Было здорово так подробно с ним беседовать.
Тем не менее поездка показалась мне нескончаемой. Наверное, из-за тоски по родным.
Наконец мы прибыли на Галлатинский хребет – почти нетронутую дикую местность с лугами, лесными массивами и реками. Джеймс Бриджер припарковал свой неброский автомобиль на боковой дороге за деревьями, где его бы никто не заметил. Учитель вылез из машины, потянулся всем своим долговязым телом и почесал щетинистый подбородок.
– Я весь в предвкушении диких выходных в горах! – Он повернулся ко мне. – Ладно, слушай. Мы совсем близко к тому месту, которое описала твоя сестра. Я оставлю машину открытой, чтобы ты в любой момент мог взять свои вещи. Если я первым обнаружу твоих родителей, я попробую тебя позвать и оставлю здесь записку, как туда добраться. Удачи, Караг.
– Хорошо вам провести время. Спасибо за всё, мистер Бриджер.
Должно быть, заметив моё волнение, Бриджер обнял меня и похлопал по спине:
– Всё будет хорошо, вот увидишь. Твои родители придут в восторг от того, как ты возмужал. – Он прищурился от слабого весеннего солнышка. – Ладно, я пойду.
И вот уже на куче одежды стоял койот с серо-буро-серебристым мехом и острой мордой. Я помог ему убрать одежду в машину и превратился в пуму. Мои раны почти зажили, и я был полон сил. С решительным видом я пометил ближайшее дерево – оставил на его коре следы когтей и пахучую метку.
Караг здесь!
Он здесь – и не уйдёт отсюда, пока не найдёт тех, кого ищет!
Сначала я нашёл следы: родители, разумеется, тоже пометили свою территорию. Обнаружив следы маминых когтей и знакомый отцовский запах, я так разволновался, что сразу же влез на дерево, чтобы оглядеться. Метки совсем свежие – значит, они где-то поблизости!
Но родители, конечно, знали свои владения куда лучше меня, от них мало что могло укрыться. Вскоре ко мне подбежала гибкая светло-коричневая хищная кошка и, радостно мяукая, бросилась ко мне. Моя мать Нимка!
– Караг! Ты здесь! Наконец-то ты здесь! – Её мысли были исполнены силы, любви и радости. В человеческом обличье мы, наверное, разревелись бы в обнимку. – Я ужасно по тебе скучала, Караг, могла лишь надеяться, что у тебя всё хорошо…
– Я тоже скучал по тебе, мама, – только и сумел вымолвить я. Мы с урчанием прижимались друг к другу, облизывали друг другу морды, тёрлись головами. Я не мог на неё наглядеться, не хотел больше отходить от неё ни на шаг… Но тут из кустов вышла Мия. Поскольку мы с ней виделись совсем недавно, она не слишком расчувствовалась.
– Ну что, братишка? Всё хорошо? Это что ещё за новые шрамы?
– Ничего серьёзного, всё прекрасно! – Мы устроили небольшую потасовку, не выпуская когтей, потом Мия ласково лизнула меня в плечо.
Мы все трое ненадолго прижались друг к другу, но потом я забеспокоился:
– Где папа?
– Ксамбер сейчас придёт – он так быстро не может, – объяснила мама.
– Почему? – испугался я. Потом вспомнил, что рассказывала Мия: несколько недель назад отец сражался за добычу со стаей волков и был ранен. Неужели его нога до сих пор не зажила?! Или он теперь так и останется калекой?!
Увидев отца, я поразился. Он всегда отличался умом, решительностью и силой, а ещё был превосходным охотником. Но крупного самца пумы, который хромал мне навстречу, я узнал с трудом. Он исхудал, шерсть утратила блеск, и я сразу заметил воспалённую рану на его задней лапе. О нет! Это означало, что теперь отец не может ни прыгать, ни охотиться. Это наверняка сильно уязвило его гордость.
Я постарался скрыть свой ужас и бросился к нему:
– Папа, я вернулся!
На несколько секунд, показавшихся мне вечностью, он застыл. Я тут же остановился. Оскалится ли он на меня? Станет ли меня упрекать? Но потом я ощутил в его мыслях радость встречи:
– Рад тебя видеть, Караг! Нам так долго пришлось обходиться без тебя. А ведь твоё место рядом с нами.
Я пропустил мимо ушей скрытый упрёк, прозвучавший в его словах. Урча, мы улеглись бок о бок на землю, и я ощутил тепло его тела. Я прикрыл глаза, прижался к нему и почувствовал себя совершенно спокойным – такого спокойствия я не испытывал уже много лет. Наконец-то всё вернулось на свои места. После всего пережитого я снова с теми, кто меня любит. И всё же я был рад, что не явился к ним в человеческом обличье, как при встрече с Мией. Как тогда выразился отец? «Мы не желаем иметь с людьми ничего общего»?
– От тебя так непривычно пахнет, – заметил он, непроизвольно поморщившись. – Чуть-чуть человеком, койотом и… лесным пожаром!
– Лесным пожаром? – Я в недоумении уставился на него.
Мия осторожно приблизилась:
– Да, точно. Но пахнет чертовски вкусно!
Мия жадно меня обнюхивала, и тут я вспомнил про копчёные колбаски.
– Подождите, я же кое-что вам принёс! – воскликнул я и направился к машине. Там я взял в пасть пакет, в котором лежали колбаски и лекарства, и длинными прыжками поскакал обратно к месту встречи.
– О-о-о-о-о, пахнет ещё лучше, чем те жареные штуки – как там они назывались? – крикнула Мия и отважно бросилась на добычу, хотя та не могла убежать. За пару секунд она извлекла бумажный пакет с колбасками и разорвала его когтями. Но я отпихнул её в сторону:
– Эй, это не всё тебе одной, прожорливая ты зверюга!
Мия и мама с папой получили по одной трети, и я тоже взял одну колбаску. Самую маленькую.
Отец ел медленно, с наслаждением.
– Да, – улыбнулся он, доев, – вкуснотища! Даже лучше свежего мяса вапити. Удивительно, на что только способны люди.
– И вправду очень вкусно, Караг. Спасибо. – Мама, с гордостью и радостью наблюдавшая за мной, заметила, как я вздрогнул при слове «вапити». – Как, ты больше не любишь вапити?!
– В последнее время не очень – у меня от них сразу сердце ныть начинает, – уклончиво ответил я, виновато подумав о Лу.
Мама не спускала с меня глаз:
– Расскажи, я хочу всё знать!
– Сейчас, подожди. – Я притащил пакет с лекарствами и вытряхнул его содержимое на траву. – Вот что я вам ещё привёз.
Мама восхищённо перебирала лапами различные средства, читала надписи на этикетках, нюхала их:
– Молодец, что позаботился об этом! У нас очень долго не было настоящих лекарств, потому что я не решалась выбраться в город.
Я посмотрел на отца:
– У тебя болит задняя лапа, да?
– Да ничего, – отмахнулся он, но по его мыслям я почувствовал, что на самом деле ему было больно.
– У меня есть кое-что от этого, – решительно начал я. – Но тебе придётся ненадолго превратиться в человека, чтобы проглотить таблетку и дождаться, пока она подействует.
Отец без особого энтузиазма поглядывал на коробочки и бутылочки, кажущиеся такими чужеродными в его горном мире. Как будто здесь им было совсем не место. Одна из коробочек намокла от талого снега, картон уже вздулся.
– Вряд ли это поможет, – усомнился отец. – Все эти человеческие штучки…
– Давай-давай, – поторопила его Мия.
Ксамбер прижал уши и зашипел на неё для острастки.
Потом мы все вместе отправились искать ручей, чтобы отец мог запить водой таблетки, и там он неохотно начал превращаться. Я заворожённо смотрел на него, потому что до сих пор мне редко доводилось видеть его таким. В человеческом обличье он был высоким и мускулистым, с густыми рыжеватыми волосами, широким спокойным лицом и глазами цвета тёмного золота. Возможно, некоторые сочли бы его красивым.
Он принял лекарство – противовоспалительное обезболивающее средство – и без дальнейших протестов позволил мне, тоже в человеческом обличье, обработать спреем и перевязать рану на его ноге.
– Ты сам этому научился? – удивилась мама, которая, будто страж, лежала рядом в обличье пумы, то и дело ласково поглядывая на нас с папой. Отец задумчиво посмотрел на маму и погладил её по спине.
– Лечить научила меня бобриха, – весело ответил я и начал рассказывать о школе «Кристалл», уроках, своей комнате, друзьях. О том, как я учился жить в обоих обличьях. Время от времени я посылал родителям мысленные снимки, чтобы они как можно точнее могли себе всё представить. Мама, судя по всему, была довольна моим рассказом, но отец то и дело хмурил лоб.
– Что, твоя лучшая подруга – вроде закуски на один зубок? – недоверчиво проворчал он.
– Да, зато мой лучший друг – бизон, – сказал я, и отец немного успокоился:
– Сильные союзники – это хорошо. – Он вдруг замер, будто прислушиваясь к себе. – Невероятно – боль прошла! Как по волшебству!
– Человеческая магия, – кивнул я, радуясь удавшемуся сюрпризу.
– Так, а теперь мы покажем тебе наши новые владения.
И вот уже тело отца покрылось шерстью, а руки превратились в лапы. Свежая повязка свалилась и осталась лежать на земле. Я вздохнул и соорудил отцу новую повязку для его второго обличья – которое вообще-то было для него первым.
Мы вчетвером побродили по горным лугам и светлым сосновым лесам, отдохнули в тени тополей и поймали себе крылатый обед, который приятно насытил наши желудки. Потом я рассказал им о Рэлстонах и почувствовал, что родителям стало не по себе.
– Та, другая мать – ты её любишь, да? – тихо спросила мама.
Отнекиваться не имело смысла. Она читала мои мысли.
– Я люблю вас обеих, – лишь произнёс я и прибавил: – Это плохо?
Отец ничего не сказал. Совсем ничего. Я догадывался почему. Мы говорили о человеческой семье, в которой мне приходилось притворяться человеком. Отец никогда не притворялся тем, кем на самом деле не являлся. Поэтому ему было не по душе, что мне постоянно приходилось врать, играть чью-то роль.
Я почувствовал, как внутри меня расползается мелкий холодный страх. Не попытается ли он как-нибудь заставить меня вернуться к жизни пумы?