Казалось, что с каждым нашим шагом они тоже взбираются все выше и выше. Уже и лагерь наш сверху казался маленьким… Вот он совсем скрылся за поворотом тропинки, а до вершины горы оставалось все так же далеко, как и в начале пути.
Высота горы оказалась обманчивой. А ведь я читал об этом в книгах! Но одно дело — о чем-то читать, и совсем другое — переживать на самом деле!
— Есть охота! — не выдержал Лёнчик. — Давайте перекусим, а то я уже не могу.
Никто не заставил себя просить дважды.
— Ребята, — робко заговорила Оля, раскрывая пакеты с едой, — может, вообще вернемся? Что-то, мне кажется, нам до вершины к вечеру не добраться. Да и…
— Что? — спросил Лёнчик. — Ты не веришь в сокровища?
— А ты сам посуди, — поувереннее продолжила Оля. — Сам подумай. Столько веков их искали — никто не нашел. А тут ты явился, а сокровища на тарелочке лежат, тебя дожидаются! Так?
— Ну…
— И правда, ребята, давайте вниз, — поддержала подружку Света. — Поедим, по этюду напишем — и вниз.
— Вы как хотите, а я все равно наверх пойду, — не сдавался Лёнчик. — Саня, ты как? Колька, а ты?
— Я — наверх, — подтвердил я. — Если не будем долго обедать…
— Я — как все, — уклончиво ответил Колька. — Но насчет сокровищ особых иллюзий не имею. Хотя, конечно, хорошо бы…
— Оль, — обратился Лёнчик к Оле и даже притронулся к ее руке. — Оль, нам теперь больше из лагеря не выбраться… За нами же теперь «сека» будет. Один раз убежали — значит, еще убежать можем. Понимаешь? Пошли! И вправду, надо идти быстрее! Доберемся! Никуда монастырь этот от нас не убежит! И сокровища нас ждут, а ни кого-нибудь. Да, Саня?
— Угу, — ответил я, хотя тоже не очень был уверен насчет сокровищ.
Я даже себе не мог точно объяснить, что так властно толкало меня на эту гору. Иногда мне казалось, что меня просто зовет сама гора. Но кому я мог рассказать об этом!
Мы быстро покидали в себя бутерброды, выпили по два глотка воды и двинулись наверх.
Идти по-прежнему было трудно. Все так же палило солнце. Так же медленно сокращалось расстояние до леса.
Наконец вот они, первые деревья…
Дойдя до них, мы просто свалились в тень. Лежали, не в силах даже стянуть с себя рюкзаки. Всем хотелось пить.
Светкина фляжка оказалась так мала… Мы выпили еще по глотку, и вода во фляжке закончилась.
— А вот об этом мы не подумали, — сказал Колька, стряхнув себе на язык последние капли. — Что будем делать без воды?
— Я же говори-и-ила, что надо возвращаться! — заныла Оля.
Казалось, еще немного — и она расплачется!
— Теперь нам нельзя идти назад, — начал рассуждать я. — Теперь нам вперед — ближе, чем назад. А возле монастыря обязательно должен быть источник.
— Откуда ты знаешь? — покачал головой Колька.
Он смотрел на меня, как на мелюзгу!
— А как монахи могли бы жить на горе без воды? И вообще, возле монастырей всегда бывают источники.
— Точно! — поддержала меня Света. — Мы с мамой ездили в монастырь, на источник чудотворный.
Как я был благодарен Светке за эти слова! Она, конечно, и не догадывалась об этом…
— А еще… — Тут Света полезла в свой рюкзак и вытащила почти полную литровую пластиковую бутылку с водой. — Я себе для акварели налила… из-под крана…
— Ура! — Лёнчик упал на спину и задрыгал ногами. — Может, кто-то еще тащит? Для акварели?
— Я… Только я… вытащить забыла… вчерашнюю… — улыбнулась Оля, вытирая подступившую слезу.
Эти слова уже сопровождались хохотом.
Олечка полезла в свой рюкзак и вытащила полбутылки воды. Под общий хохот и я достал свою «акварельную» бутылку, полную на две трети.
Хорошо, оказывается, быть художником!
Глава 10
Нет, мы и представить себе не могли, как быстро наступает ночь на юге… Еще минуту назад стояли сумерки — и вот уже на небо выкатилась первая звезда.
А мы только присели, чтоб поужинать…
Ночь застала нас на горе, а до вершины оставалось еще приличное расстояние.
Оля тихонько плакала. Света сидела рядом с ней и всхлипывала. Они уже десять раз пытались позвонить мамам в Москву, но телефон упрямо отвечал, что абоненты «вне зоны действия Сети». Вне зоны оказался и лагерь, и все, кто остался в нем.
Гора ненавязчиво отгородила нас от всего остального мира.
Колька ворчал и ругался нехорошими словами на меня, на Лёнчика, на сокровища, на гору, на Крым… И даже на «художку», которая вывозит своих воспитанников неизвестно куда и зачем.
Как будто кто-то, кроме Кольки, был виноват в том, что он согласился идти на гору за сокровищами.
Я молчал, а Лёнчик сначала отругивался, а потом начал устраиваться на ночлег.
— Чего зря ворчать? Чего реветь? — ни к кому конкретно не обращаясь, рассуждал он. — Думать надо! Надо наломать веток, подстелить, чтобы спать было помягче… Жаль, конечно, что никто спичек не взял или зажигалку. Потому что никто не курит. Все ведут здоровый образ жизни. Для жизни — это хорошо, а для похода — плохо. Ну ладно.
Я встал и тоже начал обрывать ветки с деревьев. После меня поднялся Колька и стал укладывать рюкзаки под головы.
А Лёнчик продолжал:
— Это же вам не дикие прерии! И в джунглях Амазонки люди живут! А тут! Да это же просто санаторий! Чистый воздух! Когда еще вы сможете оказаться на горной вершине, ночью? Это же кайф!
— Заткнись! — оборвал Лёнчика Колька.
— И когда еще ты почувствуешь плечо друга, которое поддержит тебя в трудную минуту! — продолжал Лёнчик. — Когда еще любимая девушка вдохновит тебя своим мужеством… или добротой…
Ну, про любимую девушку Лёнчик, конечно, загнул. Хотя… Неужели он тоже влюблен в Светку? Или в эту плаксу Оленьку? Нет, маловероятно… В Светку?
В Светку…
Мои шансы упали ниже плинтуса. Против друга… Лёнчик являлся единственным человеком, которого я мог бы так назвать. Хотя мы встречались с ним не часто, только в «художке». Но я всегда был рад написать ему «на мыло» и переговорить по скайпу…
Где ты, цивилизация?
Где ты, сотовая связь?
Ни цивилизации, ни любви…
Глава 11
Плачь не плачь, а надо устраиваться на ночлег. У Оленьки в рюкзаке оказалось довольно большое полотенце, на котором она загорала на пляже. Это полотенце послужило нам одеялом. Девчонок мы уложили в серединку. С одного края спал Коля, с другого — Лёнчик. Я, как самый маленький, был уложен между с Олей и Лёнчиком. А вот Света оказалась рядом с Колькой…
Сначала мы ворочались и пинали друг друга, потом смеялись неизвестно чему, а потом смотрели на огромные звезды, свисающие с небес.
Я никогда в жизни не видел таких звезд. Я вдруг вспомнил о том, что небо когда-то называли «куполом».
А ведь и вправду — мы лежали под огромным куполом, усыпанным алмазами.
Казалось, что сердце не выдержит ни этой высоты, ни блеска, ни величия.
И страх, и даже размышления о том, что может сейчас происходить в лагере из-за нашего отсутствия, отходили на второй план.
Оставалось только мерцание звезд.
Как я ни печалился от того, что рядом со Светой оказался Коля, а все же вскоре, глядя на звезды, незаметно заснул и проснулся только от того, что Лёнчик щекотал меня травинкой около носа.
Я отмахивался, а Лёнчик хохотал.
Да, так разбудить вас может только друг.
Солнце стояло уже высоко. Мы проспали часов до десяти. Дикие звери обошли нас стороной.
Мы доели последнюю еду. Воды у нас оставалось не так много: полбутылки у Оленьки и моя — полная только на треть. Или на две трети пустая. Кому как нравится…
Мы снова поругались, решая, куда идти: вверх или вниз. И снова пошли вверх, разумно рассудив, что теперь уже возвращаться просто смешно и что восемь бед — один ответ.
Я не участвовал в спорах. Странно, но я просто знал, что нам надо идти вверх. Ни на минуту не сомневался, что все правильно и что мы обязательно дойдем.
Хотя, как только я позволял себе подумать о том, где мы и что может с нами произойти, мне становилось страшновато. Но я не подпускал эти мысли на близкое расстояние, гнал их прочь.
Мы снова карабкались вверх. Подъем стал менее крутым, тропинка проходила среди деревьев, но все равно было жарко. Хотелось пить, хотелось есть.
Я вдруг поймал себя на том, что уже не замечаю красоты горы, не провожаю глазами каждую бабочку и даже не слышу кузнечиков.
Часов у меня не имелось. Часы оказались только на руке у Коли. Поминутно спрашивать у него, который час, совсем не хотелось. Я смотрел, как солнце перевалило зенит и начало снова опускаться к горе…
А мы всё шли, топали, карабкались вверх… Правда, теперь наш путь проходил по низкорослому лесу. Мы то и дело спотыкались о витые корни деревьев, вылезающие на тропу, и царапались о колючие растения.
Я вдруг понял, что смертельно устал и просто автоматически передвигаю ноги. И в эту минуту…
— Слушай, — обратился ко мне Коля, — а ты точно знаешь, что нам надо по этой дороге идти?
Ох, лучше бы он этого не спрашивал! Все остановились и уставились на меня, как будто я вмиг превратился в инопланетянина.
Я растерялся.
— Докторша в изоляторе говорила, что эта тропинка ведет к монастырю, — честно ответил я.
Ох, лучше бы я этого не говорил!
Колька разразился гневной тирадой, в которой фигурировали малолетние придурки, их родители, глупые докторши, дурацкие холмы и горы, мифические монастыри, выдуманные сокровища и многое, многое другое.
— И зачем я ввязался в эту авантюру! — орал Колька. — Всё! С меня хватит! Я сейчас же поворачиваю назад! Я еще жить хочу, а не загибаться тут с вами, на этой долбаной горе! Я поворачиваю! Кто со мной — пошли! Второго приглашения не будет!
Оленька присела на землю, под деревья, и опять заплакала, а Света молча стояла с ней рядом, покрасневшая, с расцарапанными колючками руками и ногами, но все равно удивительно красивая.
Я тоже молчал. Я не знал, что надо говорить людям в таких случаях.