сморщенные чулки.

Сэр Чарльз пожал ей руку, с благодарностью принял предложенную ему сигарету и сел на диван рядом с куклой Пьеро. Мисс Уиллс расположилась напротив него. Ее пенсне поблескивало в проникавших через окно лучах солнца.

– Как это замечательно, что вы разыскали меня здесь, – сказала она. – Мама будет счастлива. Она обожает театр, особенно что-нибудь романтическое. Ей очень нравится та пьеса, где вы были принцем в университете, – она часто вспоминает ее. Знаете, она любит ходить на дневные спектакли и есть во время представления шоколад.

– Восхитительно, – сказал сэр Чарльз. – Вы не представляете, какое сладостное чувство испытываешь, когда выясняется, что тебя еще помнят… Память публики так коротка!

Он вздохнул.

– Увидев вас, мама будет в восторге, – сказала мисс Уиллс. – На днях приезжала мисс Сатклифф, и она тоже очень радовалась.

– Анджела была здесь?

– Она ставит мою пьесу «Щенок заржал».

– Да-да, я читал о ней. Весьма интригующее название.

– Мне очень приятно, что вы так думаете. Мисс Сатклифф пьеса тоже понравилась. Это нечто вроде современной версии детского стишка «Гей, кошка и скрипка, пляши, да не шибко, щенок на заборе заржал»[93], и прочий скандал, связанный с побегом чайника и тарелки, – чушь и вздор. Конечно, в центре сюжета роль мисс Сатклифф – все танцуют под ее скрипку. В этом и заключается идея.

– Неплохо, – сказал сэр Чарльз. – Мир сегодня похож на безумный детский стишок. И щенок ржал, наблюдая эту картину, не так ли?

Разумеется, эта женщина и есть Щенок, неожиданно подумалось ему. Она смотрит на все это и смеется.

Пенсне мисс Уиллс перестало отбрасывать блики, и он увидел за стеклами умные бледно-голубые глаза, внимательно изучавшие его.

«Эта женщина обладает поистине дьявольским чувством юмора», – подумал сэр Чарльз.

– А вы не догадываетесь, что привело меня к вам? – спросил он.

– Думаю, не только желание лицезреть мою скромную персону.

В этот момент сэр Чарльз осознал разницу между устным и письменным словом. На бумаге мисс Уиллс была остроумной и циничной, а в разговоре – лукавой.

– Вообще-то, эту мысль подсказал мне Саттерсуэйт, – сказал он. – Он мнит себя тонким знатоком человеческой натуры.

– Он действительно хорошо разбирается в людях, – заметила мисс Уиллс. – Изучать их – его хобби.

– И он твердо убежден в том, что, если что-то и заслуживало внимания в тот вечер в «Мелфорт-Эбби», вы непременно это заметили.

– Он так и сказал?

– Да.

– Должна признаться, мне было очень интересно, – медленно произнесла мисс Уиллс. – Понимаете, прежде я никогда не видела убийство со столь близкого расстояния. Писатель нечасто оказывается очевидцем описываемых им событий, и обычно ему приходится пользоваться чужим опытом, разве не так?

– Я полагаю, это общеизвестная аксиома.

– Поэтому, естественно, я старалась замечать все, что заслуживало внимания.

– В поведении гостей?

– В поведении гостей.

– И что именно вы заметили?

– Ничего, заслуживавшего внимания. Если бы я что-то заметила, то, разумеется, сказала бы полиции.

– Но вы ведь всегда все замечаете.

– Да, ничего не могу с собой поделать. Это происходит непроизвольно. Вот такая я смешная.

Она хихикнула.

– Но что же все-таки вы заметили?

– Говорю же вам, ничего. Ничего, что могло бы заинтересовать вас, сэр Чарльз. Просто кое-какие наблюдения. Я нахожу людей чрезвычайно интересными. Очень типичными, понимаете?

– В чем же они типичны?

– Они типичны сами по себе. О, я не могу это объяснить. Я всегда говорю глупости.

Она опять хихикнула.

– Ваше перо опаснее вашего языка, – с улыбкой сказал сэр Чарльз.

– Не думаю, что это очень любезно с вашей стороны, сэр Чарльз, говорить подобное.

– Дорогая моя мисс Уиллс, согласитесь, что, взяв в руку перо, вы становитесь безжалостной.

– Вы ужасный человек, сэр Чарльз. Это вы безжалостны ко мне.

Нужно прекращать эту болтовню, подумал Картрайт.

– Итак, мисс Уиллс, ничего определенного вы не заметили?

– Нет, ничего примечательного. Разве что… Был один момент… Мне следовало рассказать об этом полиции, но я забыла.

– Что вы имеете в виду?

– Дворецкий. У него на левом запястье красноватое родимое пятно. Я заметила его, когда он подавал мне овощи. Думаю, подобная информация может оказаться полезной.

– Чрезвычайно полезной. Полиция сбивается с ног, разыскивая этого человека… В самом деле, мисс Уиллс, вы просто замечательная женщина. Никто из слуг и гостей не упомянул это родимое пятно.

– Большинство людей не пользуются своими глазами, вы не находите? – сказала мисс Уиллс.

– В каком именно месте находится пятно? И какого оно размера?

– Пожалуйста, протяните руку.

Сэр Чарльз расстегнул рукав рубашки и вытянул руку.

– Спасибо. Вот здесь.

Мисс Уиллс уверенно ткнула пальцем в запястье сэра Чарльза.

– Размером оно с шестипенсовую монету, а формой напоминает очертания Австралии.

– Благодарю вас. Вполне исчерпывающее описание.

Сэр Чарльз застегнул рукав рубашки.

– Вы думаете, мне следует рассказать об этом полиции?

– Вне всякого сомнения. Это может помочь им в розыске дворецкого, – ответил Картрайт. – Черт возьми, в детективных романах злодей всегда имеет какую-либо особую примету. Очень жаль, что в реальной жизни далеко не всегда бывает так, как в книгах!

– Обычно в романах лицо преступника обезображено шрамом, – задумчиво произнесла мисс Уиллс.

– Встречаются и родимые пятна, – заметил сэр Чарльз, и на его лице появилось по-мальчишески довольное выражение. – Проблема заключается в том, – добавил он, – что большинство людей имеют неприметную внешность. В них нет ничего такого, за что мог бы зацепиться глаз.

Мисс Уиллс вопросительно посмотрела на него.

– Например, старик Баббингтон, – продолжал сэр Чарльз. – В нем не было ничего примечательного, ничего запоминающегося.

– У него были очень характерные руки, – сказала мисс Уиллс. – Руки ученого. Они несли на себе следы артрита, но пальцы у него были тонкими, а ногти – красивыми.

– Как вы наблюдательны!.. А-а, ну конечно – вы знали его прежде.

– Я? Знала мистера Баббингтона?

– Да, помнится, он говорил мне об этом. Вот только я забыл, где вы с ним познакомились…

Мисс Уиллс решительно покачала головой.

– Должно быть, вы меня с кем-то перепутали – или же он. Мы никогда с ним прежде не встречались.

– Наверное, я ошибся. Я думал… в Джиллинге…

Он пристально смотрел на нее. Мисс Уиллс выглядела совершенно невозмутимой.

– Нет, – твердо сказала она.

– Мисс Уиллс, вам не приходило в голову, что его тоже могли убить?

– Я знаю, что вы и мисс Литтон-Гор так думаете.

– А что думаете вы?

– Мне это представляется маловероятным, если вообще возможным.

Слегка озадаченный явным отсутствием у нее интереса к этой теме, сэр Чарльз зашел с другой стороны:

– Сэр Бартоломью упоминал когда-нибудь некую миссис де Рашбриджер?

– Нет, ничего подобного я не помню.

– Она была пациенткой в его санатории. Страдала нервным расстройством и потерей памяти.

– Он рассказывал об одном случае потери памяти, – сказала мисс Уиллс. – Говорил, что человека можно загипнотизировать и вернуть ему память.

– В самом деле? Интересно, что бы это могло значить?

Нахмурившись, сэр Чарльз погрузился в размышления. Мисс Уиллс молчала.

– Больше вы ничего не можете мне сказать? О гостях?

Ему показалось, что, прежде чем ответить, мисс Уиллс сделала едва заметную паузу.

– Нет.

– О миссис Дейкрс? О капитане Дейкрсе? О мисс Сатклифф? Или, может быть, о мистере Мандерсе?

Перечисляя имена, Картрайт внимательно наблюдал за выражением ее лица. В какой-то момент ему показалось, что ее пенсне блеснуло, но он не был в этом уверен.

– Боюсь, мне нечего вам сказать, сэр Чарльз.

– Ну ладно, – сказал он, поднимаясь со стула. – Саттерсуэйт будет разочарован.

– Мне очень жаль, – холодно произнесла мисс Уиллс.

– Мне тоже очень жаль, что я доставил вам беспокойство. Вы, наверное, заняты сочинительством.

– Да, я сейчас пишу.

– Очередную пьесу?

– Совершенно верно. Говоря откровенно, я подумывала о том, чтобы использовать в качестве ее персонажей некоторых из гостей загородной вечеринки в «Мелфорт-Эбби».

– Не боитесь, что вам предъявят иск по обвинению в дискредитации личности?

– С этим всё в порядке, сэр Чарльз. По опыту я знаю, что люди никогда себя не узнаю́т. Если только быть к ним безжалостным, в чем вы меня только что обвинили.

– Вы хотите сказать, что люди имеют преувеличенное мнение о собственной персоне и поэтому не узнают себя, когда их изображают такими, какими они являются в реальности? Я был прав, мисс Уиллс. Вы действительно жестокая женщина.

Мисс Уиллс рассмеялась.

– Вам нечего опасаться, сэр Чарльз. Как правило, женщины не проявляют жестокость по отношению к мужчинам – если это не какой-то конкретный мужчина; они проявляют жестокость по отношению к женщинам.

– То есть вы вонзаете нож своего психологического анализа в какую-то несчастную женщину. В кого же? Насколько мне известно, Синтия не пользуется популярностью среди представительниц своего пола.

Мисс Уиллс молчала, продолжая улыбаться своей несколько кошачьей улыбкой.

– Вы пишете сами или диктуете?

– Пишу сама, а потом отдаю рукопись в печать.

– Вам, наверное, не помешал бы секретарь?

– Наверное. У вас еще служит эта умная мисс… мисс Милрэй, кажется, так ее зовут?

– Да, служит. Она уезжала в деревню, чтобы присмотреть за своей матерью, но уже вернулась. Чрезвычайно деловитая женщина.

– Пожалуй. Разве что несколько импульсивная.

– Импульсивная? Мисс Милрэй?

Сэр Чарльз с изумлением воззрился на мисс Уиллс. По его мнению, мисс Милрэй могла быть какой угодно, только не импульсивной.

– Ну, может быть, она бывает такой лишь время от времени…

Сэр Чарльз покачал головой.

– Мисс Милрэй – это настоящий робот. До свидания, мисс Уиллс. Извините за беспокойство и не забудьте сообщить полиции об этой штуке.

– О родимом пятне на правом запястье дворецкого? Не забуду.

– Хорошо. Одну секунду… На правом? Вы же до этого сказали, что на левом запястье.

– Разве? Как глупо с моей стороны…

– Так все-таки на левом или на правом?

Мисс Уиллс нахмурилась и прикрыла глаза.

– Дайте вспомнить… Я сидела так, а он… сэр Чарльз, пожалуйста, подайте мне тот латунный поднос, как будто это блюдо с овощами. С левой стороны.

Сэр Чарльз выполнил ее указание.

– Капуста, мадам?

– Благодарю вас, – сказала мисс Уиллс. – Теперь я абсолютно уверена. На левом запястье – как я и сказала в первый раз. Какая я все-таки глупая!

– Ничего подобного, – успокоил ее сэр Чарльз. – Люди часто путают правое и левое.

Он попрощался в третий раз. Закрывая за собой дверь, обернулся. Мисс Уиллс не провожала его взглядом. Она стояла и смотрела на пылавший в камине огонь, а губы ее растянулись в зловещей улыбке.

Эта женщина определенно что-то знает, подумал сэр Чарльз. Могу поклясться, что знает. И не хочет говорить… Но что же, черт возьми, она знает?

Глава 10Оливер Мандерс

Оказавшись в офисе компании «Спайер и Росс», мистер Саттерсуэйт спросил, может ли он видеть мистера Оливера Мандерса, и отдал свою визитную карточку.

В скором времени его проводили в маленькую комнатку, где за письменным столом сидел Оливер.

Молодой человек поднялся со стула и пожал гостю руку.

– Очень любезно с вашей стороны, сэр, что вы зашли ко мне, – сказал он.

Из его тона явствовало: «Я вынужден говорить подобные вещи, но в действительности этот визит не предвещает ничего, кроме скуки».

Однако смутить мистера Саттерсуэйта было не так-то легко. Он сел, не спеша высморкался и, глядя поверх носового платка, спросил:

– Читали сегодняшние газеты?

– Вы имеете в виду финансовую ситуацию? Ну да, доллар…

– Не о долларе, – перебил его мистер Саттерсуэйт. – О результатах эксгумации в Лумауте. Баббингтон был отравлен – никотином.

– Ах, вы об этом… Да, читал. Наша энергичная Эгг будет довольна. Она всегда настаивала на том, что это было убийство.

– Но вас это, похоже, не очень интересует?

– Я не настолько лишен вкуса. В конце концов, убийство – это грубо и неэстетично.

– Убийство не всегда неэстетично, – возразил мистер Саттерсуэйт.

– Да? Может быть.

– Зависит от того, кто его совершает. К примеру, вы, я уверен, совершили бы убийство в весьма эстетичной манере.

– Благодарю за комплимент, – медленно протянул Оливер.

– Однако, говоря откровенно, мой дорогой юноша, я не придаю особого значения тому, что вы имитировали аварию. Как и полиция, насколько я понимаю.

На несколько мгновений в комнате воцарилась тишина, нарушенная звуком падения на пол ручки.

– Извините, – сказал Оливер, – я не совсем понимаю вас.

– Я имею в виду то не очень эстетичное представление, которое вы устроили в «Мелфорт-Эбби». Мне все-таки было бы интересно знать, зачем вы сделали это.

Вновь последовала пауза.

– Вы говорите, полиция… подозревает? – спросил наконец Оливер.

Мистер Саттерсуэйт кивнул.

– Это выглядит несколько подозрительно, вы не находите? – сказал он вполне доброжелательным тоном. – Но у вас, наверное, есть удовлетворительное объяснение.

– У меня есть объяснение, – медленно произнес Оливер. – Удовлетворительное или нет, я не знаю.

– Позвольте мне судить об этом.

Немного помолчав, молодой человек сказал:

– Я приехал туда… подобным образом… по предложению самого сэра Бартоломью.

– Что?

Изумлению мистера Саттерсуэйта не было предела.

– Немного странно, не так ли? Но это правда. Я получил от него письмо, в котором он предлагал мне имитировать аварию и использовать это как повод для того, чтобы напроситься в гости. Он писал, что не может изложить причины столь необычной просьбы в письме, но объяснит их при первой возможности.

– И он объяснил?

– Нет… Я приехал туда перед самым ужином, и он ни на минуту не оставался один. А в конце ужина он… умер.

Манерная медлительность Оливера куда-то испарилась. Его темные глаза неотрывно смотрели на мистера Саттерсуэйта. Казалось, он пытался определить его реакцию.

– У вас сохранилось это письмо?

– Нет, я его порвал.

– Очень жаль, – сухо произнес мистер Саттерсуэйт. – И вы ничего не сказали об этом полиции?

– Нет. Все это выглядит… довольно фантастично.

– Не могу с вами не согласиться.

Мистер Саттерсуэйт покачал головой. Действительно ли Бартоломью Стрейндж написал такое письмо? Это было очень не похоже на него. Данная история несла на себе налет мелодраматизма, совершенно несвойственного доктору, обладавшему веселым нравом и здравым смыслом.

Он взглянул на Оливера. Молодой человек продолжал пристально наблюдать за ним. Хочет понять, верю ли я ему, подумал мистер Саттерсуэйт.

– Стало быть, сэр Бартоломью так и не назвал причины своей просьбы?

– Нет, не назвал.

– Очень странно.

Оливер молчал.

– И все же вы приняли это предложение.

– Признаться, оно показалось мне весьма интересным своей необычностью. Мне стало любопытно.

Он вновь заговорил своим обычным тоном, растягивая слова.

– Что-нибудь еще? – спросил мистер Саттерсуэйт.

– Что значит «что-нибудь еще»? Что вы имеете в виду, сэр?

Мистер Саттерсуэйт сам толком не знал, что имел в виду. Он руководствовался лишь смутной интуицией.

– Я имею в виду, есть что-нибудь еще, что могло бы… свидетельствовать против вас?

Немного подумав, молодой человек пожал плечами.

– Я мог нечаянно возбудить против себя подозрение. Женщины, как известно, не умеют держать язык за зубами.

Мистер Саттерсуэйт вопросительно смотрел на него.

– Это было на следующее утро после рокового ужина. Мы беседовали с этой женщиной – Энтони Астор. Я вытащил из кармана бумажник, и из него выпал листок бумаги. Она подняла его и протянула мне.

– И что?

– К сожалению, прежде чем вернуть его мне, она взглянула на него. Это была газетная вырезка с заметкой о никотине. Речь в ней шла о том, какой это смертельный яд, и так далее.

– Почему эта тема вызывает у вас интерес?

– Она не вызывает у меня ни малейшего интереса. Должно быть, я когда-то положил эту вырезку в бумажник, чего совершенно не помню. Неловко получилось.

История весьма неубедительная, подумал мистер Саттерсуэйт.

– Я полагаю, она рассказала об этом полиции? – продолжал Оливер.

Мистер Саттерсуэйт покачал головой:

– Не думаю. Мне кажется, она из тех женщин, которые любят… хранить тайны. Она что-то вроде коллекционера знаний.

Оливер Мандерс внезапно подался вперед:

– Я невиновен, сэр. Абсолютно невиновен.

– Я и не утверждаю, что вы виновны, – возразил мистер Саттерсуэйт добродушным тоном.

– Но ведь кто-то бросил на меня тень подозрения и навел полицию на мой след!

Мистер Саттерсуэйт покачал головой:

– Нет.

– Тогда зачем вы пришли ко мне?

– Отчасти к этому меня побудили результаты… моего расследования, проведенного на месте преступления.

Мистер Саттерсуэйт говорил немного напыщенно.

– А еще мне предложил навестить вас… один мой друг.

– Что за друг?

– Эркюль Пуаро.

– Неужели! – воскликнул Оливер. – Он вернулся в Англию?

– Да.

– С какой целью?

Мистер Саттерсуэйт поднялся на ноги.

– С какой целью собака отправляется на охоту?

И, весьма довольный своей остроумной репликой, он покинул комнату.

Глава 11Пуаро устраивает вечеринку с Шерри

Расположившись в удобном кресле в своем номере-люксе отеля «Ритц» с интерьером, выполненным в несколько вычурном стиле, Эркюль Пуаро внимательно слушал.

Эгг сидела, взгромоздившись на подлокотник кресла. Сэр Чарльз стоял чуть поодаль, наблюдая за происходящим.

– В общем, полный провал, – подвела итог Эгг.

Детектив слегка покачал головой:

– Вовсе нет, вы преувеличиваете. Что касается дела Баббингтона – да, здесь пока результатов нет, но вам удалось раздобыть чрезвычайно интересную информацию.

– Мисс Уиллс что-то известно, – сказал сэр Чарльз. – Готов поклясться, она что-то знает.

– И у капитана Дейкрса совесть явно нечиста. Миссис Дейкрс отчаянно нуждалась в деньгах, а сэр Бартоломью помешал ей раздобыть их.

– Что вы думаете об истории Мандерса? – поинтересовался мистер Саттерсуэйт.

– Она представляется мне очень странной, поскольку такое поведение совершенно нехарактерно для покойного сэра Бартоломью Стрейнджа.

– Вы хотите сказать, что это ложь? – без обиняков спросил сэр Чарльз.

– Существует множество видов лжи, – сказал Эркюль Пуаро.

Немного помолчав, он спросил:

– Мисс Уиллс написала пьесу для мисс Сатклифф?

– Да. Премьера состоится в следующую среду.

– Вот как!

Пуаро снова замолчал.

– Скажите, что нам делать дальше? – спросила Эгг спустя некоторое время.

Маленький бельгиец взглянул на нее с добродушной улыбкой.

– Только одно – думать.

– Думать? – воскликнула Эгг.

В ее голосе отчетливо прозвучало разочарование.

Улыбка не сходила с лица Пуаро.

– Да, именно так. Думать! С помощью размышлений можно разрешить любую проблему.

– Но мы можем что-то предпринять?

– А что вы хотели бы предпринять, мадемуазель? Ну конечно, кое-что можно было бы сделать. Например, навести справки в этом местечке, Джиллинге, где мистер Баббингтон прожил столько лет. Вы говорили, мать мисс Милрэй, инвалид, живет в Джиллинге. Инвалиды всегда все знают. Они все слышат и ничего не забывают. Расспросите ее. Кто знает, может быть, это что-нибудь даст нам.

– А вы сами собираетесь что-то делать? – не унималась Эгг.

– Вы настаиваете на том, чтобы я проявлял активность? Eh bien, пусть будет так, как вы хотите. Только я отсюда никуда не уеду. Мне здесь очень удобно. Но я скажу вам, что собираюсь сделать: устроить вечеринку с шерри. Это сейчас модно, не так ли?

– Вечеринку с шерри?

– Précisément. И на нее я приглашу миссис Дейкрс, капитана Дейкрса, мисс Сатклифф, мисс Уиллс, мистера Мандерса и вашу очаровательную мать, мадемуазель.

– А меня?

– Естественно, и вас. И всех присутствующих.

– Ура! – воскликнула Эгг. – Вы меня не обманете, месье Пуаро. На этой вечеринке что-то случится. Ведь так?

– Посмотрим, – сказал сыщик. – Но не ожидайте слишком многого, мадемуазель. А теперь, пожалуйста, оставьте меня наедине с сэром Чарльзом. Мне нужно посоветоваться с ним.

Когда Эгг и мистер Саттерсуэйт стояли на лестничной площадке, дожидаясь лифта, девушка сказал с восторгом:

– Это замечательно – совсем как в детективных романах. Соберутся все, имеющие отношение к преступлению, и он скажет, кто из них совершил его.

– Любопытно, – вполголоса произнес мистер Саттерсуэйт.

Вечеринка с шерри была назначена на вечер понедельника. Приглашение приняли все. Очаровательная и раскованная мисс Сатклифф с озорным смехом окинула взглядом комнату.

– Очень похоже на гнездо паука, месье Пуаро. А мы все – маленькие бедные мухи, которых сюда заманили… Сейчас вы наверняка расскажете нам о ходе вашего расследования, затем вдруг укажете на меня и заявите: «Это ты, женщина», а остальные скажут: «Это сделала она»; я разрыдаюсь и сознаюсь, поскольку легко поддаюсь внушению. Я так боюсь вас, месье Пуаро…

– Quelle histoire![94] – воскликнул Пуаро.

Налив шерри из графина в бокал, он с поклоном подал его мисс Сатклифф.

– Это всего лишь небольшая дружеская вечеринка. Давайте не будем говорить об убийствах и ядах. Подобные темы ухудшают вкусовое восприятие.

Он подал бокал стоявшей с мрачным выражением лица мисс Милрэй, которая сопровождала сэра Чарльза.

– Voilá, – сказал Пуаро, закончив раздавать бокалы с шерри своим гостям. – Забудем о печальном событии, произошедшем во время нашей первой встречи. Станем есть и пить, ибо завтра умрем[95]. Ah, malheur[96], я опять упомянул смерть…

Он поклонился миссис Дейкрс.

– Мадам, позвольте мне пожелать вам удачи и восхититься вашим изумительным нарядом.

– Ваше здоровье, Эгг, – сказал сэр Чарльз.

– Ваше здоровье, – вторил ему Фредди Дейкрс.

Каждый пробормотал что-нибудь себе под нос. В комнате повисла атмосфера принужденного веселья. Все старались казаться беззаботными. Один Пуаро вел себя совершенно естественно. Он с довольным видом разгуливал среди гостей.

– Я предпочитаю шерри коктейлям и тем более виски. Quel horreur[97] этот виски! Он убивает вкусовое восприятие. Если вы хотите наслаждаться вкусом изысканных французских вин, ни в коем случае нельзя… О, qu’est-ce qu’il y а?..[98]

Его слова прервал странный звук – что-то вроде сдавленного крика. Все взоры обратились к сэру Чарльзу. Он стоял, покачиваясь, а его лицо исказила судорога. Бокал выпал из его руки, он сделал несколько неуверенных шагов и рухнул на ковер.

На мгновение установилась мертвая тишина, затем раздался вопль Анджелы Сатклифф. Эгг бросилась вперед, расталкивая гостей в стороны.

– Чарльз! – кричала она. – Чарльз!

Мистер Саттерсуэйт решительно преградил ей путь.

– О боже! – воскликнула леди Мэри. – Неужели еще один?

– Он тоже отравлен, – произнесла дрожащим голосом Анджела Сатклифф. – Какой ужас!

Упав на диван, она разрыдалась; затем рыдания стали перемежаться у нее с приступами истерического смеха, что производило жуткое впечатление.

Пуаро опустился на колени и склонился над распростертым телом, тогда как остальные отступили назад. Спустя несколько минут он поднялся на ноги, стряхнув машинальным движением пыль с брюк, и обвел взглядом присутствующих. Тишину нарушали лишь приглушенные рыдания Анджелы Сатклифф.

– Друзья мои… – заговорил было Пуаро, но его тут же прервали.

– Вы идиот! – выпалила Эгг. – Нелепый маленький идиот, который мнит себя великим детективом и воображает, будто все знает! Вот чего вы добились. Еще одно убийство. Под самым вашим носом… Если б вы не вмешались, этого не случилось бы… Это вы убили Чарльза… Вы… Вы…

Она замолчала, будучи больше не в силах говорить.

Пуаро печально кивнул.

– Вы правы, мадемуазель, – виновато произнес он. – Признаю это. Именно я убил сэра Чарльза. Однако, мадемуазель, я – убийца особого рода. Я могу убивать – но могу и воскрешать.

Он повернулся и сказал совершенно другим, будничным тоном:

– Великолепно сыграно, сэр Чарльз. Примите мои поздравления. Вероятно, пришло время выйти на поклоны.

Актер со смехом вскочил на ноги и шутливо поклонился гостям.

У Эгг от изумления открылся рот.

– Месье Пуаро, вы… вы… настоящее чудовище.

– Чарльз! – воскликнула Анджела Сатклифф. – Вы просто дьявол…

– Но зачем вам это было нужно?

Пуаро поднял руку, призывая к тишине.

– Дамы и господа, приношу вам свои извинения. Этот маленький фарс был необходим для того, чтобы доказать всем – в том числе и самому себе – то, о чем говорит мне мой рассудок. Послушайте. В один из бокалов на этом подносе я влил чайную ложку обычной воды, которая должна была представлять чистый никотин. Эти бокалы ничем не отличаются от тех, что использовались в доме сэра Чарльза Картрайта и в доме сэра Бартоломью Стрейнджа. Небольшое количество бесцветной жидкости в них практически незаметно. После того как сэр Бартоломью Стрейндж поставил свой бокал для портвейна на стол, кто-то добавил в него чистый никотин. Это мог сделать кто угодно – дворецкий, горничная или один из гостей. Приносят десерт, разливают портвейн, сэр Бартоломью выпивает – и умирает. Сегодня мы инсценировали третью трагедию, ложную. Я попросил сэра Чарльза сыграть роль жертвы, с которой он блестяще справился. Теперь предположим на минуту, что это не фарс, а реальность. Сэр Чарльз мертв. Какие шаги предпримет полиция?

– Ну конечно, обследует бокал! – воскликнула мисс Сатклифф.

Она кивнула в сторону лежавшего на полу бокала, который выпал из руки сэра Чарльза.

– Вы влили туда всего лишь воду, но если б это был никотин…

– Предположим, это был никотин. – Пуаро осторожно коснулся бокала носком ботинка. – Вы полагаете, что полицейские подвергнут анализу содержимое бокала и обнаружат следы никотина?

– Разумеется.

Детектив покачал головой:

– А вот и нет. Никотин не будет обнаружен.

Гости воззрились на него с удивлением.

– Видите ли, – пояснил Пуаро, – это не тот бокал, из которого пил сэр Чарльз.

С извиняющейся улыбкой он извлек из-под фалды пиджака бокал.

– Он пил из этого бокала.

После небольшой паузы сыщик продолжил:

– Видите ли, это довольно незамысловатый трюк. Внимание не может быть сосредоточено на двух разных местах одновременно. Для того чтобы осуществить этот трюк, мне нужно отвлечь внимание – создать психологический момент. Когда сэр Чарльз падает – мертвый, – взоры всех присутствующих обращаются к его телу. Все собираются вокруг него, и никто не смотрит на Эркюля Пуаро. В этот момент я подменяю бокал, и никто этого не видит… Итак, как видите, я подтвердил свою догадку. Такой момент имел место как в «Вороньем гнезде», так и в «Мелфорт-Эбби», – и поэтому как в бокале с коктейлем, так и в бокале с портвейном ничего обнаружено не было…

– Кто же подменил их? – спросила Эгг.

Пуаро быстро взглянул на нее.

– Это нам еще предстоит выяснить…

– Вы не знаете?

Бельгиец пожал плечами.

Гости засобирались. Держались они довольно холодно, поскольку испытывали ощущение, что их одурачили.

Жестом руки Пуаро остановил их.

– Умоляю, всего одну минуту внимания. Я должен сказать кое-что еще. Да, сегодня мы разыграли комедию. Но эта комедия может осуществиться в реальности и превратиться в трагедию. При определенных условиях убийца может нанести удар в третий раз… Я обращаюсь ко всем присутствующим. Если кто-нибудь из вас знает что-то, возможно, имеющее отношение к данному преступлению, я призываю его сказать об этом. Не сделав этого сейчас, вы создадите чрезвычайно опасную ситуацию. Молчание может явиться причиной еще одной смерти. Поэтому я еще раз прошу вас: если кто-нибудь знает что-то, пусть он об этом скажет…

У сэра Чарльза возникло впечатление, что призыв Пуаро адресован, главным образом, мисс Уиллс. Однако каких-либо результатов он не принес. Никто не проронил ни слова.

Тяжело вздохнув, детектив бессильно опустил руку.

– Ну, в таком случае будь что будет. Я вас предупредил и больше ничего сделать не могу. Помните: хранить молчание опасно…

Это ничего не изменило. Все словно воды в рот набрали.

Спустя несколько минут гости, пребывавшие в некотором смущении, начали расходиться. Остались только Эгг, сэр Чарльз и мистер Саттерсуэйт. Девушка все еще не могла простить Пуаро пережитого ею потрясения. Она неподвижно сидела в кресле, ее щеки горели румянцем, глаза сверкали гневом. Она старалась не смотреть на Картрайта.

– Прекрасная работа, Пуаро, – с восхищением произнес сэр Чарльз.

– Поразительно, – заметил мистер Саттерсуэйт. – Ни за что не поверил бы, что не замечу, как вы производите подмену.

– Именно поэтому я не мог никому довериться. Только при таком условии соблюдалась чистота эксперимента.

– Это была единственная ваша цель – проверить, можно ли произвести подмену незаметно?

– Не совсем. Была и другая цель.

– Да?

– Я хотел проследить за выражением лица одного человека в тот момент, когда сэр Чарльз упадет замертво.

– Какого человека? – резко спросила Эгг.

– Это секрет.

– И вы увидели выражение лица этого человека? – спросил мистер Саттерсуэйт.

– Да.

– И что же?

Вместо ответа Пуаро покачал головой.

– Вы не скажете нам?

– Я увидел выражение крайнего изумления… – медленно произнес сыщик.

У Эгг перехватило дыхание.

– Вы хотите сказать, что знаете, кто убийца? – прерывающимся голосом спросила она.

– Если угодно, мадемуазель, можно сказать и так.

– Но тогда… тогда… вы всё знаете?

Пуаро покачал головой:

– Нет, напротив – я ничего не знаю. Ибо мне неизвестно, почему был убит Стивен Баббингтон. Не зная этого, я ничего не смогу доказать. Все зависит от мотива убийства Стивена Баббингтона.

Раздался стук в дверь, и в комнату вошел посыльный с подносом, на котором лежала телеграмма. Пуаро вскрыл ее, пробежал глазами и изменился в лице. Затем протянул телеграмму сэру Чарльзу. Заглянув тому через плечо, Эгг прочитала вслух:

Пожалуйста, немедленно приезжайте. Могу предоставить вам ценную информацию по поводу смерти Бартоломью Стрейнджа. Маргарет де Рашбриджер.

– Миссис де Рашбриджер! – воскликнул сэр Чарльз. – Значит, мы были правы. Она имеет какое-то отношение к этому делу.

Глава 12День в Джиллинге

Сразу же началось оживленное обсуждение. В конце концов решили, что лучше ехать на утреннем поезде, чем на автомобиле.

– По крайней мере, мы раскроем эту часть тайны, – сказал сэр Чарльз.

– А в чем, по-вашему, заключается тайна? – спросила Эгг.

– Не представляю. Но это должно пролить свет на обстоятельства смерти Баббингтона. Если Толли собрал этих людей намеренно – а я в этом не сомневаюсь, – то «сюрприз», который он, по его словам, собирался им преподнести, наверняка имел какое-то отношение к миссис де Рашбриджер. Как вы считаете, месье Пуаро?

Детектив с озадаченным видом покачал головой.

– Эта телеграмма только усложняет дело, – пробормотал он. – Но мы должны действовать быстро – очень быстро.

Мистер Саттерсуэйт не видел нужды в особой спешке, но из вежливости согласился.

– Разумеется, мы поедем первым утренним поездом. Но нужно ли ехать нам всем?

– Мы с сэром Чарльзом договорились съездить в Джиллинг, – напомнила Эгг.

– Мы можем отложить эту поездку, – сказал Картрайт.

– Я не думаю, что нам следует что-либо откладывать, – возразила Эгг. – Нам действительно незачем ехать в Йоркшир вчетвером. Это абсурд. Месье Пуаро и мистер Саттерсуэйт поедут в Йоркшир, а мы с сэром Чарльзом – в Джиллинг.

– Вообще-то, мне хотелось бы встретиться с миссис де Рашбриджер, – с легкой грустью в голосе произнес сэр Чарльз. – Видите ли, я разговаривал с директрисой санатория и уже, так сказать, в теме.

– Именно поэтому вам нужно держаться от нее подальше, – сказала Эгг. – Вам пришлось немало лгать, и теперь вы предстанете перед миссис де Рашбриджер в образе закоренелого лжеца. Для вас намного важнее ехать в Джиллинг. Мать мисс Милрэй будет с вами гораздо откровеннее, чем с кем-либо другим. Вы являетесь работодателем ее дочери, и она обязательно проникнется доверием к вам.

Сэр Чарльз встретился глазами с горящим взглядом Эгг.

– Хорошо, я поеду в Джиллинг, – сказал он. – Пожалуй, вы правы.

– Я знаю, что права, – отозвалась девушка.

– По-моему, замечательное решение, – сказал Пуаро. – Как говорит мадемуазель, вы самая подходящая кандидатура для беседы с миссис Милрэй. Кто знает, может быть, вам удастся узнать у нее более важные факты, нежели мы узнаем в Йоркшире…

На том и порешили.

На следующее утро без четверти десять сэр Чарльз заехал за Эгг на автомобиле. К тому времени Пуаро и мистер Саттерсуэйт уже выехали из Лондона на поезде.

Стояло чудесное ясное утро с легким морозцем. Чем дольше они петляли по дорогам к югу от Темзы, в путанице которых сэр Чарльз хорошо ориентировался благодаря опыту, тем радостнее становилось на душе у Эгг.

Наконец они выехали на прямое как стрела Фолкстоунское шоссе. После Мейдстоуна сэр Чарльз сверился с картой, свернул через несколько минут в сторону, и, проехав немного по проселкам, без четверти двенадцать они прибыли к месту назначения.

Джиллинг представлял собой забытую богом деревню: один ряд коттеджей, дом викария, старая церковь, два или три магазина, три или четыре муниципальных дома, прелестная зеленая лужайка.

Мисс Милрэй жила в крошечном домике, стоявшем напротив церкви через лужайку.

Когда автомобиль остановился, Эгг спросила:

– Мисс Милрэй знает, что вы решили навестить ее мать?

– Да, конечно. Она предупредила ее письмом.

– Вы думаете, это правильно?

– Дорогое дитя мое, а почему нет?

– Не знаю… Может быть, стоило взять ее с собой?

– Я подумал, что она может все испортить. Мисс Милрэй гораздо более деятельна, нежели я. Она наверняка все время пыталась бы мне подсказывать.

Эгг рассмеялась.

Миссис Милрэй производила впечатление полной противоположности своей дочери. В отличие от суровой, угловатой служанки она выглядела кроткой и округлой. Пожилая леди расположилась в кресле у окна таким образом, чтобы иметь возможность наблюдать за всем происходящим во внешнем мире. Казалось, она была приятно взволнована.

– Очень мило с вашей стороны, что вы заехали ко мне, сэр Чарльз. Я столько слышала о вас от моей Вайолет… – (Вайолет! На редкость неподходящее имя для мисс Милрэй.) – Вы не представляете, как она восхищается вами. Ей чрезвычайно интересно работать у вас… Мисс Литтон-Гор? Присаживайтесь, пожалуйста. Извините, что не могу подняться. Я потеряла подвижность много лет назад. Но на все Божья воля, и я не жалуюсь. Человек ко всему привыкает. Наверное, вы проголодались, пока добирались сюда?

Сэр Чарльз и Эгг отказались от угощения, но миссис Милрэй не обратила на это никакого внимания. Она хлопнула в ладоши, как это делают господа на Востоке, и через несколько минут горничная принесла чай и крекеры. За чаем сэр Чарльз заговорил о цели их визита.

– Миссис Милрэй, я думаю, вы слышали о трагической смерти мистера Баббингтона, который когда-то служил здесь викарием?

Женщина энергично закивала:

– Да, разумеется. Я читала в газете об эксгумации. Не представляю, кто мог отравить его. Это был славный человек, все его любили – и жену тоже, и ребятишек…

– Да, это действительно загадка, – сказал сэр Чарльз. – Мы просто в отчаянии и надеемся на то, что вы прольете на нее хотя бы немного света.

– Я? Но я не видела Баббингтонов… сейчас скажу… больше пятнадцати лет.

– Я знаю, но кое-кто из нас полагает, что смерть мистера Баббингтона может быть связана с какими-то событиями в его прошлой жизни.

– Честное слово, я не знаю, что это может быть. Они вели тихую, спокойную жизнь – очень нуждались, бедняжки, тем более имея столько детей…

Миссис Милрэй добросовестно вспоминала подробности прошлого, но эти воспоминания не имели отношения к интересующему их делу.

Сэр Чарльз показал ей увеличенную фотографию четы Дейкрсов, давний снимок Анджелы Сатклифф и не очень отчетливый портрет мисс Уиллс, напечатанный в газете. Миссис Милрэй внимательно изучила их, но никого не узнала.

– Нет, я не помню никого из них – конечно, прошло столько лет… Но Джиллинг – деревня небольшая. Новые люди здесь появляются редко, и уезжают отсюда нечасто. Дочери доктора Эгню вышли замуж и разъехались. Нынешний наш доктор – холостяк. Была еще старая мисс Кейлис. Она занимала здесь видное положение, но уже давно умерла. Еще Ричардсоны – он умер, а она уехала в Уэльс. Я думаю, Вайолет могла бы рассказать вам то же самое… Она тогда была молода и часто бывала в доме викария.

Сэр Чарльз попытался представить мисс Милрэй молодой, но тщетно.

Он спросил миссис Милрэй, не помнит ли она женщину по фамилии Рашбриджер, и получил отрицательный ответ.

В конце концов гости откланялись и отправились перекусить в деревенскую булочную. Сэр Чарльз хотел поехать в какой-нибудь ресторан, но Эгг указала ему на то, что в булочной они могли бы услышать местные сплетни.

– Если вы один раз пообедаете вареными яйцами с булочками, это вам не причинит вреда, – строго заметила она. – Мужчины так трепетно относятся к своему питанию…

– Яйца всегда наводили на меня тоску, – робко произнес сэр Чарльз.

Обслуживавшая их женщина была довольно разговорчива. Она тоже читала в газете об эксгумации, и ее взволновало то, что речь шла о теле «старого викария».

– Я была тогда ребенком, – пояснила она, – но помню его.

После обеда они пошли в церковь, где просмотрели книгу регистрации рождений, бракосочетаний и смертей. В ней тоже не было ничего для них интересного.

Они вышли в церковный двор, и Эгг принялась читать надписи на могильных плитах.

– Какие странные фамилии, – сказала она. – Смотрите, целое семейство Стейвпенни… А вот Мэри Энн Стиклпат.

– Вовсе не такие странные, как моя, – пробормотал сэр Чарльз.

– Вот уж не думала, что Картрайт странная фамилия, – удивилась Эгг.

– Я не имел в виду фамилию Картрайт. Это мой сценический псевдоним, который со временем стал официальной фамилией.

– А какова ваша настоящая фамилия?

– Не могу сказать вам. Это моя тайна.

– Неужели она такая страшная?

– Не столько страшная, сколько забавная.

– Прошу вас, расскажите.

– Ни за что, – твердо произнес сэр Чарльз.

– Пожалуйста.

– Нет.

– Почему?

– Вы будете смеяться.

– Не буду.

– Вы не сможете удержаться от смеха.

– Ну, пожалуйста, скажите. Я вас очень прошу.

– Как же вы все-таки упрямы, Эгг… Почему вам так хочется знать это?

– Потому что вы не хотите говорить.

– Вы настоящий ребенок, – сказал сэр Чарльз, и в его голосе прозвучала нотка неуверенности.

– Я не ребенок.

– Да неужели? А мне кажется, что ребенок.

– Скажите же, – чуть слышно прошептала Эгг.

Губы сэра Чарльза искривились в печальной улыбке.

– Ну ладно, уговорили. Мой отец носил фамилию Магг[99].

– Не может быть!

– Очень даже может.

– Хм. Жить с такой фамилией…

– Да, будучи Маггом, я вряд ли сделал бы карьеру на театральной сцене, – задумчиво произнес сэр Чарльз. – В молодости у меня была идея назваться Людовиком Кастильоном, но потом я остановился на чисто английском варианте – Чарльз Картрайт.

– Но зовут-то вас хотя бы Чарльз?

– Об этом позаботились мои крестные мать и отец.

Немного помявшись, Картрайт сказал:

– Почему бы вам не называть меня просто Чарльз – без этой приставки «сэр»?

– Не возражаю.

– Вы назвали меня так вчера, когда подумали, что я… мертв.

– Ах да, действительно…

Эгг постаралась произнести эти слова как можно более беспечным тоном.

– Послушайте, Эгг, – вдруг взволнованно заговорил сэр Чарльз, – это дело, которое мы расследуем, представляется мне все более нереальным. И особенно сегодня. Я намеревался разобраться в нем до того, как… Я суеверен. Успех в разгадке этой тайны ассоциируется у меня с успехом… другого рода. Черт возьми, что я хожу вокруг да около? Мне так часто приходилось объясняться в любви на сцене, а в реальной жизни я не решаюсь… Я должен знать, Эгг, кому вы отдаете предпочтение – мне или Мандерсу? Вчера я подумал, что мне…

– Вы правильно подумали…

– Ты просто ангел! – воскликнул Картрайт.

– Чарльз, Чарльз, нельзя целоваться на церковном дворе…

– Я готов целовать тебя где угодно…

– Так ничего нам и не удалось выяснить, – сказала Эгг, когда они ехали обратно в Лондон.

– Неправда. Мы выяснили то единственное, что стоило выяснить… Какое мне дело до мертвых священников и докторов? Ты – это все, что имеет для меня значение. Дорогая моя, я на тридцать лет старше – ты уверена, что для тебя это неважно?

Эгг слегка ущипнула его за руку.

– Не надо говорить глупости… Я вот думаю, удалось ли Пуаро и Саттерсуэйту выяснить что-нибудь?

– Я буду только рад за них, – сказал великодушный сэр Чарльз.

– Чарльз, ты всегда был таким проницательным…

Но тот уже перестал играть роль великого детектива.

– Это был всего лишь спектакль. Теперь же я передаю бразды руководства расследованием Усатому. В конце концов, это его профессия.

– Ты думаешь, он действительно знает, кто совершил эти убийства?

– Скорее всего, не имеет ни малейшего представления, но ему необходимо поддерживать репутацию.

Эгг ничего не сказала.

– Дорогая, о чем ты думаешь? – спросил сэр Чарльз.

– О мисс Милрэй. Она так странно вела себя в тот вечер, о котором я тебе рассказывала… Купила газету с заметкой об эксгумации и сказала, что не знает, что ей делать.

– Ерунда, – сказал сэр Чарльз. – Эта женщина всегда знает, что ей делать.

– Не шути, Чарльз. Она была сильно встревожена.

– Эгг, милая моя, какое мне дело до тревог мисс Милрэй?

– Лучше следи за дорогой, – сказала Эгг. – Я не хочу стать вдовой прежде, чем выйду замуж.

Они подъехали к дому сэра Чарльза, намереваясь выпить чаю. Мисс Милрэй вышла встретить их.

– Вам телеграмма, сэр Чарльз.

– Благодарю вас, мисс Милрэй.

Картрайт рассмеялся нервным мальчишеским смехом.

– Должен сообщить вам новость. Мисс Литтон-Гор и я собираемся пожениться.

– О! – произнесла после секундного замешательства мисс Милрэй. – Я уверена, вы будете очень счастливы.

Ее тон показался Эгг странным. Она не успела осознать, в чем заключается эта странность, поскольку сэр Чарльз воскликнул, повернувшись к ней:

– Смотри, Эгг! Это же от Саттерсуэйта!

Он сунул телеграмму ей в руки. Когда она прочла ее, у нее округлились глаза.

Глава 13Миссис де Рашбриджер

Прежде чем отправиться на вокзал, Эркюль Пуаро и мистер Саттерсуэйт переговорили с мисс Линдон, секретарем покойного сэра Бартоломью Стрейнджа. Мисс Линдон горела желанием помочь им, но не смогла рассказать ничего существенного. Миссис де Рашбриджер фигурировала только в журнале записи пациентов. Сэр Бартоломью говорил о ней исключительно в этом качестве.

Пуаро и мистер Саттерсуэйт прибыли в санаторий около двенадцати часов. Горничная, открывшая им дверь, выглядела взволнованной. Ее лицо заливал румянец. Мистер Саттерсуэйт осведомился, могут ли они видеть директрису.

– Я не знаю, сможет ли она принять вас сегодня, – сказала девушка с сомнением в голосе.

Мистер Саттерсуэйт вынул из кармана карточку и написал на ней несколько слов.

– Пожалуйста, передайте ей вот это.

Их проводили в небольшую приемную. Минут через пять дверь открылась, и на пороге появилась директриса. Сейчас она совсем не выглядела оживленной и бодрой, какой была во время первой встречи.

Мистер Саттерсуэйт поднялся со стула.

– Надеюсь, вы меня помните, – сказал он. – Я приезжал сюда с сэром Чарльзом Картрайтом сразу после смерти сэра Бартоломью Стрейнджа.

– Да, разумеется, я вас помню, мистер Саттерсуэйт. И тогда сэр Чарльз тоже спрашивал о бедной миссис де Рашбриджер – надо же, какое совпадение…

– Разрешите представить вам месье Эркюля Пуаро.

Маленький бельгиец поклонился, и директриса машинально кивнула ему в ответ.

– Не понимаю, как к вам могла прийти эта телеграмма, – продолжала она. – В высшей степени загадочная история. Ведь она наверняка не может быть связана каким-либо образом со смертью бедного доктора? Должно быть, это дело рук какого-то маньяка – единственное объяснение, которое приходит мне в голову… Просто ужасно. Да еще и полиция…

– Полиция? – удивленно переспросил мистер Саттерсуэйт.

– Да, они здесь с десяти часов.

– Полиция? – в свою очередь переспросил Эркюль Пуаро.

– Но мы можем увидеться с миссис де Рашбриджер? Все-таки она просила нас приехать…

– О, мистер Саттерсуэйт, так вы ничего не знаете!

– Что именно? – быстро спросил детектив.

– Бедная миссис де Рашбриджер! Она умерла.

– Умерла? – воскликнул Пуаро. – Mille tonnères![100] Это все объясняет. Да. Я должен был предвидеть…

Он замолчал и после небольшой паузы спросил:

– Как она умерла?

– Это просто невероятно. Ей прислали по почте коробку конфет – шоколадных с ликером, и она съела одну. Конфета наверняка была отвратительна на вкус – но, я думаю, она не успела ее распробовать, проглотила и не смогла выплюнуть.

– Oui, oui[101], когда жидкость неожиданно попадает в горло, от нее нелегко избавиться…

– Так вот, она ее проглотила, позвала на помощь, тут же к ней подбежала медсестра, но сделать уже ничего было нельзя. Минуты через две она умерла. Доктор вызвал полицию, они приехали и исследовали конфеты. Они оказались отравленными.

– Какой яд был использован?

– Они полагают, никотин.

– Опять никотин, – сказал Пуаро. – Какой удар! Какой смелый удар!

– Мы опоздали, – с горечью констатировал мистер Саттерсуэйт. – И теперь не узнаем, что она хотела сказать нам. Если только… Если только она не доверилась кому-нибудь еще.

Он вопросительно взглянул на директрису. Пуаро покачал головой:

– Вряд ли она стала бы кому-нибудь доверяться здесь.

– В конце концов, можно опросить медсестер, – сказал мистер Саттерсуэйт.

– Конечно, опросим, – согласился сыщик без всякого энтузиазма.

По просьбе мистера Саттерсуэйта директриса послала за двумя медсестрами, которые дежурили в палате миссис де Рашбриджер в дневную и ночную смены, но ни одна из них ничего не смогла добавить к уже сказанному. Миссис де Рашбриджер никогда не говорила о смерти сэра Бартоломью, и они не знали, что она отправляла кому-то телеграмму.

Пуаро попросил, чтобы их проводили в палату покойной. Там они обнаружили суперинтенданта Кроссфилда, и мистер Саттерсуэйт представил его Пуаро.

Они подошли к кровати, на которой лежала женщина лет сорока, темноволосая, с бледным лицом, искаженным предсмертной агонией.

– Бедная душа, – медленно произнес мистер Саттерсуэйт.

Он бросил взгляд на Эркюля Пуаро и увидел на его лице странное выражение, от которого ему стало не по себе.

– Кто-то узнал, что она собирается говорить с нами, и убил ее… – сказал мистер Саттерсуэйт.

Пуаро кивнул.

– Совершенно верно.

– Ее убили, чтобы она не рассказала нам то, что знала.

– Или то, чего не знала… Но не будем терять времени. У нас много дел. Убийства должны прекратиться. И мы позаботимся о том, чтобы они прекратились.

– Это согласуется с вашими предположениями по поводу личности убийцы? – спросил мистер Саттерсуэйт, с любопытством взглянув на него.

– Согласуется. Но он оказался опаснее, нежели я предполагал… Нам следует соблюдать осторожность.

Пуаро и мистер Саттерсуэйт вышли из комнаты, и суперинтендант Кроссфилд последовал за ними. Они рассказали ему о полученной ими телеграмме. Выяснилось, что ее отправил с почтового отделения Мелфорта какой-то мальчик. Почтовая служащая запомнила это потому, что в телеграмме упоминалась смерть сэра Бартоломью Стрейнджа.

После ланча в компании с суперинтендантом и отправки телеграммы сэру Чарльзу расследование возобновилось.

В шесть часов вечера был найден отправивший телеграмму мальчик. По его словам, телеграмму ему поручил отправить неряшливо одетый мужчина. Он сказал, что получил ее от «полоумной леди» из «Дома в Парке». Она выбросила из окна свернутый лист бумаги с вложенными в него двумя монетами в полкроны. Мужчина побоялся ввязываться в сомнительное дело и передал мальчику телеграмму и одну монету, сказав, чтобы тот оставил сдачу себе.

Полиция начала поиски мужчины. Пуаро и мистер Саттерсуэйт решили, что здесь им больше делать нечего, и отправились обратно в Лондон.

До города они добрались около полуночи. Эгг вернулась к матери, и их встречал сэр Чарльз. Втроем они обсудили сложившуюся ситуацию.

– Mon ami, – сказал Пуаро, – послушайте меня. Только одно способно разрешить эту тайну – маленькие серые клеточки мозга. Рыскать по всей Англии в надежде, что тот или иной человек откроет нам истину, – это любительщина и нелепость. Истину можно увидеть только изнутри.

Лицо сэра Чарльза выражало скептицизм.

– Что же вы хотите предпринять?

– Я хочу хорошенько поразмыслить. Для этого мне потребуется двадцать четыре часа.

Картрайт с улыбкой покачал головой.

– И размышления подскажут вам, что рассказала бы эта женщина, останься она в живых?

– Думаю, да.

– Едва ли это возможно. Тем не менее, месье Пуаро, делайте то, что считаете нужным. Вы справитесь с этой задачей лучше меня. Я потерпел поражение и признаю это. Во всяком случае, у меня есть другие дела.

Вероятно, сэр Чарльз ожидал, что его начнут расспрашивать, но если это было так, то его ожидания не оправдались. Мистер Саттерсуэйт лишь настороженно взглянул на него, а Пуаро был погружен в свои мысли.

– Ну что же, я возвращаюсь домой, – сказал актер. – Ах да, совсем забыл… Меня тревожит мисс Уиллс.

– А что с ней?

– Она уехала.

Пуаро в изумлении уставился на него.

– Уехала? Куда?

– Никто не знает… Получив от вас телеграмму, я обдумал положение дел. Я был убежден, как говорил вам тогда, что эта женщина что-то знает, и решил напоследок попытать счастья. Я поехал к ней домой – и был у нее около половины десятого. Как оказалось, она покинула дом сегодня утром, сказав, что едет на целый день в Лондон. Вечером ее домочадцы получили от нее телеграмму, в которой она сообщала, что вернется завтра, и просила их не беспокоиться.

– А они беспокоились?

– По-моему, да. Дело в том, что она не взяла с собой никакого багажа.

– Странно, – пробормотал Пуаро.

– Очень странно. У меня как-то неспокойно на душе.

– Я ее предупреждал, – сказал Пуаро. – Всех предупреждал. Помните, я призывал: «Скажите сейчас»?

– Помню. Вы думаете, она… тоже…

– У меня есть определенные мысли на этот счет, – ответил Пуаро, – но пока я не хочу делиться ими.

– Сначала дворецкий – Эллис, – затем мисс Уиллс… Где Эллис? Удивительно, что полиция так и не смогла найти его.

– Они просто не там искали его тело, – заметил Пуаро.

– Вы, как и Эгг, думаете, что его нет в живых?

– Именно так.

– Господи! – воскликнул сэр Чарльз. – Это какой-то кошмар! Все так запутанно и непостижимо…

– Напротив, все очень логично.

Сэр Чарльз в недоумении воззрился на него.

– Вы так полагаете?

– Конечно. Видите ли, я обладаю упорядоченным сознанием…

– Я вас не понимаю.

Мистер Саттерсуэйт тоже смотрел на маленького бельгийца с удивлением.

– А каким же тогда сознанием обладаю я? – спросил несколько уязвленный сэр Чарльз.

– У вас сознание актера, сэр Чарльз, – творческое, оригинальное. Вы всегда и во всем видите драматические моменты. У мистера Саттерсуэйта сознание театрального зрителя. Он наблюдает за персонажами и ощущает атмосферу. Но что касается меня, мое сознание прозаично. Я вижу только факты, не отягощенные драматическими атрибутами и не освещенные светом рампы.

– Стало быть, мы должны оставить вас в покое?

– На двадцать четыре часа.

– В таком случае желаем вам удачи. Спокойной ночи.

Когда они вышли на улицу, Картрайт холодно заметил:

– Этот тип много о себе воображает.

Мистер Саттерсуэйт улыбнулся. Что вы хотите, главная роль!

– Можно узнать, сэр Чарльз, что это за другие дела, которые вы только что упомянули?

На лице актера появилось застенчивое выражение, хорошо знакомое мистеру Саттерсуэйту по свадебным церемониям на Ганновер-сквер.

– Ну… в общем, мы с Эгг…

– Рад слышать это, – сказал мистер Саттерсуэйт. – Мои поздравления и наилучшие пожелания.

– Конечно, я слишком стар для нее…

– Она так не считает, а судить об этом только ей.

– Очень любезно с вашей стороны, Саттерсуэйт… Знаете, я вбил себе в голову, будто она неравнодушна к Мандерсу.

– Интересно, с чего вы это взяли? – самым невинным тоном сказал мистер Саттерсуэйт.

– Во всяком случае, это не так, – твердо произнес сэр Чарльз.

Глава 14Мисс Милрэй

Пуаро так и не получил необходимые ему двадцать четыре часа одиночества и покоя.

На следующее утро, в двадцать минут двенадцатого, Эгг без какого-либо предупреждения появилась на пороге его номера. К ее немалому изумлению, она застала великого детектива за возведением карточного домика. Ее лицо выражало такое явное презрение, что Пуаро почувствовал необходимость оправдаться.

– Не подумайте, мадемуазель, будто я впал в детство в столь почтенном возрасте. Просто я нахожу, что это странное, на ваш взгляд, занятие прекрасно стимулирует процесс мышления. Это моя старая привычка. Сегодня утром я первым делом вышел из отеля и купил колоду карт. К сожалению, я допустил ошибку и купил ненастоящие карты. Но они тоже вполне подходят.

Внимательнее присмотревшись к сооружению на столе, Эгг рассмеялась.

– О господи, вам продали «Счастливые семьи»…

– А что это такое – «Счастливые семьи»?

– Детская игра.

– А-а, понятно… Ну, из них тоже можно строить карточные домики.

Эгг взяла со стола несколько карт и принялась рассматривать их с ностальгической улыбкой.

– Мастер Бан, сын пекаря, – я всегда любила его. А вот миссис Магг, жена молочника… О боже, ведь это я!

– Разве на этой забавной картинке изображены вы, мадемуазель?

– Нет, тут дело в имени…

Эгг рассмеялась, увидев недоумение на лице Пуаро, и объяснила суть дела.

– Ах, вот что имел в виду сэр Чарльз вчера вечером! Я тогда еще подумал… Магг – ну конечно, если я не ошибаюсь, на сленге это слово означает «болван»? Выйдя замуж, вы, естественно, смените фамилию и вряд ли захотите называться леди Магг, не так ли?

Эгг вновь рассмеялась.

– Пожелайте мне счастья, – сказала она.

– От души желаю вам, мадемуазель, не скоротечного счастья молодости, но долговечного, которое зиждется на скале.

– Я обязательно скажу Чарльзу, что вы назвали его скалой, – сказала Эгг. – А теперь перейдем к делу. Мне все не дает покоя та газетная вырезка, которая выпала из бумажника Оливера и которую мисс Уиллс подняла и отдала ему. Либо лжет он, утверждая, будто не помнит, что она находилась там, либо лжет она. То есть из его бумажника выпала какая-то газетная вырезка, а эта женщина заявила, будто это была заметка о никотине.

– Зачем ей это было нужно, мадемуазель?

– Затем, что она хотела избавиться от нее, и подбросила ее Оливеру.

– Вы хотите сказать, что она преступница?

– Да.

– Какой же у нее был мотив?

– Не знаю. Могу только предположить, что она сумасшедшая. Умные люди довольно часто оказываются маньяками. Не вижу никакой другой причины.

– Определенно, это impasse[102]. Мне не следовало спрашивать вас о мотиве. Я должен постоянно задавать этот вопрос самому себе. Какой мотив стоял за убийством мистера Баббингтона? Когда я смогу ответить на этот вопрос, загадка будет разрешена.

– Вы не считаете, что это просто безумие?.. – спросила Эгг.

– Нет, мадемуазель, это не безумие – в том смысле, который вы вкладываете в это понятие. Есть причина. И я должен найти эту причину.

– Ну что же, до свидания, – сказала Эгг. – Извините, что побеспокоила вас. Мне только что пришла в голову одна мысль. Я должна спешить. Мы с Чарльзом собираемся пойти на генеральную репетицию спектакля «Щенок заржал» – по пьесе, которую мисс Уиллс написала для Анджелы Сатклифф. Завтра премьера.

– Mon Dieu! – воскликнул Пуаро.

– В чем дело? Что-нибудь случилось?

– Да, действительно, что-то случилось… Идея! Великолепная идея! О, как же я был слеп…

Эгг с удивлением взглянула на него. Словно осознав странность своего поведения, детектив сразу успокоился и похлопал девушку по плечу.

– Вы, наверное, думаете, я сошел с ума… Отнюдь. Вы сказали, что идете смотреть спектакль «Щенок заржал» и что в нем играет мисс Сатклифф. Идите и обратите внимание на то, о чем я сказал.

После того как за недоумевающей Эгг закрылась дверь, Пуаро принялся расхаживать по комнате, бормоча себе под нос. Его зеленые глаза поблескивали, как у кота.

– Mais oui[103], это все объясняет. Любопытный мотив, очень любопытный… С таким мне еще не приходилось сталкиваться. Однако он вполне обоснован и с учетом обстоятельств естествен. Вообще чрезвычайно любопытное дело.

Проходя мимо стола, на котором все еще высился карточный домик, он обрушил его быстрым движением руки.

– «Счастливая семья», я больше не нуждаюсь в ней. Загадка решена. Теперь нужно действовать.

Пуаро надел пальто, взял шляпу, вышел из номера и спустился по лестнице. По его просьбе портье вызвал ему такси. Сев в автомобиль, сыщик назвал адрес сэра Чарльза.

Расплатившись с водителем, он вошел в холл. Лифт был занят, и Пуаро решил подняться пешком. Когда он достиг третьего этажа, на котором находилась квартира сэра Чарльза, ее дверь распахнулась, и на лестничную площадку вышла мисс Милрэй. Увидев детектива, она с удивлением уставилась на него.

– Это вы!..

Пуаро улыбнулся.

– Это я.

– А сэра Чарльза нет. Он уехал в театр «Вавилон» вместе с мисс Литтон-Гор.

– Я, собственно, заехал за своей тростью, которую оставил здесь на днях.

– Ясно. Позвоните в дверь, и Темпл найдет вашу трость. Извините, я спешу на поезд. Еду в Кент, к матери.

– Не смею задерживать вас, мадемуазель.

Пуаро отступил в сторону, и мисс Милрэй быстро сбежала вниз по ступенькам. В руке она держала маленький кожаный плоский чемоданчик.

Однако, когда служанка удалилась, Пуаро, казалось, забыл о цели своего визита. Вместо того чтобы направиться к двери квартиры сэра Чарльза, он повернулся и начал спускаться по лестнице. Подойдя к входной двери, увидел, как мисс Милрэй садится в такси. Еще один автомобиль-такси медленно ехал вдоль бордюра. Пуаро поднял руку. Забравшись в салон, он велел водителю следовать за первым такси.

Его лицо не выразило ни малейшего удивления, когда автомобиль с мисс Милрэй направился на север и в конце концов остановился у вокзала Паддингтон – весьма странного места в качестве пункта отправления в Кент. Пуаро приобрел в кассе билет в вагон первого класса до Лумаута и обратно. Поезд отходил через пять минут. Подняв воротник пальто, ибо погода стояла холодная, детектив удобно устроился в углу вагона.

В Лумаут они прибыли около пяти часов. Начинало темнеть. Держась чуть сзади, Пуаро услышал, как мисс Милрэй дружески приветствовал носильщик.

– Не ожидал увидеть вас, мисс… Сэр Чарльз с вами?

– Нет, – ответила мисс Милрэй. – Мне срочно понадобилось приехать – нужно забрать кое-какие вещи, – и завтра утром я возвращаюсь в Лондон. Нет, кеб мне не нужен, благодарю вас. Я пройду по горной тропинке.

Сгущались сумерки. Мисс Милрэй быстро поднималась по крутой, извилистой тропинке. Пуаро следовал за ней на приличной дистанции. Он крался бесшумно, словно кот. Добравшись до «Вороньего гнезда», мисс Милрэй достала из сумочки ключ, открыла боковую дверь и, оставив ее приоткрытой, вошла в дом.

Пуаро спрятался за кустом. Спустя минуту или две она появилась вновь, держа в одной руке ржавый ключ от двери, в другой – электрический фонарь, обошла дом сзади и принялась карабкаться по заросшей тропинке вверх. Пуаро последовал за нею. Мисс Милрэй взбиралась все выше и выше, пока не оказалась перед старой каменной башней, какие часто встречаются на этом побережье. Полуразрушенное сооружение представляло собой довольно жалкое зрелище. Грязное окно занавешивал кусок ткани. Мисс Милрэй вставила ключ в замок большой деревянной двери.

Раздался металлический скрежет, и дверь со стоном распахнулась. Мисс Милрэй вошла внутрь башни.

Ускорив шаг, Пуаро приблизился к двери и бесшумно проскользнул в нее. Луч фонаря мисс Милрэй беспорядочно блуждал по стеклянным ретортам, бунзеновской горелке и другим аппаратам, вырывая их из тьмы.

Мисс Милрэй взяла небольшой ломик и подняла его над стеклянным аппаратом. В этот момент Пуаро, подкравшись сзади, перехватил ее руку. Ахнув, она обернулась, и ее взгляд уперся в зеленые кошачьи глаза детектива.

– Этого делать нельзя, мадемуазель, – сказал он. – Поскольку то, что вы собираетесь уничтожить, является уликой.

Глава 15Занавес

Эркюль Пуаро сидел в просторном кресле. Настенные светильники были выключены, и его освещала лишь настольная лампа. В этом было нечто символическое – одинокая фигура в лучах розоватого света. Остальные трое – сэр Чарльз, мистер Саттерсуэйт и Эгг Литтон-Гор, составлявшие его аудиторию, – сидели в полутьме.

Голос Эркюля Пуаро звучал задумчиво, почти мечтательно. Казалось, он вещал в пространство, а не своим слушателям.

– Для того чтобы реконструировать преступление – а это и есть цель детектива, – необходимо помещать один факт на другой, как помещают одну карту на другую при возведении карточного домика. И если факты не согласуются друг с другом – если карты не находятся в состоянии равновесия, – нужно начинать строительство домика заново, иначе он рухнет.

Как я уже говорил на днях, существует несколько типов сознания: драматическое сознание – сознание режиссера, видящее эффект действительности, который может быть создан с помощью механических устройств; существует также сознание, легко реагирующее на драматические проявления; существует молодое романтическое сознание; и, наконец, друзья мои, существует прозаическое сознание – видящее не синее море и мимозовые деревья, а разрисованный задник сцены.

Итак, mes amis[104], рассмотрим убийство Стивена Баббингтона, произошедшее в августе прошлого года. В тот вечер сэр Чарльз Картрайт выдвинул версию, в соответствии с которой Стивен Баббингтон был убит. Я тогда не согласился с этой версией, поскольку не мог поверить, (а) что такого человека, как Стивен Баббингтон, могли убить, (б) что в тех условиях имелась возможность подмешать яд конкретному человеку.

Сейчас я признаю, что сэр Чарльз был прав. Я ошибся потому, что смотрел на это происшествие с совершенно ошибочной точки зрения. Только двадцать четыре часа назад я вдруг осознал, в чем заключается правильная точка зрения – и с этой точки зрения убийство Стивена Баббингтона представляется обоснованным и возможным.

А теперь я хочу провести вас, шаг за шагом, по пути, который преодолел сам. Смерть Стивена Баббингтона можно было бы назвать первым актом нашей драмы. Он завершился, когда все мы разъехались из «Вороньего гнезда».

Второй акт драмы начался в Монте-Карло, когда мистер Саттерсуэйт показал мне газетную заметку о смерти сэра Бартоломью. Сразу стало ясно, что я ошибся, а сэр Чарльз оказался прав. Стивен Баббингтон и сэр Бартоломью Стрейндж были убиты, и эти два убийства представляют собой части одного и того же преступления. Эту серию продолжило третье убийство – миссис де Рашбриджер. Нам нужна логичная, основанная на здравом смысле версия, которая свяжет воедино эти три убийства. Другими словами, эти три преступления были совершены одним и тем же человеком и отвечали его интересам.

Могу сказать, больше всего меня тревожил тот факт, что убийство сэра Бартоломью Стрейнджа произошло после убийства Стивена Баббингтона. Если посмотреть на эти три убийства безотносительно времени и обстоятельств их совершения, напрашивается вывод, что центральным, если так можно выразиться, или главным из них является убийство сэра Бартоломью Стрейнджа, а два остальных, так сказать, носят вспомогательный характер – то есть причиной убийства Стивена Баббингтона и миссис де Рашбриджер стала их связь с сэром Бартоломью Стрейнджем. Однако Стивен Баббингтон был убит первым, а сэр Бартоломью Стрейндж – некоторое время спустя. Согласно логике, второе убийство должно быть следствием первого, и, соответственно, мы должны были начать расследование с первого убийства, чтобы раскрыть это преступление в целом.

Одно время я даже рассматривал вероятность ошибки. Возможно ли, что сэр Бартоломью был намечен в качестве первой жертвы, а мистера Баббингтона отравили случайно? Однако довольно скоро я отказался от этой мысли. Все, кто состоял с сэром Бартоломью Стрейнджем в более или менее близких отношениях, знали, что он не любил коктейли.

Еще одно предположение: может быть, Стивен Баббингтон был отравлен по ошибке вместо кого-то из гостей вечеринки? Я не смог найти каких-либо подтверждений этой версии, и мне пришлось вернуться к заключению, что убийство Стивена Баббингтона было преднамеренным. Здесь меня ждал камень преткновения – видимая невозможность такого деяния.

Расследование всегда следует начинать с самых простых и очевидных версий. Если Стивен Баббингтон выпил отравленный коктейль, кто имел возможность добавить в его бокал яд? На первый взгляд мне показалось, что это могли сделать только два человека, разносившие коктейли, – сам сэр Чарльз и его горничная Темпл. Но хотя и тот, и другая имели возможность добавить яд в бокал, ни один из них не имел возможности устроить так, чтобы мистеру Баббингтону достался именно этот бокал. В принципе, Темпл могла, ловко манипулируя подносом, добиться того, чтобы гости разобрали бокалы без яда, а оставшийся предложить ему – хотя сделать это ей было бы чрезвычайно трудно. А сэр Чарльз мог бы взять с подноса бокал с ядом и вручить его мистеру Баббингтону. Но ничего подобного замечено не было. Все выглядело так, будто бокал с отравленным коктейлем оказался в руке Стивена Баббингтона исключительно по воле случая.

Коктейли разносили сэр Чарльз Картрайт и Темпл. Кто-нибудь из них присутствовал в «Мелфорт-Эбби»? Нет. Кто имел наилучшую возможность подмешать яд в бокал с портвейном сэра Бартоломью? Скрывшийся впоследствии дворецкий Эллис и его помощница – горничная. Но ни в коем случае нельзя исключать и вероятность того, что это мог сделать один из гостей. Рискованно, но вполне возможно. Кто-то мог незаметно проскользнуть в столовую и положить в бокал никотин.

Когда я присоединился к вам, вы уже составили список людей, присутствовавших и в «Вороньем гнезде», и в «Мелфорт-Эбби». Сейчас я могу сказать, что сразу исключил четыре имени, возглавлявшие список, – капитана и миссис Дейкрс, мисс Сатклифф и мисс Уиллс. Никто из этих четверых не мог знать заранее о том, что встретится на ужине со Стивеном Баббингтоном. Использование в качестве яда никотина свидетельствует о том, что убийство явилось результатом тщательно продуманного плана, а не экспромта.

В списке фигурируют еще три имени – леди Мэри Литтон-Гор, мисс Литтон-Гор и Оливер Мандерс. Все они, будучи местными жителями, являются невероятными, но возможными кандидатами на роль убийцы. У каждого из них мог быть мотив для устранения Стивена Баббингтона, и вечеринка предоставляла удобную возможность для осуществления преступного плана. Однако я не смог найти никаких улик против кого-либо из них. Думаю, мистер Саттерсуэйт мыслил примерно в том же направлении, что и я. Он начал подозревать Оливера Мандерса. Должен заметить, и я считал Мандерса наиболее вероятным подозреваемым. В тот вечер в «Вороньем гнезде» он проявлял все признаки нервозности, внутреннего напряжения, высказывал несколько искаженные взгляды на жизнь в силу своих личных проблем, демонстрировал наличие комплекса неполноценности, который часто становится причиной преступлений, и ссорился с мистером Баббингтоном или, скажем так, выражал враждебные чувства в его отношении. Вспомним также весьма необычные обстоятельства его появления в «Мелфорт-Эбби», рассказанную им впоследствии невероятную историю о письме от сэра Бартоломью Стрейнджа и рассказ мисс Уиллс о принадлежавшей ему газетной вырезке со статьей об отравлении никотином. Было ясно, что Оливера Мандерса следует поместить в начало списка из семи подозреваемых.

Но тут, друзья мои, меня посетило странное чувство. Представлялось вполне очевидным и достаточно логичным, что человек, совершивший преступление, должен был присутствовать на обеих вечеринках. Другими словами, этот человек должен фигурировать в списке семи – но у меня возникло ощущение, что эта очевидность является подстроенной. Предполагалось, что именно так должен считать всякий здравомыслящий человек. Я чувствовал, что вижу не реальную картину, а искусно раскрашенную декорацию. Умный преступник осознал бы, что каждый, чье имя фигурирует в этом списке, обязательно попадет под подозрение, и в силу этого позаботился бы о том, чтобы не попасть в него. То есть убийца Стивена Баббингтона и сэра Бартоломью Стрейнджа присутствовал в обоих случаях – но по крайней мере в одном из них присутствовал незримо.

Кто присутствовал в первом случае и отсутствовал во втором? Сэр Чарльз Картрайт, мистер Саттерсуэйт, мисс Милрэй и миссис Баббингтон.

Мог ли кто-нибудь из этих четверых присутствовать во втором случае в чужом обличье? Сэр Чарльз и мистер Саттерсуэйт находились на юге Франции, мисс Милрэй – в Лондоне и миссис Баббингтон – в Лумауте. Следовательно, из четверых такая возможность была, прежде всего, у мисс Милрэй и миссис Баббингтон. Но могла ли мисс Милрэй присутствовать в «Мелфорт-Эбби», оставаясь никем не узнанной? Она обладает характерными внешними признаками, которые нелегко закамуфлировать и нелегко забыть. Я решил, что мисс Милрэй не могла бы остаться в «Мелфорт-Эбби» неузнанной. То же самое относится и к миссис Баббингтон.

Но может быть, мистер Саттерсуэйт или сэр Чарльз присутствовали в «Мелфорт-Эбби», оставаясь неузнанными? Мистер Саттерсуэйт – маловероятно. Однако с сэром Чарльзом дело обстоит совершенно иначе. Он – актер, привыкший играть разные роли. Но какую роль он мог сыграть в данном случае?

И тут я вспомнил о дворецком Эллисе. Чрезвычайно загадочная личность. Человек, который появился ниоткуда за две недели до преступления и испарился сразу после него. Почему ему удалось бесследно исчезнуть? Да потому, что Эллис не существовал в действительности. Он представлял собой чистейшей воды фикцию – декорацию.

Но было ли такое возможно? В конце концов, слуги в «Мелфорт-Эбби» знали сэра Чарльза Картрайта, а сэр Бартоломью Стрейндж был его близким другом. Проблему со слугами я решил довольно легко. Выступление в роли дворецкого не было сопряжено с каким-либо риском. Если бы слуги узнали его, этот маскарад можно было бы представить как шутку. С другой стороны, если за две недели ни у кого не возникло никаких подозрений, ему уже ничто не угрожало. К тому же мне вспомнились отзывы слуг о новом дворецком. Они называли его «настоящим джентльменом», говорили, что он служил «в хороших домах» и знал подробности нескольких светских скандалов. Но вот что интересно: по словам горничной Элис, он организовывал работу не так, как это делали все остальные дворецкие, которых ей доводилось знать. Эти слова явились подтверждением моей версии.

Но с сэром Бартоломью Стрейнджем ситуация совсем иная. Едва ли близкий друг сумел бы провести его. Должно быть, он знал о перевоплощении. Есть ли у нас свидетельства этого? Да. Проницательный мистер Саттерсуэйт еще в начале нашего расследования обратил внимание на игривое замечание сэра Бартоломью (абсолютно несвойственное для его манеры общения со слугами): «Вы первоклассный дворецкий, не правда ли, Эллис?» Совершенно понятное замечание в том случае, если в роли дворецкого выступал сэр Чарльз Картрайт, а сэр Бартоломью принимал участие в розыгрыше.

Ибо, вне всякого сомнения, именно так сэр Бартоломью относился к этому. Перевоплощение сэра Чарльза Картрайта в дворецкого Эллиса было мистификацией, возможно, они даже заключили пари, узнают его или нет, – отсюда замечание сэра Бартоломью по поводу сюрприза и его веселое настроение. Имейте также в виду, что у них еще было время отыграть все назад. Если б за ужином кто-нибудь из гостей узнал в сутулом дворецком среднего возраста, с измененным белладонной цветом глаз и бакенбардами, сэра Чарльза Картрайта, ничего непоправимого не произошло бы. Этот маскарад сошел бы за шутку. Но никто ничего не заподозрил. И никто не заметил на его запястье нарисованное родимое пятно – чрезвычайно тонко продуманный прием, который так и не сработал в силу отсутствия наблюдательности у большинства человеческих существ. Впоследствии это родимое пятно должно было стать главной особой приметой при описании внешности Эллиса – и за две недели осталось незамеченным! Единственным человеком, который обратил на него внимание, была мисс Уиллс, о которой мы в скором времени поговорим.

Что же произошло потом? Сэр Бартоломью умер. На сей раз всем сразу было ясно, что смерть наступила не вследствие естественных причин. Приехала полиция. Они допросили Эллиса и всех остальных. Ночью Эллис ускользнул из дома по тайному ходу, стал самим собой и спустя два дня разгуливал по садам Монте-Карло, готовый изобразить шок и удивление по поводу известий о смерти своего друга.

Это всего лишь версия. У меня нет реальных доказательств, но все последующие события свидетельствуют в пользу этой версии. Мой карточный домик сооружен весьма основательно. Письма шантажиста, найденные в комнате Эллиса? Их написал сам сэр Чарльз! Письмо, якобы написанное сэром Бартоломью, в котором тот просит Мандерса инсценировать аварию? Разве для сэра Чарльза составило бы труд написать это письмо от имени сэра Бартоломью? Если бы Мандерс не уничтожил это письмо сам, сэр Чарльз в роли Эллиса мог легко бы сделать это, когда обслуживал молодого джентльмена. Точно так же он мог подложить газетную вырезку в бумажник Оливера Мандерса.

А теперь перейдем к третьей жертве – миссис де Рашбриджер. Когда мы впервые услышали о ней? Сразу после рассказа о шутливом замечании сэра Бартоломью Стрейнджа по поводу Эллиса как идеального дворецкого – что было совершенно нехарактерно для него. Необходимо любой ценой увести разговор от темы необычного обращения сэра Бартоломью с его дворецким. Сэр Чарльз быстро спрашивает о содержании телефонного сообщения, которое принес дворецкий. Оно касается какой-то женщины – пациентки доктора. И сэр Чарльз прилагает все усилия к тому, чтобы привлечь наше внимание к этой неизвестной женщине и отвлечь его от дворецкого. Он отправляется в санаторий и беседует с директрисой – дабы направить нас по ложному следу.

Теперь мы должны поговорить о роли мисс Уиллс в этой драме. Это весьма интересная личность. Она принадлежит к той категории людей, которые не способны производить впечатление на окружающих. Она не отличается ни привлекательностью, ни остроумием, ни общительностью. Она неприметна. Но при всем этом чрезвычайно наблюдательна и очень умна. Я не знаю, показалось ли ей что-либо в дворецком необычным, но думаю, она была единственным человеком за столом, кто вообще замечал его. На следующее утро после убийства неутолимое любопытство побудило ее все вынюхивать и совать свой нос куда не следует – как выразилась горничная. Движимая, как мне представляется, охотничьим инстинктом, она проникла в комнату Дейкрсов, а затем пробралась в ту часть дома, где живут слуги.

Сэр Чарльз настоял на том, что именно он должен допросить ее, поскольку она была единственной, кто вызывал у него беспокойство. После этой беседы он испытал облегчение и чувство благодарности к ней за то, что она заметила родимое пятно. Но затем разразилась катастрофа. Я не думаю, что мисс Уиллс сразу поняла, что дворецкий Эллис в действительности является сэром Чарльзом Картрайтом. Скорее всего, у нее было смутное ощущение, что Эллис кого-то ей напоминает. Но когда он передавал ей блюда, она, будучи наблюдательной, обратила внимание – не на лицо, а на руки, державшие блюда.

Только когда он беседовал с ней, ей внезапно пришло в голову: Эллис – это сэр Чарльз! И она попросила сэра Чарльза подать ей блюдо с овощами – но вовсе не для того, чтобы вспомнить, на правом или левом запястье у Эллиса родимое пятно, а чтобы увидеть его руки в том самом положении, в каком находились руки Эллиса, когда он передавал ей блюдо, и сравнить их.

Таким образом, мисс Уиллс выяснила правду. Но она весьма своеобразная женщина. Ей нравилось сознавать, что она обладает знанием, и у нее не было желания делиться им. Кроме того, она отнюдь не была уверена в том, что сэр Чарльз убил своего друга. Одно дело – перевоплотиться в дворецкого, и совсем другое – стать убийцей. А не сознается в перевоплощении он потому, что не хочет ставить себя в неловкое положение.

Итак, мисс Уиллс хранила свою тайну – и наслаждалась ею. Но сэр Чарльз был встревожен. Ему не понравилось злорадное выражение, которое он увидел на ее лице, когда они выходили из комнаты. Он понял, что ей что-то известно. Что именно? Грозит ли ему это каким-либо образом? Он не знал. Но чувствовал, что это связано с личностью дворецкого Эллиса. Сначала мистер Саттерсуэйт, теперь мисс Уиллс… Было необходимо отвлечь внимание от этого жизненно важного для него момента и направить его на что-то другое. И он разработал план – простой, смелый и, как ему казалось, хитроумный.

Я полагаю, в день моей вечеринки с шерри сэр Чарльз поднялся рано утром, поехал в Йоркшир и, переодевшись в рванье, поручил мальчику отправить телеграмму. Затем вернулся, чтобы, по моей просьбе, сыграть роль жертвы отравления. И сделал кое-что еще: послал коробку конфет женщине, которую никогда не видел и о которой ничего не знал…

Вам известно, что произошло в тот вечер. Видя беспокойство, которое испытывал сэр Чарльз, я понял, что у мисс Уиллс имеются определенные подозрения. Когда сэр Чарльз исполнял «сцену смерти», я наблюдал за ее лицом. Я увидел выражение крайнего изумления и окончательно уверился в том, что мисс Уиллс определенно подозревает сэра Чарльза в убийстве. Когда он притворился отравленным, как и те двое до него, она решила, что, должно быть, ошиблась в своих подозрениях.

Но если мисс Уиллс подозревала сэра Чарльза, она подвергалась серьезной опасности. Человек, совершивший два убийства, не остановится и перед третьим. Я выступил с предупреждением. В тот же вечер я связался с мисс Уиллс по телефону, и, следуя моему совету, она на следующий день неожиданно уехала из дома. С тех пор она живет здесь, в этом отеле. Мою мудрость подтвердил тот факт, что следующим вечером, вернувшись из Джиллинга, сэр Чарльз отправился в Тутинг. Но он опоздал – птичка упорхнула.

Тем не менее разработанный им план, с его точки зрения, осуществлялся успешно. Миссис де Рашбриджер хотела сообщить нам что-то важное – и была убита, прежде чем успела сделать это. Как драматично! Совсем как в детективных романах, постановках и фильмах! Снова картон, мишура и раскрашенная ткань.

Но меня, Эркюля Пуаро, обмануть невозможно. Мистер Саттерсуэйт сказал мне, что ее убили, дабы она не рассказала нам то, что знала. А я добавил: или то, чего не знала. Мне показалось, его это удивило. Но он должен был понять, что я имел в виду. Миссис де Рашбриджер была убита потому, что абсолютно ничего не могла рассказать нам, поскольку не имела никакого отношения к преступлению. В качестве приманки сэра Чарльза, стремившегося пустить нас по ложному следу, она могла быть только мертвой.

Однако в этот момент кажущегося триумфа сэр Чарльз допустил колоссальную, поистине детскую ошибку! Телеграмма была адресована мне, в отель «Ритц». Но миссис де Рашбриджер не могла знать о том, что я принимаю участие в расследовании этого дела! Ни один человек в мире, кроме присутствующих, не знал об этом. Это была непростительная ошибка.

Eh bien, теперь мне была известна личность преступника, но не был известен мотив его преступления. Я принялся размышлять. Что побудило сэра Чарльза Картрайта убить своего друга? Мог бы я отыскать причину? Я подумал, что мог бы…

В этот момент раздался протяжный вздох. Сэр Чарльз медленно поднялся с кресла, направился к камину, остановился возле него, повернулся и, уперев руки в бока, устремил взгляд на Пуаро. Он стоял в позе лорда Иглмаунта (мистер Саттерсуэйт мог бы подтвердить это), обливающего презрением прокурора-негодяя, который предъявил ему обвинение в мошенничестве. Это был излучавший благородство аристократ, с негодованием взиравший сверху вниз на подлую чернь.

– Вы обладаете на редкость богатым воображением, месье Пуаро. Едва ли стоит говорить о том, что в вашей истории нет ни слова правды. Не понимаю, как вы осмеливаетесь высказывать столь чудовищные, столь абсурдные измышления… Тем не менее продолжайте, мне интересно вас слушать. Какой же у меня был мотив для убийства человека, которого я знал с детства?

Эркюль Пуаро, маленький буржуа, пристально смотрел на возмущенного аристократа снизу вверх.

– Сэр Чарльз, – твердо произнес он, – у нас есть поговорка: «Cherchez la femme»[105]. В ней я и нашел ваш мотив. Как только я увидел вас в обществе мадемуазель Литтон-Гор, мне стало ясно, что вы любите ее – любите ее со всепоглощающей страстью, зачастую свойственной мужчинам среднего возраста, которая обычно так вдохновляет молодых невинных девушек. Я видел, что вы для нее герой и она преклоняется перед вами. Вам было бы достаточно произнести лишь слово, и она бросилась бы в ваши объятия. Но вы его не произнесли. Почему?

Вы говорили своему другу мистеру Саттерсуэйту, будто неопытны в делах любви и не видите ответных чувств со стороны вашей возлюбленной. Вы якобы полагали, что мисс Литтон-Гор влюблена в Оливера Мандерса. Однако, сэр Чарльз, вы светский человек и имеете большой опыт общения с женщинами. Вас невозможно провести. Вы прекрасно знали, что мисс Литтон-Гор любит вас. Почему же тогда не женились на ней? Ведь вы хотели этого.

Стало быть, существовало какое-то препятствие. Что это могло быть? Только то, что у вас уже имелась жена. Но никто никогда не говорил о вас как о женатом человеке. Вы слыли закоренелым холостяком. Следовательно, вы женились в ранней молодости – прежде чем стали известны как восходящая звезда сцены.

Что же случилось с вашей женой? Если она еще была жива, почему никто не знал о ней? Если вы жили раздельно, всегда можно было бы развестись. Если ваша жена была католичкой или просто возражала против развода, в обществе все равно знали бы о ее существовании.

Могло случиться, что ваша жена была приговорена к пожизненному тюремному заключению или стала жертвой душевного расстройства и попала в психиатрическую лечебницу. Ни в том, ни в другом случае вам не удалось бы получить развод, и если это произошло, когда вы были еще молоды, опять же никто ничего не узнал бы.

Если никто ничего не знал, вы могли бы жениться на мисс Литтон-Гор, не сказав ей правды. Но вдруг кто-то все-таки знал – ваш друг, с которым вы были знакомы с детства? Сэр Бартоломью Стрейндж был известным, всеми уважаемым врачом. Он мог сочувствовать вам и снисходительно относиться к вашим любовным интрижкам, но не мог молча наблюдать за тем, как вы, будучи женатым, женитесь на ничего не подозревающей девушке.

Итак, чтобы жениться на мисс Литтон-Гор, вам нужно было сначала устранить сэра Бартоломью Стрейнджа…

Сэр Чарльз усмехнулся.

– А милый старый Баббингтон? Он тоже знал об этом?

– Первое время я так думал, но никаких подтверждений этому не нашел. Передо мной лежал камень преткновения. Даже если вы положили никотин в бокал с коктейлем, невозможно было сделать так, чтобы этот бокал попал в руки конкретного человека.

Долгое время я тщетно пытался решить эту проблему, и вдруг случайно брошенное мисс Литтон-Гор слово пролило на нее свет, и мне все стало понятно.

Яд не предназначался конкретно для Стивена Баббингтона. Он предназначался для любого из присутствующих, за исключением мисс Литтон-Гор, которой вы собственноручно подали бокал без яда, а также сэра Бартоломью Стрейнджа, который, как вам было хорошо известно, не пил коктейли.

– Вздор! – воскликнул мистер Саттерсуэйт. – Какой в этом смысл?

Пуаро с торжествующим видом повернулся в его сторону.

– Смысл есть. Необычный смысл – очень необычный. Убийство Стивена Баббингтона было всего лишь генеральной репетицией.

– Что?

– Именно так. Будучи актером, сэр Чарльз следовал своему актерскому инстинкту. Он отрепетировал задуманное им преступление, прежде чем совершить его. Тень подозрения никоим образом не могла пасть на него. Смерть любого из его гостей не приносила ему ни малейшей выгоды, и, кроме того, всем было известно, что он не имел возможности отравить кого-то конкретно. Генеральная репетиция, друзья мои, увенчалась успехом. Мистер Баббингтон умер, и его смерть даже не вызвала подозрений. Сэру Чарльзу самому пришлось высказывать подозрения, но, к его немалому удовлетворению, мы отказались принимать их всерьез. Подмена бокала тоже прошла без сучка без задоринки. Теперь он мог быть уверен, что, когда настанет время настоящего представления, все будет в полном порядке.

Как вам известно, события приняли несколько иной оборот. На вечеринке в доме сэра Бартоломью присутствовал доктор, который сразу заподозрил отравление. В сложившихся обстоятельствах сэру Чарльзу было выгодно, чтобы смерть сэра Бартоломью рассматривалась в качестве следствия смерти Баббингтона. Внимание должно было быть сфокусировано на мотиве убийства священника, но не на мотиве убийства сэра Бартоломью.

Но сэр Чарльз не учел одно – наблюдательность мисс Милрэй. Она знала о химических опытах, проводимых ее работодателем в расположенной в саду башне, не раз оплачивала счета за раствор для опрыскивания роз и обратила внимание на то, что значительный его объем испарился необъяснимым образом. Прочитав о том, что причиной смерти мистера Баббингтона явилось отравление никотином, она сразу догадалась, в чем дело: сэр Чарльз экстрагировал из раствора для опрыскивания роз чистый алкалоид.

Мисс Милрэй попала в щекотливое положение. Она знала мистера Баббингтона еще маленькой девочкой и была влюблена, как только может быть влюблена некрасивая женщина, в своего очаровательного работодателя. В конце концов, после долгих колебаний, она решила уничтожить аппарат сэра Чарльза, который был настолько уверен в своем успехе, что не счел нужным сделать это сам. Она отправилась к Корнуолл, а я последовал за ней.

Сэр Чарльз снова усмехнулся. Сейчас, более чем когда-либо, он выглядел утонченным джентльменом, испытывающим отвращение при виде крысы.

– Все ваши улики – старый химический аппарат? – презрительно поинтересовался он.

– Нет, – ответил Пуаро, – есть еще ваш паспорт с датами выезда из Англии и возвращения, а также факт пребывания в психиатрической лечебнице графства Харвертон женщины по имени Глэдис Мэри Магг, супруги Чарльза Магга.

Эгг, до сих пор сидевшая неподвижно, как завороженная, беспокойно заерзала в кресле. Из ее груди вырвался стон.

Сэр Чарльз величественно повернулся к ней.

– Эгг, надеюсь, ты не веришь этим бредням?

Он недоуменно распростер руки.

Эгг поднялась и медленно двинулась вперед, словно находясь под гипнозом. Взор ее вопрошавших, исторгавших душевную боль глаз был устремлен на возлюбленного. Не дойдя до него, она поникла головой, повернула в сторону, принялась метаться по комнате, словно в поисках утешения, и в конце концов с громкими рыданиями рухнула на колени возле Пуаро.

– Неужели это правда? – с трудом выговорила она.

Детектив положил ей руки на плечи, пытаясь успокоить.

– Это правда, мадемуазель.

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями Эгг.

Картрайт как будто постарел в одно мгновение, став похожим на глумливого сатира.

– Будьте вы прокляты, – прошипел он.

Никогда еще за всю сценическую карьеру сэра Чарльза его слова не звучали так злобно.

Поднявшись, он вышел из комнаты. Мистер Саттерсуэйт вскочил было с кресла, но Пуаро, все еще гладя рыдающую девушку по плечу, покачал головой.

– Он сбежит, – сказал мистер Саттерсуэйт.

Детектив снова покачал головой:

– Нет, он лишь выберет, как ему уйти. Медленно, на глазах у всего мира, или быстро, как уходят со сцены.

Дверь открылась, и кто-то вошел в комнату. Это был Оливер Мандерс. Обычная ухмылка исчезла с его лица. Он выглядел бледным и встревоженным.

Пуаро склонился над девушкой.

– Смотрите, мадемуазель, пришел ваш друг, чтобы отвезти вас домой.

Эгг поднялась на ноги. Смущенно взглянув на Оливера, она нерешительно шагнула в его сторону.

– Оливер, отвези меня к матери. Пожалуйста!

Он обнял ее за плечи и потянул к двери.

– Конечно, дорогая, я отвезу тебя.

Ноги у Эгг подкашивались, и она едва могла идти. На помощь Оливеру пришел мистер Саттерсуэйт, и они вдвоем повели ее. В дверях она выпрямилась и откинула голову назад.

– Со мною всё в порядке.

Пуаро сделал жест рукой, и Оливер Мандерс вернулся в комнату.

– Будьте добры к ней, – сказал детектив.

– Обязательно, сэр. Она – единственный человек на свете, который мне дорог; вам известно об этом. Любовь к ней сделала меня раздражительным и циничным, но теперь я стану другим. Я готов к этому. Когда-нибудь, наверное…

– Я думаю, в ней начинали пробуждаться чувства к вам, когда он явился и ослепил ее, – сказал Пуаро. – Преклонение перед героем чревато серьезной опасностью для молодых девушек. Однажды Эгг полюбит друга и возведет свое счастье на скале.

Он проводил молодого человека доброжелательным взглядом.

В скором времени вернулся мистер Саттерсуэйт.

– Месье Пуаро, – восхищенно произнес он, – вы были поистине бесподобны.

Маленький бельгиец скромно потупил голову.

– Ничего особенного. Это была трагедия в трех актах. А теперь опустился занавес.

– Прошу прощения, – сказал мистер Саттерсуэйт, – у меня к вам несколько вопросов.

– Пожалуйста, я вас слушаю.

– Почему иногда вы говорите по-английски безупречно, а иногда нет?

Пуаро рассмеялся.

– Сейчас объясню. Я действительно могу говорить на хорошем, идиоматичном английском. Но, друг мой, ломаный английский дает огромное преимущество. Люди начинают презирать меня. Они говорят: иностранец, он даже не умеет правильно говорить по-английски. Надо мной подшучивают, меня не воспринимают всерьез. Кроме того, я хвастаю! Англичане зачастую считают, что человек, который слишком высоко мнит о себе, мало чего стоит. Это чисто английское мнение. Оно в корне неверно. Таким образом я усыпляю бдительность людей. Кроме того, это вошло у меня в привычку.

– Боже мой, – с изумлением произнес мистер Саттерсуэйт, – вы просто коварный змей-искуситель.

С минуту он молчал, погрузившись в размышления, затем с досадой сказал:

– Боюсь, я не проявил себя в расследовании этого дела.

– Напротив. Вы обратили внимание на очень важные моменты – замечание сэра Бартоломью по поводу дворецкого и реплику мисс Уиллс. Фактически вы могли бы самостоятельно разрешить эту загадку, если бы не ваша зрительская реакция на драматический эффект.

Неожиданно лицо мистера Саттерсуэйта просветлело.

– До меня только сейчас дошло! – воскликнул он. – Любой из гостей мог выпить коктейль, отравленный этим негодяем! В том числе и я!

– Существовала еще более ужасная вероятность, которую вы не учли, – заметил Пуаро.

– Какая?

– Что это мог быть я, – ответил маленький бельгиец.