– Слава Богу, – устало выдохнула Сандрин, – я уж думала, что наше путешествие никогда не закончится. Наконец-то можно будет принять ванную, поужинать…!
– Ну, ну, – подумал я про себя, – поужинать! Ишь, о чём размечталась девонька! Действительности нашей не знает. Но ничего, пусть наберётся опыта, узнает, что значит всю жизнь прожить на Советской улице!
Я, конечно, имел в виду переносный смысл этого слова, обозначающий нечто убогое и примитивное, предназначено только для самых непритязательных индивидов. Предчувствия меня не подвели. За стойкой этой гостиницы сидела не зрелая дама, а худенькая прыщавая девчушка, очень похожая на недоучившуюся школьницу. И в её глазах я прочитал откровенный страх, когда наши взоры встретились.
– Переночевать у вас можно? – как можно более дружелюбно улыбнулся я ей.
– Да-а, конечно можно! – жалобно проблеяла девчушка, что-то судорожно засовывая под стол.
– Тогда выпишите нам два одноместных номера, будьте так любезны, – наученная горьким опытом попросила Сандрин. И обязательно с ванной, – попросила она, также старясь выдавить из себя любезную улыбку.
– Заполните, пожалуйста, бланки, – выбросила девушка на стол два небольших листочка анкет проживающего. А душ у нас есть в каждом номере, – добавила она, – правда…, горячей воды нет!
– Как, совсем? – ахнула Сандрин.
– Так лето же, – округлила глаза девчушка, – вода и так тёплая! Но если хотите, я лично для вас согрею чайник.
– А где здесь можно перекусить? – уже менее бодрым голосом поинтересовалась моя спутница, – умираю с голоду!
– Покушать можно в кафе, – уже более смело отвечала юная администраторша, – оно открывается в девять.
– Вечера?
– Ну, что вы, утра, конечно же!
– А как называется ваша страна? – издевательским тоном поинтересовалась Сандрин.
– Беларусь! – просияла её собеседница, обрадованная уже тем, что наконец-то может дать обстоятельный и точный ответ.
– Я обязательно запомню это название! – многозначительно пообещала аж побледневшая от праведного гнева госпожа Андрогор. Уверена, что скоро к вам просто валом повалят любители экстремального туризма!
– Большое вам спасибо! – растерянно пролепетала девушка за стойкой, даже не уловившая в её голосе неприкрытой иронии.
Мы поднялись на второй этаж и разошлись по комнатам. Через десять минут, дождавшись обещанного чайника с кипятком, я постучал в дверь Сандрин.
– Я занята! – послышалось оттуда.
– Так занята, что не хочешь и поужинать?
Послышались быстрые шаги, и в щель между дверью и косяком просунулась всклокоченная голова юной кладоискательницы.
– Ты не шутишь насчёт еды? – недоверчиво взглянула она на меня.
– Ничуть, – усмехнулся я. Я ведь сам много лет жил на «Советской» улице и знаю как себя вести. А ты я смотрю, тоже нашла выход из положения.
– А что делать? – встряхнула слипшимися кудряшками девушка. Заткнула слив в раковине платком, развела холодной водой кипяток и решила помыть хотя бы голову.
– Это ещё что, – подбодрил я её, – однажды в городе Шклове я едва не утонул прямо в привокзальном туалете!
– Не может этого быть! – глаза Сандрин от ужаса даже расширились
– Ещё как может, – усмехнулся я, – но видимо Господь спас меня для каких-то более нужных дел. Впрочем, ладно, не буду тебе мешать. Как закончишь, приходи в соседний номер. Покормлю тебя походным ужином.
Через десять минут раздался стук в дверь, и на пороге номера появилась моя освежённая спутница. К этому времени я уже разложил на стоящем у окна столике свои нехитрые припасы. Банка рижских шпрот, коробочка с плавлеными сырками, порезанная на маленькие кусочки копчёная грудинка и сухое печенье. На горячее я запланировал чай из пакетиков, а в качестве аперитива была выставлена трёхсот пятидесяти граммовая фляжка коньяка, которую я удачно прикупил ещё в вагоне-ресторане. Увидев всё это великолепие, Сандрин радостно всплеснула руками и с размаху плюхнулась на протяжно застонавшую кровать.
– Ух, – совсем по-русски потёрла она ладонями, – наконец-то можно перекусить. А то я совсем уже упала и духом и телом!
– Отправляясь в путь, – назидательно поднял я палец, – всегда следует иметь с собой хотя бы небольшой запас продуктов. Особенно актуально это в такого рода заповедниках социализма, как Белоруссия. Здесь после шести вечера ты нигде не поменяешь нормальные деньги на местные «зайчики», а после восьми не купишь и куска хлеба!
– Почему местные деньги обозвали «зайчиками»? – весело захихикала Сандрин, перед этим храбро глотнув коньяку, который, упав на старые, ещё железнодорожные дрожжи, мигом привёл её в блаженное состояние. Право странное выбрали они название для денег!
– Это пошло оттого, – заботливо пододвинул я к ней аппетитный кусочек свинины, – что после того, как белорусы откололись от СССР, они напечатали свои денежные знаки мало того, что на ужасной бумаге, так ещё и украсили их изображениями разных зверюшек. И заяц там присутствовал как раз на самой ходовой купюре. То ли на рубле, то ли на пятёрке, точно не припомню.
Мы ещё некоторое время поговорили о том, как я попутешествовал по Белоруссии, и в какие попадал необычные ситуации, но скоро я заметил, что у Сандрин начали слипаться глаза. Проводив её до номера, я слегка прибрался у себя на столе и тоже рухнул в кровать. Она, как всегда, оказалась коротка, а каменной крепости подушка мешала пристроить голову без опасения окончательно вывихнуть себе к утру шею. Но наученный горьким опытом я всё же извернулся. Лёг наискосок, проклятую подушку затолкал в угол и, накрывшись жидким, будто арестантским покрывалом, быстро уснул.
И приснился мне странный сон. Будто нахожусь я на каком-то скромно освещённом круглом ринге и на руках у меня бойцовские перчатки. И что самое удивительное, напротив меня на каком-то камне сидит Сандрин, и тоже в аналогичных перчатках. Я силюсь что-то ей сказать, но почему-то не могу. Вместо меня говорит какой-то незнакомый, небритый целую вечность тип с полотенцем на голове, что делало его похожим на бедуина. Понятно, что это рефери, и он приказывает нам начинать схватку. Вскакиваю, принимаю боевую стойку и выдвигаюсь в сторону тоже изготовившейся к бою француженки.
И вот начинается бой, но очень скоро выясняется, что по-настоящему драться мы не можем, поскольку нас разделяет глубокая яма. Приходится не столько махать кулаками, сколько смотреть под ноги, чтобы не рухнуть вниз. Так мы кружили некоторое время, и тут рассерженный рефери в полотенце начал орать диким голосом, выкрикивая что-то вроде Туше! Туше! И я всё же решаюсь перепрыгнуть через препятствие. Отталкиваюсь, лечу прямо к Сандрин, и тут же, прямо на лету натыкаюсь на её выставленный в мою сторону кулак. Толчок…, удар носом о матрас…, падение в пропасть! Я испуганно распахнул глаза и сквозь плохо прикрытое окно услышал, как в соседнем дворе яростно голосит петух.
– Ох, чёрт, – потянулся я, – вот что значит пить крепкие напитки на ночь глядя! Хорошо ещё, что баклажка была маленькой. Иначе вообще невесть какой ужас мог бы присниться. А так… только небольшая драка.
Часы показывали половину десятого, и было понятно, что мы проспали всё на свете. Откинув в сторону скомканное покрывало, я вскочил и зашлёпал босыми ногами в ванную комнату. Холодная вода живо привела меня в чувство и даже разбудила дремлющего в животе «червячка». В дверь осторожно поскреблись.
– Прошу! – крикнул я, торопливо проверяя, застёгнута ли ширинка на штанах.
Вошла Сандрин, в отличие от меня полностью одетая, умытая и даже слегка накрашенная.
Увидев царящий вокруг разгром, она нерешительно остановилась у порога.
– Я сейчас, мигом! – приветственно помахал я ей ладошкой. Вот только придумаю, как бы побриться, и буду готов!
– У меня есть горячая вода, могу поделиться, – понимающе улыбнулась она. А то ты сейчас похож на нашего соседа месье Фронтиля. Тот тоже в понедельник никак не может сообразить в какую сторону идти к лифту. Вечно начинает колотиться в нашу дверь.
– Зашибает сильно? – щёлкнул я себя по горлу.
– Не поняла?
– Я говорю, сильно пьёт твой сосед?
– В общем-то нет, как все. Всю неделю он трезв, как стекло и примерен, словно скаут. Но в воскресенье традиционно играет с сослуживцами в шары. А все деньги, которые они там выигрывают, или проигрывают, не знаю точно, они пропивают. В смысле всё равно те пропали, так лучше их напоследок превратить в граппу.
– Граппа это что? – вооружился я казённым гранёным стаканом.
– Водка. Её у нас делают из отходов виноградного производства. Странно, но она довольно популярна среди наших стариков!
– И кто же входит в эту почётную категорию?
– Все те, кому уже за сорок, – почему-то усмехнулась девушка. Впрочем, разговоры о спиртных напитках можно перенести на более позднее время. А сейчас займёмся поисками Садовой улицы…
Что там Сандрин говорила дальше, я не слышал, поскольку бегом бросился в её номер, наполнять стакан горячей водой. Но всё же буркнул про себя: – Так нас там и ждали!
Мне как-то не слишком верилось в то, что кто-то сможет прожить в на одном месте всю жизнь. При этом я забывал, что сам практически непрерывно прожил в одной квартире. И сменил место жительства только недавно, поскольку наш старый дом определили на реконструкцию.
Выбрившись и надев запасную рубашку, я поспешно упаковал вещи и спустился вниз. Сандрин уже находилась там, являя собой пример европейской собранности и организованности.
– Номер будете смотреть? – положил я ключ от двери на стойку администратора.
– Зачем? – уныло ответствовала юная дежурная.
– Вдруг я с собой подушку утащил? – решил я слегка поднять её настроение.
– Хы-ы, – недоверчиво перекосила она рот, мигом став уж совершенно несимпатичной, – зачем она вам?
– Из-за природной вредности! – завершил я шутку. Ладно, желаю вам счастливо здравствовать здесь и далее.
– И вам счастливо, – бесхитростно ответила девушка, вешая ключ на доску с крючками, – приезжайте ещё.