Вёсел не было ни в алюминиевой лодке, ни в деревянной, но нас это совершенно не смутило. Ещё перед обедом мы специально выстругали два длинных шеста, которые припрятали в траве неподалёку от пристани. Вооружившись ими, мы решительно оттолкнулись от берега и поплыли во мрак, в котором смутно просматривалась ещё более тёмная масса острова. Слабосильный фонарик помогал мало, и, чтобы не сажать батарейку, мы попросту выключили его, благо плыть было относительно недалеко.
Наконец под днищем лодки противно заскрипел песок, и одновременно выпрыгнув за борт, мы с моим другом вытащили нашу лодку на берег. Затем подтянули и деревянный ялик, в котором сидела Сандрин, и лежали наши рюкзаки. Разумеется, пристали мы к берегу совсем не там, где следовало, и какое-то время ушло у нас на определение в пространстве и переход в более удобное место. Вскоре мы вновь оказались вблизи «южного бугра», а в кружке электрического света появились воткнутые нами в землю ивовые веточки.
Слегка поспорив о том, раскапывать оба места одновременно, либо сосредоточиться на каком-нибудь одном из них, мы всё же решили, что будет рациональнее раскапывать только одну яму. Но когда мы принялись спорить какую точку выбрать первой, в нашу перепалку вмешалась Сандрин, которой видимо до чёртиков надоела наша ругань.
– Ну что вы препираетесь как мальчишки? – зашипела она на нас словно рассерженная гусыня. Тут и спорить не о чём! В любом случае вероятность попадания не больше пятидесяти процентов! Давайте приступим к раскопкам у той ветки, которая ближе к воде. И всё, хватит пустой болтовни!
Мы пристыжено замолчали и принялись поспешно и молча натягивать рабочие рукавицы. Затем разобрали лопаты и, установив фонарь так, чтобы его свет не был виден со стороны Местечка, приготовились к работе.
– Ну, Господи, помогай! – с силой первым воткнул Михаил лопату в землю.
Я не ответил ему ничего, поскольку в богов никогда не верил и рассчитывал только на силу собственных рук. Последующие полчаса было слышен лишь противный скрежет металла о мелкие камни, да наше хриплое дыхание. Но вскоре наш первоначальный энтузиазм испарился вместе с первым потом, выступившим на наших спинах.
– Да там ли мы роем? – переместил я фонарик вглубь выкопанной канавки, которую нам удалось углубить как минимум на полметра.
– Боюсь, придётся изрядно попотеть, – устало отбросил лопату и Михаил. Всё же отклонение от гипотетической точки, в которой мог лежать камень с отметиной, могло составить довольно значительную величину. Вдруг этот Владимир был гренадерского роста? Значит, и шаг у него был соответствующий!
– И то верно, – с готовностью согласился я. Пусть его шаг был хотя бы на десять сантиметров шире нашего. На девять шагов набегает девяносто сантиметров! Да если ещё приплюсовать размеры самого камня…
– Ой, блин, – сокрушёно хлопнул себя по бёдрам Михаил, – а ведь и верно! Так что следовало начинать ещё на метр дальше!
– Давай тогда рой оттуда, – указал я остриём лопаты на новый рубеж. А я продолжу отсюда к тебе навстречу. Только так мы перекроем весь диапазон на протяжении целых двух метров.
Вновь заскрипели лопаты и к двум ночи мы стали обладателями окопа полного профиля, из которого теперь высовывались лишь наши головы. Золота, тем не менее, не было видно и следа!
– Может быть, выпьете кофе? – предложила Сандрин, работавшая около нас живым фонарным столбом.
– Это дело, – обрадовался я, – наливай скорее!
Испытывая с непривычки сильную дрожь в ногах и боль в спине, я вскарабкался на земляной бруствер и помог выбраться Михаилу. Попивая кофе, я между делом поднёс часы к фонарю. Время двигалось к трём ночи, и было ясно, что начинать вторую яму бессмысленно. Времени оставалось только на то, чтобы максимально расширить имеющуюся траншею, ибо отклонение от исходной точки могло быть не только по длине, но и по ширине траншеи. Так что, испивши бодрящего напитка, мы со старческим кряхтением спустились в траншею и, натянув на распухшие ладони уже порядком изодранные рукавицы, вновь взялись за шанцевый инструмент.
– Роем строго до четырёх! – предупредил я моего напарника. Нам ведь ещё нужно успеть вернуться, поставить лодки на место и сделать вид, что всю ночь мы честно спали.
– Куда ж деваться, – натужно прохрипел в ответ Михаил, выбрасывая наверх очередную порцию земли, – до четырёх, так до четырёх.
Но оторвать его от землеройного безумия мне удалось только к пяти, – когда небо на востоке начало слегка светлеть. Мы с трудом выбрались из весьма качественно выкопанной ямы и критически осмотрели дело своих рук. Да, это был гераклов подвиг, особенно если учесть, что почва острова была щедро напичкана разнокалиберными камнями, а мы были вовсе не записные землекопы, а обычные московские белоручки. Но долго любоваться сотворённой дырой в земле было совершенно некогда. Подхватив инструменты, мы устало побрели к лодкам. Михаил подал один из шестов, но отрицательным движение руки я отказался им воспользоваться.
– К чему нам какие-то палки, – в свою очередь взмахнул я лопатой, – когда есть вот это?
Обратный путь показался мне намного короче. Наверное потому, что усталость была столь сильна, я грёб в совершенно полуобморочном состоянии, попросту не осознавая окружающую реальность. Кое-как втащив и привязав лодки у лагуны, мы со старческими стонами принялись взбираться на косогор и смогли одолеть его только с помощью вездесущей Сандрин, которая, то подталкивала нас сзади, то тянула за руки. Добравшись до сеновала, мы побросали рюкзаки где попало, и, даже не раздевшись, провалились в бездонный и бесчувственный сон.
Глава двадцать третья: Ночь сплошных разочарований
– Эй, городские лежебоки, вы живы что ли? – донеслось до моих ушей словно через толстую подушку.
– Живы, живы, – испуганно прохрипел я, не узнавая собственного голоса, – скоро выйдем!
– Да-к это как хотите, – более спокойным тоном более спокойно отозвался Болеслав Мартынович, – просто время уже к одиннадцати. Думал, не случилось ли чего? Вставайте когда хотите, мне всё равно надо уходить…
Голова у меня была чугунной даже на ощупь, а тело ныло, словно его всю ночь били палками. Но, мужественно сжав зубы, я преодолел обуревавшую меня апатию и сполз на пол. Мало того, что сполз, так ещё и растолкал своих соратников, дрыхнущих без задних ног. В итоге на кухню мы выбрались только в половине двенадцатого.
– Миша, голубчик, – томно простонала Сандрин, буквально падая на низенькую табуреточку, стоявшую около очага, – свари нам, пожалуйста, кофе.
– Вот ещё, – недовольно фыркнул он в ответ, – тебе хочется, ты и вари!
– В самом деле, Сандрин, – поддержал я его, – что тебе стоит за нами поухаживать? Ты только немного не доспала, мы же, как ты прекрасно видела, пахали, словно кони на ипподроме!
– То же мне, джентльмены! – недовольным тоном отозвалась мигом подобравшаяся француженка. Несколько часов покопали и скисли окончательно. Что же будете делать следующей ночью?
– Ну, уж точно, не кофе тебе варить! – всё так же враждебно отозвался мой друг. Затем, словно показывая, что более разговаривать не намерен, демонстративно отвернулся к окну. Наступила томительная пауза. Все сидели неподвижно и ждали, когда ситуация разрядится сама собой. Первой не выдержала Сандрин. Вскочив с места, она звонко притопнула каблучком и пулей выскочила на веранду, хлопнув напоследок и дверью.
– Вот и правильно, – хмуро бросил ей вслед Михаил, – сходи на воздух, охладись. А то, тоже мне, раскомандовалась тут! Нашла, понимаешь прислугу…!
– Ты что с утра яришься? – двинулся я к плите, намереваясь поискать там что-нибудь съестное.
– Да ну её, – презрительно отмахнулся Михаил, – что-то твоя подруга совсем мне перестала нравиться.
– А что раньше нравилась?
– Раньше другое дело, она умело прикидывалась нормальной девчонкой. Но ты помнишь, что она заявила вчера?
– Напомни, что именно?
– Да то, что, мол, наше золотишко принадлежит Франции! Ты представляешь себе! Мол, вопрос должен решаться на уровне двух правительств! Да она, видать, в своих Европах совершенно охренела! Ну что ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь!
– Что тут скажешь, – запустил я ложку в большую почерневшую от печной копоти сковородку с картошкой, – в чём-то она права! Возможно, с её точки зрения мы именно так и должны действовать. Не будем забывать о том, что она гражданка другого государства. Вот и ведёт себя так, как её со школы приучили. К тому же ей наверняка не хочется оказаться в центре международного скандала чудовищного размера.
– Она в нём точно окажется, если сдуру растрезвонит о нашей находке. И нам геморроя добавит!
– Возможной находке! – уточнил я.
– Возможной, невозможной, – снова завёлся Михаил, – какая на хрен разница! Слушай, Сань, надо бы продумать какой-то план на тот случай, если ей всё же взбредёт в голову действительно обратиться к властям.
– Ага, – хохотнул я, чуть не поперхнувшись едой, – утопить её что ли? Так сказать, не отходя от кассы?
– Может и не утопить, – глубокомысленно изрёк он в ответ, – но что-то вроде того надо сообразить.
Чтобы отвлечь своего друга от слишком мрачных мыслей я поскорее перевёл разговор на повторное посещение Езерищ и разговор о некоем тайнике, будто бы устроенном в этом доме. К счастью моя уловка блестяще удалась, и вместо поисков возможной каверзы для юной госпожи Андрогор, Михаил энергично переключился на этот предмет.
– Где же можно устроить тайник? – забормотал он, склонившись над тарелкой. Чердак? Но туда запросто можно залезть! В стене? Но здесь стены из брёвен. Может быть где-то в фундаменте?
Оставив его за столом, я тихонько поднялся и вышел на веранду. Девушки там не оказалось, и я спустился на улицу. Её красную кофточку я заметил в зарослях сливы у собачьей будки и направился в ту сторону. Наша напарница сидела на корточках и без всякого страха гладила невесть откуда явившегося пса со странным именем. Тот, видимо оторопев от нежданной человеческой ласки, блаженно закатил глаза, и его язык вывалился сквозь щель в зубах, словно розовая тряпка.