– Скажите, Сандрин, – вкрадчиво начал я, – а как давно вы узнали об этой истории?
– Ой, простите, – с явным сожалением отложила она на тарелку недоеденный бутерброд, – я так набросилась на еду, будто неделю не ела.
– Ничего страшного, – ободряюще погладил я её руку, – я рад, что вам моя стряпня понравилась.
– Неужели это вы сами готовили? – удивлённо распахнула она свои зеленоватые глаза. Примите от меня искреннюю признательность и благодарность!
– Премного польщён, – поклонился я, – но всё же хотелось бы услышать вашу историю, узнать, как всё начиналось.
– Как начиналось? – повторила она. Тут скрывать особо нечего, довольно глупо начиналось. Я ведь уже говорила, что от прадедушки по маминой линии мне причиталось какое-то загадочное и даже в чём-то спорное наследство. И когда в мои руки попал большой картонный пакет, я естественно ожидала найти в нём что-то… более материальное, – явно затруднилась она с изложением своих мыслей. Думала отыскать в нём облигации на предъявителя, или чековые книжки банка Лионский кредит… ну, что-то такое, в этом духе. Но там оказались только старые престарые письма, рисованные от руки карты и всякое такое. Я их, конечно, полистала, но не слишком внимательно. В тот момент, – сверкнула она в мою сторону глазами, – у меня назревал первый в жизни серьёзный роман, и мне было совсем не до глубокой старины!
– А когда же вернулись к изучению данного наследства?
– Примерно полтора года назад. Причём совершенно случайно. Сокурсница готовила доклад на семинаре по истории России, и я вдруг подумала о том, что старые бумаги помогут пролить какой-то свет на события начала двадцатого века. Во всяком случае, они могли быть использованы в качестве некоей отправной точки для подготовки её доклада. В тот же вечер откопала пакет в глубине секретера, и засела за более внимательное изучение находившихся в нём документов. Вначале, признаюсь, мало что поняла. Но постепенно до меня дошло, почему прадедушка хотел передать их если не сыну, то хотя бы внуку. Выяснилось, что большая часть пакета посвящена одной старой легенде, которая хранится в нашей семье с давних времён.
– Насколько давних? – решился уточнить я.
– Самый почтенный по возрасту документ был датирован 1837-м годом, – понизила девушка голос, перейдя почти на шёпот.
– Это и была та самая карта? – вновь заспешил я.
– Нет же, – отрицательно замотала головой девушка, – какой вы нетерпеливый! Это было коротенькое письмецо, которое некий Людвиг Ивицкий написал своему брату Роберту. Смысл письма таков, что он сам отправляется на Кавказ в подчинение генерала Фези и во избежание случайной утраты оставшихся от отца ценных бумаг, отошлёт их ему нарочным. Предупреждает отдельно, что посылает собственноручно сделанные копии, а оригиналы мол, оставит некоему Тимоше. Насчёт генерала я выяснила. Такой действительно был и служил на Кавказе. Да, заодно автор письма спрашивает у Роберта как здоровье Софьи и сына Володечки.
– И всё? – удивился я.
– Да, – развела руками Сандрин, – в данном письме всё. Но потом ещё есть обширная переписка с самим Тимофеем, в которой обсуждается какие-то наследственные и бытовые проблемы. И кстати там присутствует официальное письмо полковой канцелярии с уведомлением о том, что Людвиг Антонович погиб в боевой вылазке на каком-то горном перевале. Сама же карта появляется только в так и не посланном письме Владимира, который, как я полагаю, был сыном Роберта. Но до конца в этих запутанных родственных связях я так и не разобралась…
– Дело в том, что у Антона Ивицкого было три сына, – в полной мере включился я в разговор, желая тем показать и свою осведомленность, – Людвиг, Тимофей и Роберт. Но, собственно говоря, именно с Антона вся эта история и началась…
– Кто же такой этот Антон Ивицкий? – тут же поинтересовалась слегка осовевшая от обильной еды и крепкого пива Сандрин.
– Ваш далёкий предок! – заговорщически понизил голос и я. Именно он вкупе с некоторыми другими лицами участвовал в первых поисках весьма значительного клада!
– А, что были и вторые поиски?
– Были, – энергично кивнул я, – возможно даже и третьи. Как раз этому моменту и посвящены те материалы, которые предназначались для вас, но по стечению обстоятельств попали в мои руки. И поскольку этап уже и не знаю, каких по счёту поисков нами завершён, то я с удовольствием передаю вам одну из тех папок, которые должны были принадлежать вам уже давно.
Вынув из пакета пластиковую папку с ксерокопиями, я положил её на столик и пододвинул ближе к девушке.
– Почитайте на досуге, возможно, ваш взгляд на эту проблему радикально изменится.
– А что, – сунула она документы в свою сумку, – действительно речь шла о солидном кладе?
– Неужели вы не в курсе? – в свою очередь удивился я.
– Нет, – виновато улыбнулась она. То есть было ясно, что некие люди что-то такое прятали, или перепрятывали, но что именно – неизвестно. Во всяком случае, об этом в письмах напрямую не было и слова. Так, сильно завуалированные намёки, не более того.
– Правильно делали, что молчали, – допил я последний глоток из своей кружки. Ведь ваши прямые предки вели розыски клада состоящего из более чем ста пятидесяти килограммов золотых монет!
– Сколько, сколько? – воскликнула Сандрин так громко, что все завсегдатаи пивной дружно повернулись в нашу сторону.
– Тс-с-с, – сжал я её локоть, – только без шума!
– Ой, – совсем по-русски прикрыла девушка рот ладошкой, – что-то я совсем захмелела. Может быть, выйдём на воздух? А то уже хочется немного подвигаться, растрясти съеденное.
Через минуту, расплатившись с барменом, мы неторопливо шагали вдоль Гоголевского бульвара в направлении Ситцева вражка.
– Хорошо у вас в Москве, – вполне по-свойски, взяла меня под руку Сандрин, – не так жарко. А у нас в последние годы в городах стало совершенно невыносимо. Жара, выхлопы от миллионов машин…
– Машин хватает и у нас, – пессимистически заметил я. Просто сегодня выходной день и их немного меньше.
– Вы хотели бы жить в деревне? – порывисто повернулась ко мне девушка. Уютный домик в лесной долине, блеянье барашков, по утрам кружка парного молока…, а?
– Это, может быть, во Франции сохранились столь идиллические уголки, – заметил я, – но в России всё обстоит немножечко не так.
– А как? – заинтересовалась она.
– Давайте поговорим об этом как-нибудь в другой раз, – перехватил я её руку поудобнее. Лучше расскажите, каким образом вы вышли на старикана, который нёс вам те документы, которые я потом обнаружил в его портфеле?
– Тут-то как раз никакой загадки нет. Наш исторический факультет издавна поддерживает связи с несколькими крупными зарубежными архивами. В том числе и с архивом Санкт-Петербурга. И мне пришла в голову идея о том, что можно попробовать восстановить связь времён. По материалам доставшихся по наследству документов и по архивным данным попробовать вернуться в начало этой истории и узнать, к какому именно историческому событию оказались причастны мои родственники. Мы же все немного помешаны на истории, – заглянула она мне в глаза. Мечтаем отыскать ранее неведомые сведения или исторические документы. Я тоже была совершенно уверена в том, что мои предки участвовали в некоем…, ну если не государственном заговоре, то, во всяком случае, в чём-то подобном. Вообразила, что речь в письмах идёт о, до сих пор скрываемых российской историографией тайнах и бросилась в погоню за ними буквально очертя голову. Нашла на чате единомышленника в вашей северной столице и принялась уговаривать его действовать со мной заодно.
– Я так полагаю, уговорили успешно?
– Не совсем. Вначале совместное расследование шло вяло. Но потом я прислала ему фотографию одной своей знакомой, очень эффектной девушки из модельного агентства, и всё разом переменилось. Теперь русский молодой человек, вообразивший себе, что это моё фото, буквально засыпал меня письмами и всячески старался помочь в розысках. Он, кстати сказать, тоже выдвинул идею о том, что речь всё же идёт о каких-то ценностях, а не об исторических документах. Далее, он уже по своей инициативе принялся собирать какие-то сведения у известных российских специалистов по поискам всевозможных исторических ценностей. Ему было любопытно, не причастны ли мои предки к каким-либо кладоискательским легендам. В какой-то момент это юноша, которого звали Арсений, познакомился с сотрудником одного из московских архивов, а через него вышел на людей, работающих с газетой местных кладоискателей. Называлась эта газета…, э-э, сейчас вспомню… а, «Клады и сокровища»! Правда, романтично звучит?
Я рассеянно закивал, мысленно очерчивая слишком разросшийся круг лиц, так или иначе замешанных в этом деле.
– В редакции газеты отыскался заинтересованный человек, которого звали Валентин Ерохин, и он начал поставлять на мой электронный адрес те сведения, которые добывал как в самом издательском коллективе, так и среди корреспондентов. И как раз прошлым летом он сообщил мне, что познакомился с очень интересным человеком, который занимается поисками сокровищ, утраченных наполеоновскими войсками. В такие совпадения я не слишком поверила, но попросила его быть к этому человеку повнимательнее. Вроде всё было нормально, и мне должны были передать некие исторические материалы, но потом Ерохин позвонил и сообщил, что встреча с держателем документов не состоялась. И связаться с ним отчего-то не было возможности. Я тут же подумала, что видимо дело в каком-то вознаграждении и сказала ему, что готова назначить награду в несколько сотен долларов за сведения о них. Вскоре выяснилось, что тот человек внезапно заболел и утерял собранные для меня документы в одном из московских парков. Пришлось срочно подключить к поискам пропавшего портфеля других людей. Впрочем, данные подробности вам наверняка не слишком интересны.
– Угу, – воспользовался я небольшой паузой, – а потом позвонил я, и дело с поиском бумаг совсем заглохло.
– Нет, почему же? – качнула головой Сандрин. Особого, как вы выразились, дела и не было. Я как вела сбор материалов о той эпохе, так и продолжала вести. Просто из моего исследования выпало некое звено. Да, возможно оно действительно было связано с каким-то там кладом, но в тот момент я считала крайне маловероятным, чтобы его можно было отыскать.