— Или с нами, — сказал Иваныч.
— С кем — с «нами»? — поинтересовался папа.
— Со мной и с Жанной. Вместе с нами.
— С каких это пор? «С нами» — с каких это пор? — поднял глаза Мигель.
Все смотрели на Жанну и Иваныча.
— Неужели? — спросила мама. — Не прошло и десяти лет…
— Сергей вчера сделал мне предложение, — объявила Жанна. — Вот… как-то так…
— Ва-а-у!.. — протянула мама. — Неужели я до этого дожила?
— Так за это же надо выпить! — воскликнул Мигель. — А то все монастырь да монастырь! А, Иваныч?
— Как только спустимся с горы, я веду всех в ресторан! — во весь рот улыбнулся Иваныч. — Ура!
— Ловлю, ловлю на слове! — хлопнул в ладоши Мигель.
Напряжение разрядилось. Только Денис и Васька ничего не поняли. А я узнал эту новость еще ночью.
— И молчала! — Мама укоризненно толкнула в бок сидящую рядом Жанну.
— Да я сама только вчера ночью узнала! — махнула Жанна рукой в свое оправдание.
«Интересно, кто раньше узнал — я или Жанна? Наверно, я!» — посмеялся я про себя.
Во всеобщей радости не участвовали только Денис и Васька. Они сидели грустные.
— Вася! — Жанна приподнялась и подошла к Ваське. — Я прошу тебя стать нашим сыном. Мы поженимся, поедем в твой интернат и все документы на тебя оформим.
Мама с папой переглянулись. Мама взглянула на меня. Я тоже все понял. И не стал просить… Не стал настаивать, чтобы мама продолжала звать Ваську и Дениса к нам.
Почувствовал, что Жанне и Иванычу нужнее. Слишком долго каждый из них раздумывал. По-отдельности…
— Я без Дениса никуда не пойду! — дернул плечом Васька. — И вообще! Мне тут хорошо! Мы сокровища найдем!
А Жанна продолжала:
— И тебя, Денис, тоже прошу…
— А Денис пусть идет ко мне! — перебил Жанну Мигель.
— Одиноким авангардистам детей не доверяют… — вздохнул папа.
— А я женюсь! Чем я хуже Иваныча?
— Ты — лучше, — сказал Иваныч. — Ты — значительно лучше. Но чтоб ты женился…
— И на ком? — поинтересовалась мама.
— На докторше женюсь!
— Надо как бы… согласие еще получить.
— Еще не родилась та, которая бы мне отказала! — похвастался Мигель.
— Смотри, найдется, — покачала головой мама.
Мигель хотел продолжить. Он даже открыл рот. Мигель любил, чтоб за ним оставалось последнее слово.
Но тут папа его остановил:
— Кажется, разговор у нас не об этом. Денис, ты — старший. Ты подумай, кого ты вырастишь из Васьки, если вы здесь останетесь.
Папа обратился к Денису так, как обратился бы ко взрослому.
Денис понял.
Снова стало тихо у затухающего костерка.
Глава 30
— Можно, я подумаю? — спросил Денис.
— Конечно, — поднялся папа. — А пока… Ну-ка, Васька, картины свои выставляй!
— Чего? — не понял Васька.
— Картины ставь… снаружи, к стене галереи. Много их у тебя?
— А сколько бумаги было, — простодушно ответил Васька. — С двух сторон.
— Хорошо. Ставь сначала одну сторону, потом — другую.
В папке у меня оставалось листа четыре. Вот Васька и выставил четыре картины. Быстро он их…
Все потянулись на просмотр. Последними — я и Денис.
— Только бы не раздолбали, — шепнул мне Денис. — А то переживать будет.
— Сообразят, — ответил я.
Ну и ну! У меня аж челюсть отвисла от Васькиных картин! Изо всех моих кисточек Васька выбрал, конечно, самую большую. А поскольку он, видимо, совершенно не знал, как пользоваться акварелью, он накладывал краски на лист, используя минимум воды, чуть ли не всухую.
С картин смотрели квадратные облака и море, сияющее всеми цветами красок, которые были в моей немаленькой коробке. Включая черный, оранжевый, желтый и пр.
Возгласы взрослых были примерно такими:
— О-у!
— Ого!
— Ой-ой-ой!..
— Вот так компот!
— Неслабо!
Но когда Васька перевернул картины на другую сторону, я вообще не знал, как реагировать. С одной из картин на меня смотрела какая-то несусветная голова с антеннами. Голова почти человеческая, но чем-то неуловимо странная, большеглазая, испуганная. Странная, но совершенно живая! Удивленная! Чем-то похожая на самого Ваську, честное слово!
Видимо, этот рисунок заинтересовал не только меня.
— Инопланетянин? — предположил Мигель, рассматривая рисунок.
— Что это? — спросил Иваныч.
— Не что, а кто! — ответил Васька. — Это… это… Портрет кузнечика!
— Что-о-о?
— Я… Я его порву, — дернулся Васька.
— Стой! — Папа схватил Ваську за руку. — А как ты его рисовал? С натуры?
Васька не знал, что такое «с натуры». Он покраснел и замотал головой:
— He-а… Я его поймал…
— Кого?
— Кузнечика.
— И?
— В банку посадил… Вон в ту, от кабачковой икры. Я его выпустил потом!
Казалось, Васька сейчас разревется. Честно говоря, я бы тоже расплакался от такого «допроса с пристрастием».
Мне было жаль Ваську…
Тут все взрослые как начали хохотать! Иваныч с Мигелем даже сели на каменную площадку перед монастырем, а папа — на оградку источника. Потом Мигель лег на камни и задрыгал ногами.
— Ой, не могу! Не могу-у-у! — стонал Мигель.
Глядя на них, и мы начали смеяться: я, Денис и последним — Васька.
— Васька, у тебя — талант! — смеялся Мигель.
— Несомненно! — смеялся папа.
— Талантище! — смеялся Иваныч.
Раздолбона не получилось. Когда все отсмеялись, папа серьезно заключил:
— Василию надо учиться. Обязательно. Это даже не обсуждается. Денис, надеюсь, ты это понимаешь?
— Да, — ответил Денис. — Я это давно знаю. Но… он еще маленький, а я… Куда меня уже усыновлять? Я уже и сам могу…
— Я без Дениса никуда не пойду! — аж зарделся Васька.
Его белесый чуб прилип ко лбу.
— Тебе надо, Васька. А я… Куда мне? — сказал Денис. — Куда мне… усыновляться?
— Что это за настроения? — возмутился Мигель. — Да ты…
Иваныч в это время подошел к Денису и приобнял его за плечи:
— С тобой-то как раз проще всего. Ваську мы можем усыновить, а тебя взять под какую-нибудь опеку. Пока тебе восемнадцати нет. Устроим тебя в училище. Куда — сам выберешь. Захочешь — в общежитие пойдешь, захочешь — у нас поживешь, пока встанешь на ноги. Станешь самостоятельным и будешь к нам в гости приходить. А?
— Соглашайся, Денис! — не выдержал я. — К нам в гости приходить будете!
— Да… — чуть слышно произнес Денис.
— И к нам, — присоединился Мигель, — когда я женюсь на молодой докторше. Она будет нас всех лечить. От кори…
— И от всякой душевной хвори, — добавила мама. — Ей тогда пациенты не понадобятся, когда она за тебя выйдет. Если выйдет, конечно.
— Почему это?
— А ей тебя одного на всю жизнь хватит.
— Ты сам, дорогой, мозги вынесешь всем, кто захочет. Я бы подумала на месте Веры.
— Он и тем мозги вынесет, кто не захочет.
— Как все пекутся о моем душевном здравии! — воскликнул Мигель, картинно воздев руки.
— О тебе не попечешься — так ты сам на лету спечешься!
Так они стояли и подкалывали друг друга еще долго. Наверно, для того, чтоб немного расслабиться… Ведь произошло нечто важное, чему я не могу найти названия.
Раскрасневшийся Васька собрал свои рисунки и ушел под крышу.
А Денис подошел к источнику. Он набирал в ладони воду и пил, и умывался, и фыркал…
Наконец взрослые пришли в себя и затихли. Денис вернулся ко всей компании.
Васька же спрятался и не выходил.
— Между прочим, мы еще даже не входили в монастырь. Вернее, в храм, — вспомнил папа. — В разрушенный храм.
— Мы входили вчера ночью. С Жанной, — сказал Иваныч. — Но уже темно было.
— Так что же нам мешает? — спросил Мигель и направился ко входу.
Я подумал, что уже второй раз на горе, а в развалины храма тоже ни разу не заходил, и направился вслед за всеми.
У крылечка меня догнал Денис.
— А они… кто? Художники? — тихо спросил он.
— Иваныч — художник, а Жанна — журналистка.
— Моя мама была медсестрой, а папа в порту работал.
— Не переживай! — прошептал я. — Они хорошие люди. У Жанны дочка была, только умерла в роддоме. И муж бросил. А Иваныч в монастырь хотел уйти. Но его не приняли…
— Ладно, потом расскажешь!
Мы уже вошли. Можно сказать, что «под своды» храма. Но сводов не имелось. Вместо сводов сияло синее и высоченное небо.
— Класс! — не удержался я.
Стены, выложенные из ноздреватого светлого камня. Кое-где сохранились следы штукатурки, а на ней — даже остатки росписи. Полу истертые лики святых.
Росписей сохранилось совсем мало. Зато на стенах в изобилии красовались намалеванные краской чьи-то имена и даже непечатные слова.
Размалевали, когда гора еще не стала заповедником. Много людей сюда захаживало, привлеченных легендами о зарытых сокровищах.
— А это, наверно, алтарь, — поднялся на пару ступенек и перекрестился Иваныч. — Господи, прости!
— Да, — сказал папа. — Видеть больно оскверненную святыню. Интересно, возможно ли храм восстановить?
Иваныч потрогал остатки росписи:
— Все сыплется. Ты только представь: монастырь — на горе, да еще в заповеднике. Здесь нужна хорошая бригада реставраторов. Профессионалы нужны. А денег сколько!
— И вообще, Крым давно другая страна, — напомнил Мигель.
— Но патриархия-то, наверно, Московская.
— Уже легче. Но все равно обидно. И неизвестно, кому этот монастырь принадлежит. Патриархии или государству.
— Вернее, развалины кому принадлежат.
— Развалины…
— Сколько говорено об этой обиде… за Крым. Как можно было Крым сначала подарить, просто так, а потом словно бы выбросить, за ненужностью?! — сказала мама и провела рукой по древней стене[2].
— Предали Крым, да еще дважды.
— Обидно. А монастырь, наверно, можно восстановить, — заметил папа, трогая каменную стену. — Стена, например, стоит крепко.
— Умели люди строить на века! — отозвалась мама.