– Справляйтесь здесь пока сами! – с явным сожалением в голосе произнёс он. Боюсь, освобожусь от дел только к ужину…
С этими словами он быстрым шагом двинулся в то же сторону, что и ушедшая минуту назад женщина.
– Вот это удачный поворот, – первым подал голос Воркунов, – всё складывается прямо как по заказу! Пойдём, Саня, – дёрнул он меня за руку, – перевернём вторую лодку и столкнём её в воду. Наверное, не будет большой беды, если в отсутствие хозяина мы на ней немного прокатимся?
– Лучше бы этого не делать! – осадил я его порыв. Всё же мало кто любит, когда его вещами пользуются без спроса.
– Слушай, а может быть на остров вообще можно перебраться просто по дну? – не унимался Воркунов. Когда мы стояли на берегу, я видел этакую желтоватую полосу, тянущуюся от берега к острову. У меня сложилось такое впечатление, что там довольно мелко.
– Так может там трясина! – попытался я его остановить.
– Всё равно пойду, – решительно объявил Михаил, – торопливо поднимаясь в веранду. Возьму сейчас полотенце, чтобы обтереться, пару бутербродов и пойду.
– Воды с собой не забудь взять, – крикнул я ему вослед, – пить из озера категорически не советую.
Через пятнадцать минут мой друг умчался искать заветный валун, а мы с Сандрин взялись за приготовление обеда, поскольку время было уже к часу и голод начал напоминать о себе довольно настойчиво. Особенных разносолов готовить мы не собирались, тем более что в нашем распоряжении имелся очень ограниченный набор продуктов. Собираясь в этот поход, мы припасли лишь несколько упаковок сухих супов, да десяток банок с различными консервами. Впрочем, это было вполне объяснимо. Всё же отправлялись во вполне обжитые районы, а не на бескрайние пустоши Таймыра.
– Думаю, – категорически заявила Сандрин, презрительным взглядом окинув наши убогие запасы, – не будет особого криминала, если мы выкопаем на огороде несколько картофелин, и прихватим немного зелени из теплицы. Как ты полагаешь, – повернулась она ко мне, – наш домовладелец не будет слишком возражать против такого самоуправства?
– Не бери в голову, – отмахнулся я, – на территории бывшего СССР на этот счёт существуют несколько иные воззрения, нежели на вашем Западе! Тем более что он и так пообещал обеспечить нас питанием. Значит всё, что мы здесь найдём, уже как бы наше, заранее оплаченное.
– Тогда за дело! – скомандовала девушка, и я безропотно отправился на двор искать лопату. Через пятнадцать минут мы уже мыли и чистили честно добытые дары полей в большом эмалированном тазу, поливая их водой из установленного на веранде умывальника.
– Нет, всё же очень странный наш хозяин! – внезапно нахмурилась Сандрин.
– Ну, чем он тебе опять не угодил? – отозвался я, срезая ножом ботву большой свеклы. Мужик, как мужик. Нормальный, работящий. Вон как тут всё содержит. Попробуй-ка сама с таким хозяйством управиться! И две свиньи у него, и коза, и кур десятка два не меньше, сад, огород, теплица, дом такой здоровенный… Ё-к-л-м-н, да он ещё успевает промышлять ловлей рыбы, лодки свои чинить и вроде как какой-то общественной деятельностью заниматься. Та горластая тётка не зря сюда прилетала, видно в деревне что-то такое «полетело», и она прискакала звать его на подмогу.
– Полетело, – удивлённо переспросила Сандрин, – куда полетело? Что означает такое странное выражение?
– В смысле сломалось, – пояснил я, – вышло из строя.
– А, поняла, но всё равно наш хозяин какой-то не такой.
– Скажи что-нибудь конкретное! – принялся я за чистку картошки.
– Например, – на секунду задумалась Сандрин, – он сказал, что его жена куда-то уехала. А у меня складывается такое впечатление, что никакой жены у него вообще нет!
– То есть почему?
– Вот даже зубная щётка на умывальнике и то всего одна!
– Щётка не показатель, может, она её с собой увезла?
– Но так ведь должно быть что-то ещё, обязательно, – встряхнула рассыпавшимися волосами Сандрин. Вот у меня в ванной одних шампуней пять наименований! Да, лосьоны, да дезодоранты, да всякие кремы, да…
– Погоди, не гони, – остановил я её. Тоже мне сравнила! Какая жизнь здесь, а какая в Париже! Это…, это…, это как море и земля, совершенно всё иное. Нет, голубушка, ты сильно ошибаешься, если думаешь, что мы тут живём, так же как и во всём мире. Увы! Нам до вас в плане красоты и гигиены ещё сто лет расти, не дорасти.
– Всё равно, – продолжала она упрямо настаивать на своём, – женщиной здесь даже и не пахнет!
– Если бы можно было попасть в жилое помещение хозяина дома, – мигом возразил я, – то наверняка нашлись бы доказательства её существования. Ну, там, одежда в шкафу, всяческие чисто женские прибамбасы по углам на вешалках.
– Так пойдём, посмотрим!
– Как пойти, – развёл я руками, – я пару раз дёрнул за дверную ручку его комнаты, но она всё время накрепко заперта.
– Странно здесь всё, – нахмурилась Сандрин. Ты вот говоришь, что у него заперто, но ведь не видно было, что хозяин возился с ключами.
– И не слышно, – добавил я, – а ведь они всегда так бренчат.
Оставив овощи мокнуть в тазу, мы дружно бросились в сени.
– Смотри, – подёргал я за массивную латунную ручку, – заперто!
Сандрин тоже протянула руку и поддержала мои усилия, но дверь стояла недвижно как стотонная скала. Видно в полутёмном предбаннике было плохо, и я вынул из кармана коробок спичек. Маленький огонёк осветил замочную скважину, и сразу стало видно, что она чисто бутафорская. Во всяком случае, сквозь фигурную прорезь в металлической накладке было видно только потемневшее от времени дерево.
– Что же тогда держит дверь? – прошептала Сандрин, непроизвольно прижимаясь к моему плечу.
– Ну не магниты же тут вставлены! – передал я ей коробок. Свети, я сейчас ещё раз её подёргаю.
Скоро выяснилась одна интересная подробность. Оказалось, что верхняя часть дверного полотна отходила от косяка несколько более, нежели внизу.
– Что-то держит нашу дверь, причём именно там, внизу? – присел я на корточки.
Спички закончились у нас прежде, чем мы разгадали загадку, и пришлось идти на сеновал за фонариком. С более мощным источником света дело пошло веселее, и успешнее. Довольно скоро моя спутница обратила внимание на одну из досок, которыми был обшит весь предбанник.
– Посмотри, Александр, – погладила она её пальцами, – здесь дощечка будто покрыта каким-то скользким лаком!
– И никаким не лаком, – присел я рядом с ней, – просто отполирована от частых прикосновений. Вроде как эта ручка, – постучал я по латунной трубке на двери. На руках всегда остаётся мельчайшая пыль и со временем она как бы шлифует всё то, за что постоянно хватаешься.
– Но за что хвататься здесь? – удивилась девушка. Здесь нет ни ручки, ни кнопки, ничего вообще нет!
– Погоди, погоди, – возбуждённо вскочил я на ноги. Если стоять вот так, словно собираешься открыть дверь, то… отполированное место находится как раз на уровне моего колена. Нажмём?
– Нажмём! – решительно поддержала меня Сандрин.
Я с силой надавил коленом на подозрительную доску, и дверь в жилой отсек дома распахнулась без малейших усилий. Путь был свободен, но мы почему-то замешкались, словно застряв на пороге. Но через минуту, усилием воли преодолев внутреннюю робость, я всё же сделал шаг вперёд. Эта часть дома тоже была довольно необычна. Она разделялась как бы на два пространства. Одно было несколько больше, и представляло собой нечто вроде гостиной, с массивным камином, сложенным в её углу. Вторая комната была поменьше и отделялась от смежного помещения тёмно-красной драпировкой, закрывающей полукруглый дверной проём.
– Ты посмотри здесь, – почему-то шепотом произнёс я, – а спальню я возьму на себя.
Наш наглый по своей сути незаконный обыск продолжался недолго. Через пятнадцать минут мы, словно ошпаренные коты выскочили обратно в предбанник, и хорошо смазанная дверь мягко захлопнулась за нашими спинами. Вернувшись затем на сеновал, мы то и дело перебивая друг друга, принялись делиться впечатлениями.
– В шкафу у него я обнаружила одну юбку, – сообщила Сандрин, – но ей уже сто лет в обед! Наверняка она осталась там от предыдущих жильцов.
– Зато я отыскал нечто совершенно поразительное, – перехватил я инициативу.
– Что?
– Паспорт! Причём вовсе не современный белорусский, как можно было себе представить, а старый, ещё советского образца.
– И что же в нём такого поразительного?
– Да то, что на самом деле нашего чернобородого хозяина зовут…, – сделал я эффектную паузу, – Биру́…, Болеслав Мартэнович! То есть, на самом деле его отца звали вовсе не Мартын, а Мартэн! Имя, согласись, явно французское, а фамилия и подавно говорит сама за себя. То есть я хочу сказать, что твои подозрения обретают вещественные доказательства.
Я хотел добавить что-то ещё, но вдруг в памяти моей словно на экране появился образ той самой женщины, что угощала нас молоком в Езерищах. И её прощальные слова, как-то не воспринятые нами в тот момент всерьёз: – Только…, – предупреждающе произнесла она, – у бирюка не останавливайтесь.
– Бирюк, – невольно прошептал я, – а ведь слово «бирюк», по произношению очень похоже на Биру́!
– Что такое «бирюк»? – переспросила Сандрин.
– Старинное название угрюмого и одинокого человека, – неуверенно пробормотал я, – или что-то вроде того. Подобный персонаж описал ещё Тургенев. Но здесь видимо та женщина с молоком говорила не в переносном смысле, а, стараясь копировать звучание фамилии Биру́! Биру – «бирюк», правда же похоже?
– Не улавливаю причины твоего беспокойства? – удивлённо приподняла брови девушка. Что тебя собственно удивляет в его фамилии? Биру́, ну и что. – Да то, что нас ещё вчера предупреждали, чтобы мы не останавливались у какого-то «бирюка»! Если «бирюк», это несколько искажённое произношение фамилии Биру, и если учесть, что наш домовладелец и в самом деле живёт здесь в одиночестве, то выходит, что именно у него нам и не рекомендовали останавливаться!