— Молча.
— А родители?
— Не твое дело, — ответил Денис и тем самым положил конец разговору.
Дальше мы говорили только о деревьях и ветвях.
Мы срубили деревья и приволокли их на каменную площадку перед монастырем. Остатками Олиного полотенца да еще какими-то тряпками связали нужные ветви и обрубили топориком ненужные. Закончили, когда над горой уже начала всходить луна.
— Ну-ка, проверим! — сказал Денис. — Я ложусь, а вы, вчетвером, меня поднимаете!
Он улегся на носилки, а я, Коля и девчонки подняли их. Денис начал подпрыгивать и ёрзать. Носилки выдержали.
— Ставьте! — скомандовал Денис. — Вот и нормально. Завтра с самого утра и двинем вниз. Встанем рано. Я вас разбужу. Ты как? Выдержишь?
Этот вопрос относился к Лёнчику.
Лёнчик кивнул. Видно было, что нога у него болит, но Лёнчик терпел.
— Ничего, — подошел к нему Денис. — Сейчас поедим — полегчает… Вода-то у нас целебная!
— И макароны целебные, — пробасил младший, Васька, поднося ложку ко рту — он пробовал макароны. — И на соль — в самый раз! И тушенка хорошая попалась: мяса много. Повезло вам!
Какое счастье!
Глава 15
Макароны Васька и Света сварили на костре, добавив в них банку тушенки.
Костерок был маленький и находился в галерее, под прохудившейся крышей.
А что-то вроде лежанки — трава, покрытая старым широким покрывалом, — расположилось в той части галереи, над которой крыша сохранилась полностью.
— Чего это у вас костер — под крышей? — не удержался я, чтоб не спросить.
— От нескромных глаз, — ответил Денис.
Еда была готова. От запаха кружилась голова.
Лёнчика перенесли на лежанку из травы. Все расселись вокруг костерка. Девчонки, я и Коля достали свои складные стульчики.
— Ничего себе путешественники! — удивился стульчикам Васька. — Вы бы еще диваны с собой тащили!
— Да мы же хотели по парочке этюдов написать, — отозвалась Света. — Только времени не хватило.
— Вы что — художники? — не унимался Васька, раскладывая еду. — У вас что, и краски есть?
— Ну, мы пока не совсем художники, — махнула рукой Света.
— Мы учимся, — объяснил я. — В Москве, в художественной школе. А здесь мы на практике. Случайно узнали про монастырь и решили сходить. Думали, что до вечера управимся. А получилось, что уже вторую ночь гуляем.
— Ну-у!.. — протянул Васька. — Худоожники вы…
В голосе его чувствовалось восхищение… Или зависть… Или то и другое вместе.
— Васька у меня тоже рисовать любит, — пояснил Денис. — Ладно, давайте есть!
Мисок у пацанов имелось всего четыре. И четыре ложки. Одна миска, персональная, досталась Лёнчику. Другая — девчонкам, вместе с ложкой. Третья — Денису и Ваське. Теперь догадайтесь, кому достались четвертая миска и четвертая ложка…
Мы с Колькой передавали друг другу ложку и ели по очереди.
Эх, елки! Соседство Кольки немного испортило удовольствие от макарон, но все равно — ничего более вкусного я не ел до этого. Классные макароны!
А ведь потом был еще и чай! Не чай, а отвар из трав. Примерно такой, каким меня лечила доктор Верочка.
Когда перешли к чаю, Света спросила Дениса:
— Ребята, а вы что, братья?
— Можно сказать и та-ак, — протянул Денис. — Но… вообще-то нет.
— А что вы здесь делаете? Как вы тут очутились? — не отставала Света.
Всем нам хотелось услышать ответ на этот вопрос. Потому что… ну потому…
Не каждый же день встречаешь двух своих сверстников, живущих так, как Денис и Васька.
Денис повел плечами. Видимо, думал, отвечать ему на наши вопросы или нет.
Но Света опередила его:
— Только не говорите, что это не наше дело.
— Мы никому про вас не расскажем… если нельзя… — поддержал я Свету.
Денис взглянул на нас. Видно, решился и просто сказал:
— Смотрите! Вы обещали. Мы — в бегах. Мы сбежали из интерната.
После небольшого молчания Света спросила:
— Давно?
— В марте. С тех пор тут живем.
Все замолчали. Наши, видимо, переваривали информацию…
В это время Васька поднялся и подошел ко мне.
— Слышь, пацан!
— Саша. Сашкой меня зовут.
— Сань, а у тебя что, и бумага есть? На которой рисовать можно?
— Есть.
— А дай мне листок… и карандаш дай… если есть.
— Ты что, сейчас хочешь рисовать?
— Ну. Я всегда хочу рисовать. Только я уже все тетрадки изрисовал. Которые мне Дениска из поселка принес.
— На, бери! — Я поднялся и влез в свой рюкзак. — Вот бумага, вот подставка, вот пенал. Тут карандаши разные, твердые и мягкие, резинка. Тут — гелевая ручка, тут — фломастеры.
Васька аж дышать перестал, глядя на все это богатство.
— А что ты хочешь нарисовать? — спросил я.
— А вот… ее портрет… — Васька, к удивлению окружающих, указал на Олю.
Оля сидела на травяном настиле рядом с задремавшим после еды Лёнчиком. Она чуть опиралась на стену. Остатки пламени костра едва освещали ее. Но я понял, что Васька выбрал из сидящих самую примечательную на этот миг натуру. Что-то такое светилось в лице нашей Оленьки, что было достойно кисти мастера. Ну а за неимением кисти мастера — хотя бы карандаша горного самоучки.
Я встал и уступил Ваське свой стульчик.
— Зачем? — спросил он.
— Чтоб ты свободно мог выбрать место… ракурс.
— А-а-а…
Васька взял стульчик, походил вокруг костра, нашел место, уселся и приступил. Он неправильно, как-то по-особенному, держал карандаш, неумело, криво подкладывал под бумагу подставку.
Но дальше я перестал наблюдать за Васькой. Пусть себе рисует!
И Денис попросил:
— Вы его не смущайте. Не обращайте на него внимания, и всё!
Глава 16
Костер догорал. Сквозь прорехи в крыше светили звезды. Для тех, кто живет в городе, повторяю еще раз: звезды — они действительно светят. То есть освещают Землю и людей таким таинственным, мерцающим светом.
А небо и вправду похоже на огромный купол. Удивительный купол…
Денис тихонько продолжал свой невеселый рассказ.
— Меня в их интернат из другого интерната перевели, в начале года. Ну и я случайно увидел, как старшие пацаны издеваются над Васькой. Я вам не буду рассказывать как. Паскудно…
Мы молчали.
— Я в интернате только с десяти лет. У меня родители в автокатастрофе погибли, а потом бабушка умерла. Я-то хоть видел, как можно жить по-человечески. А Васька — он из отказников. От него мать в роддоме отказалась. Он вообще ничего не понимает… не знает жизни. У него… ну… характер такой… не интернатовский. Дерется плохо…
— Ты стал заступаться за него? — спросила Света.
— Сначала просто с пацанами решил поговорить. Раз поговорил, два. Потом они меня подкараулили и втемную побили. Закрыли одеялом и отдубасили. Чтоб я к ним не лез.
— А учителя? Ну, как их у вас называют — воспитатели? Что, они не видели ничего? — удивился я.
— Им наплевать на нас. Они и сами издеваться любят. В этом интернате и без обеда оставить могут, и на ночь в коридор вывести. И вообще… Они привыкли, что все над Васькой издеваются. Вот я сейчас про него рассказываю, а он не слышит. Он, когда рисует, отключается полностью. Не видит ничего, не слышит. От этого все издевательства и пошли. Его придурком считали. Он даже в психушке два раза лежал. А так — нормальный пацан…
— Ну, побили тебя, и что? — спросил Колька.
— Раз побили, два побили. Тут и весна наступила. Взял я Ваську, и рванули мы сюда. Так же, как и вы, сокровища искать. Нашли бы сокровища — купили бы дом. Я бы Ваську отправил учиться рисовать. Ну и сам бы… куда-нибудь…
— А что, нашли сокровища? — спросил Коля.
— Как видишь! — усмехнулся Денис. — Мы тут с марта лазим. В каждую щелочку заглянули. Враки все это, про сокровища… Нету ничего.
— А если не враки? Если вы просто не там искали? — не унимался Колька.
— Тут и до нас немало народу перебывало. Кстати, монахов отсюда выгнали не так уж и давно. После революции. Потом тут туристы лазили. Видимо-невидимо. Многие рыли, многие искали. Это сейчас, когда заповедник сделали, туристов нет. Через лагерь им не пройти, с берега пограничники не пускают. И дядя Паша, лесник, с ружьем ходит, штрафы собирает, если кто-то хоть шаг сделает за ограждение. Есть из поселка грунтовая дорога, с другой стороны, но там пост охраны и шлагбаум. Только начальство может проехать. Или пограничники. Иногда.
— Надо же! — удивлялся Колька. — Зачем так?
— Затем, что раньше, когда туристы здесь ходили, они гору совсем загадили. Замусорили. А тут разные растения редкие, животные… Кроме того, что здесь заповедник, тут еще и зона пограничная.
— А местные? Простые люди, местные — тоже не ходят?
— Что тут делать местным? Они уже сокровища не ищут — всё разрыли, ничего не нашли. Да и в заповедник никого не пускают.
— Если не нашли сокровища, может, они все-таки есть?
— Кто их знает. Мы с Васькой уже четыре месяца роем.
— А что, лесник дядя Паша не знает, что вы тут живете? — задала Света весьма резонный вопрос.
— Знает… Только вы его не закладывайте… Я его упросил, на одно лето. Он мне сам показал, где костер раскладывать, чтоб погранцам дыма не видно было.
— А где вы берете продукты?
— Где берете, где берете…
— Воруют! — сказал Колька.
Мог бы и не говорить…
— Можно сказать, и так, если кто-то по себе судит. — В глазах Дениса сверкнули отблески затухающего костра. — Я иногда с горы спускаюсь, подрабатываю. Грузы разные тягаю в ларьках или на рынке. Ну и дядя Паша нас подкармливает. Но в поселок ходим нечасто. Больше в деревню, по грунтовке. А то заметят нас — поймают. Дядю Пашу подведем.
— Что же дядя Паша вас к себе не взял? — наступал на Дениса Колька.
Денис помедлил с ответом. Он как-то странно взглянул на Кольку, потом вздохнул и сказал:
— Он в поселке живет. Жена больная, квартира маленькая. В сторожку нам нельзя: туда разные чиновники приходят. И вообще… Много ты видел, чтоб кто-нибудь кого-нибудь к себе брал? Вот, например, твои родители. Взяли бы себе сироту какого-нибудь?