Силас указал рукой на Шея.
— И как они его нашли? — спросила я. — И, кстати, как о существовании предателя, ставшего ключевой фигурой предзнаменования, узнали Ищейки? Он же прятался, верно?
— Нам не пришлось его искать, — сказал Монро. — Он сам нашел нас.
— Неужели? — спросил пораженный Шей.
— Да, — подтвердил Монро. — Он хотел таким образом защитить жену и ребенка. Он знал о пророчестве и понимал: мы захотим защитить их. К сожалению, предпринятые нами меры результата не дали.
— Хранители нашли его? — спросила я.
Монро кивнул.
— На островах Аран. Мы считали, что там они в безопасности. Их местоположение хранилось в строжайшем секрете, но мы потерпели поражение. Они убили Тристана и Сару, а Шея Боско Мар оставил при себе. Так продолжалось до недавнего времени.
Шей смотрел куда-то вдаль; я обратила внимание на его дрожащие руки.
— Все же я не понимаю, почему он не Хранитель? — спросила я. — Разве того, что отец был одним из них, недостаточно?
— Думаю, здесь все дело в пророчестве, — предположил Силас. — Сама суть его бытия, да и само существование Наследника предопределено женщиной, родоначальницей. Значит, дело в том, что мать Шея была обычной женщиной.
— Думаешь?
Тесс улыбнулась.
— В женщине заключена сила созидания, — заявила она.
— Ты, Тесс, толстей, если хочешь, а я горжусь своей мужской фигурой, — сказал Коннор, похлопывая себя по плоскому животу.
— Давайте оставим в стороне войну полов, — предложил Силас. — Тесс права. Материнская сущность доминирует всегда, она же предопределяет натуру ребенка. Вот почему ты восприняла его как человека, Калла, потому что он и был человеком в любом смысле этого слова. То, что его отец водил компанию с нечистью, никак на нем не отразилось. Единственным признаком того, что в его происхождении не все так просто, стал крест на шее.
— Что ты имел в виду, говоря о том, что материнская сущность всегда доминирует? — спросила я. — Раньше случалось нечто подобное?
— С Хранителями — никогда, — ответил Силас. — Никто, кроме Тристана, не решался нарушить табу и родить ребенка с обычной женщиной. Но мы, Ищейки, усвоили этот закон еще во времена Первого Восстания.
— Но это же была война, — удивилась я. — Какое отношение война может иметь к детям?
— Это был прежде всего союз. А союзы заключают по многим причинам, — вмешался в разговор Монро. Высказав это таинственное утверждение, он отвернулся от нас и стал смотреть на что-то такое, что явно находилось за пределами комнаты, а может быть, и еще дальше.
Силас кивнул.
— В годы, предшествовавшие восстанию Воинов, связи между Ищейками и волками крепли — во многих отношениях. Дело доходило и до браков. Летописи свидетельствуют о том, что дети, рожденные от союза Ищейки и волчицы, всегда наследовали признаки по материнской линии. Если отец был Воином, ребенок был Ищейкой; если Воином была мать, ребенок становился волком, как и она.
Я широко раскрыла глаза.
— У Ищеек и Воинов были дети?
— Это было давно, — ответил Монро. Он продолжал смотреть в сторону, но я заметила, как натянулась кожа на его скулах. — Хранители все сделали, чтобы от их потомства ничего не осталось. Все связи были разорваны навсегда.
У меня тряслись руки.
— Но у волчиц просто так дети родиться не могут…
Я замолчала, чувствуя, как краснеют щеки и шея. Не следовало об этом рассказывать, но слова сорвались с языка помимо воли. За последнее время в моей жизни практически не осталось тайн, но этот секрет я мечтала сохранить.
Моя последняя фраза вырвала Шея из пучины мыслей, в которой он доселе пребывал.
— Что? — спросил он, посмотрев на меня.
Я отвела глаза и стала рассматривать крышку стола.
Нет. Нет. Я не хочу об этом говорить. Это слишком личная тема. И слишком страшная.
Монро прервал молчание приглушенным кашлем.
— Отчасти старания Хранителей сохранить власть над стаями выразились в контроле над рождаемостью и браками между их верными солдатами. Этим они стали заниматься после Первого Восстания. Пользуясь магической силой, они останавливают или, наоборот, запускают репродуктивный цикл самок. Поэтому девушка может забеременеть лишь в том случае, если господа подыскали ей подходящего, с их точки зрения, самца. Но даже в этом случае пара может зачать ребенка лишь в определенное Хранителями время.
— Боже мой, — пробормотал Шей.
Дышать было тяжело. Что он будет теперь обо мне думать?
— Это не твоя вина, милая, — сказала Тесс, обнимая меня. От нее исходил приятный, успокаивающий запах цветущих яблонь и меда. Я позволила себе прижаться к ней, испытывая благодарность за ее неизменную доброту.
— Они настоящие ублюдки, — сказал Силас. — Но правило это появилось только после Первого Восстания. До него Хранители в эти дела не вмешивались.
Монро бросил на меня полный сочувствия взгляд и повернулся к Шею.
— Твоя мать была обычной женщиной. Твоя человеческая сущность — ее наследство. Именно поэтому Калла распознала в тебе человека.
— Значит, предательство отца стало признаком того, что я — Наследник, — сказал Шей.
Мне было приятно, что разговор пошел по другой линии. Я решила поддержать его.
— Есть еще знак креста на шее, — сказала я, указывая рукой на то место, где был рисунок. — Кстати, когда я сказала ему, что на спине есть татуировка в виде креста, оказалось, что он об этом понятия не имеет.
— Знак заколдован, поэтому видеть его могут не все, — объяснил Силас. — Это не татуировка и не родимое пятно. Это магический знак.
— Значит, люди его видеть не могут?
Силас закатил глаза и махнул рукой перед лицом, словно отгоняя назойливого комара.
— Нет, все гораздо сложнее. Это очень тонкое заклятье. Хранители — большие мастера в этом деле — манипуляция, всякие магические штучки. Татуировка как бы говорит тем, кто может ее увидеть, что ее замечать не нужно. Мы используем похожую тактику, чтобы предотвратить попадание людей в нашу Академию. Люди всегда как бы смотрят мимо нее, не замечают. Этого заклинания вполне достаточно для того, чтобы никто не подходил к Шею и не спрашивал, в каком салоне сделана татуировка.
Он посмотрел на Шея, и я увидела в глазах Секретаря некое подобие извращенного уважения.
— Увидев ее, человек подумает, что ты не слишком хорошо помыл шею после футбольного матча на грязном, раскисшем поле или что-то в этом роде. Видят не татуировку, а какое-то размытое грязное пятно. Как-то так.
— Но я ее вижу, — сказала я.
— Ты не человек, — пояснил Силас. — Ты…
— Мутант, — сказала я резко, перебив его. — Да, конечно. Как я могла забыть.
Я оскалила клыки, и Силас снова чуть было не упал со стула.
— Отлично, — заметил Шей. — Значит, я — Избранный, но при этом плохо мою шею.
Бледное лицо Силаса озарилось легкой улыбкой.
— Точно.
Эдна захихикала и устремила на Шея умоляющий взгляд.
— Помоги мне, о великий, но только… не мог бы ты сначала помыться? — выпалила она, хлопая ресницами с видом полнейшей невинности. — А я бы тебе спинку потерла.
Бледное лицо Шея покраснело. Я бросила на Эдну многообещающий взгляд, но она уже смотрела, как Коннор подливает виски в кофе.
Силас продолжал улыбаться. Он откинулся на спинку стула и внимательно изучал лицо Шея.
— Но твоя подружка-волчица превратила тебя в одного из себе подобных, поэтому теперь ты можешь видеть крест. На Воинов колдовство, защищающее рисунок, не действует.
— Я не его подружка, — отрезала я и содрогнулась, потому что лицо Шея после моих слов покраснело еще больше.
Все Ищейки смотрели на меня; на их лицах отразилось удивление.
— Не подружка, — повторила я неохотно, чувствуя, что на душе лежит холодный и скользкий камень. Я не могла смотреть Шею в глаза. Слова, сказанные мной, были жестокими, но это была правда. Я любила его, но не знала, кем была для него. Все в нашей жизни стремительно менялось. Никак не получалось нащупать твердую почву под ногами.
Шей положил подбородок на руки.
— Я думал, узнав правду, почувствую себя лучше. Но все оказалось не так. В голове не укладывается, что единственный родственник, которого я когда-либо знал, — какая-то нечисть.
— Не «какая-то нечисть». Он — самый могущественный враг, с которым нам когда-либо приходилось сталкиваться, и ты — ключ к спасению мира, — сказал Монро. — Не стоило Предвестнику оставлять тебя на попечение подданных. Как видишь, они не оправдали возложенных на них надежд. Уверен, кое-кто жестоко пострадал после твоего побега.
Услышав слово «пострадал», я задрожала, и дрожь никак не хотела униматься. Что случилось с моей стаей? Шей положил руку на мое плечо и посмотрел на Монро.
— Так уже случалось раньше, не правда ли? — спросил он. — Мы читали о том, как Воины пытались поднять бунт.
— Ты имеешь в виду Первое Восстание? — отозвался Силас. — Это был великий период нашей истории. Никогда раньше мы не были так близки к победе. Хотя все закончилось очень плохо.
— Сейчас речь не об этом, — сказала я, обращаясь к Монро, потому что именно он знал ответы на вопросы, которые мне очень хотелось задать. — Это был не последний бунт.
Монро подался назад.
— Нет, не последний.
— Прекрати, Лилия, — потребовала Эдна, глядя на меня требовательно. — Это не твое дело.
Я оскалилась на нее.
— Я тебя просила не называть меня так.
— Ладно, не буду, раз ты всегда так реагируешь. Хорошо, что в тебе есть хоть что-то человеческое. От этого волчьего оскала у меня мурашки по коже.
Я посмотрела на нее. Я знаю эту девушку только один день, и она уже читает меня, как раскрытую книгу. Как такое может быть.
— Эдна права, — сказал Коннор, наклоняясь ко мне. К его дыханию примешивался крепкий аромат виски. — Тебе этого знать не нужно.
— Это мое дело, и я буду решать, что мне знать, а что нет, — заявила я. — Что случилось со стаей Бэйнов? Как умерла Коринна Ларош?