. Крышку завинтили на место. Шаги по мостовой. Нокс, едва дыша, осторожно выглянул и увидел Петерсона, входившего в помещение заправки, чтобы расплатиться. Он перелез через спинку сиденья, намереваясь вылезти, но его взгляд упал на листки, лежавшие на пассажирском кресле. Сверху была распечатка из журнала раскопок Гейл, потом ее фотография с двумя археологами из команды Фатимы. Он похолодел и взял последний листок. Еще одна распечатка из сайта, на этот раз со схемой проезда к комплексу Фатимы в Гермополисе. Так вот в чем дело! Петерсону не давала покоя мысль о том, что в ноутбуке Гейл остались фотографии.
Стукнула дверь. Нокс выглянул и увидел возвращающегося Петерсона. Времени и возможности вернуться на прежнее место уже не было. Он успел нырнуть под сиденье водителя, и Петерсон сел за руль.
ГЛАВА 41
I
— Люди из авиакомпании, — сказал Огюстэн. — Вы куда-то уезжаете?
Девушка понимающе улыбнулась:
— Я здесь, чтобы убедиться, что вы в порядке, а не разговаривать.
— А если я не в порядке? Я думаю, что у меня серьезные травмы. И мне нужен нормальный врач.
— Для человека на смертном одре вы демонстрируете удивительную прыть. Кроме того, я знаю свое дело. Правда. И боюсь, у вас нет выбора — или я, или никто. Мне и так было сложно уговорить мистера Гриффина… — Она осеклась, раздосадованная, что и так сказала слишком много, сама того не желая.
Огюстэн не стал настаивать. Если он будет упорствовать, то только восстановит ее против себя. У стены стояла скамейка для ног, чтобы можно было дотянуться до верхних полок. Она встала на нее и стала осматривать его голову, аккуратно раздвигая волосы, чтобы обработать ссадины. Перед его глазами оказалась ее блузка — он заметил веснушки на бледной коже между пуговицами и жесткие чашечки консервативного белого лифчика. Она промыла ссадины дезинфицирующим раствором, и он, стиснув зубы, постарался не вздрогнуть. Она спрыгнула со скамейки, повернулась к нему лицом и, отогнув ему веки, заглянула в глаза. Радужная оболочка глаз оказалась пестро-голубой, а зрачки при взгляде расширились.
— Снимите, пожалуйста, рубашку, — сказала она.
— Как вас зовут? — спросил он.
— Пожалуйста. Вы слышали мистера Гриффина.
— Просто имя. Я же больше ничего не прошу.
Она неохотно улыбнулась:
— Клэр.
— Клэр! Мне нравится это имя! — Он осторожно расстегнул рубашку. — Вы знаете, что по-французски это слово означает «свет»?
— Да.
— Оно вам подходит. Мою бабушку тоже звали Клэр. Чудесная женщина. Правда, чудесная! У нее были самые добрые руки.
— В самом деле?
— Честно! — Он поморщился от боли, вытаскивая рубашку из-под ремня. И смущенно посмотрел на живот, жалея, что в последнее время не следил за собой. — Значит, вы — археолог, Клэр?
— Я с вами не разговариваю.
— Думаю, что так и есть, раз вы здесь работаете.
Она вздохнула:
— На самом деле я — администратор проекта. Дело в том, что я немного говорю и пишу по-арабски.
— Говорите по-арабски? Откуда?
— Мой отец занимался нефтью, и я выросла в Персидском заливе. Сами знаете, как легко выучить язык в детстве. Думаю, что именно поэтому преподобный Петерсон и пригласил меня к ним присоединиться. Плюс мои познания в медицине. Они никогда не бывают лишними в таких местах.
— В таких местах?
Она покраснела и опустила глаза.
— Ну, вы понимаете.
— Нет, — нахмурился Огюстэн. — Думаю, что не понимаю. Если, конечно, вы не имеете в виду места, слишком примитивные, чтобы иметь своих докторов?
— Я совсем не это имела в виду, — запротестовала она. Как я уже говорила, я выросла на Ближнем Востоке. Мне здесь очень нравится. Просто дело в том, что даже дома молодые люди не очень-то любят ходить по врачам. А за рубежом, когда они даже не знают языка… — Она постаралась улыбнуться. — Вы же знаете американцев. Они — не самые лучшие путешественники.
— А какие именно у вас познания в медицине? Если уж мне предстоит вам довериться.
Она положила ладони ему на грудь, осторожно прощупывая ребра и следя за выражением лица, чтобы узнать, где становилось больно.
— Я изучала медицину пять лет.
— Пять лет? А потом просто бросили?
— Мой отец заболел. — Она наклонила голову, сомневаясь, стоило ли рассказывать незнакомому человеку так много. — И потерял работу. У него не было… нужной страховки. Мать к тому времени умерла. А ему требовался уход.
— И вы взяли его на себя?
Она кивнула, погружаясь в воспоминания.
— Вам когда-нибудь приходилось ухаживать за умирающим? — спросила она.
Он отрицательно покачал головой:
— Нет, только за самим собой.
— Петерсон и его церковь сделали для нас очень много. У них столько чудесных благотворительных программ. И даже хоспис, где мой отец… Вы понимаете. Плюс приют для сирот и кров для бездомных, много разного. Они — хорошие люди. Правда. И преподобный — хороший человек.
— Так вот почему вы здесь. Чтобы отблагодарить их?
— Наверное.
— А почему вы вчера уехали с раскопок?
Она потерла нос, делая вид, что не расслышала или не поняла. Но Огюстэн молчал. Она не выдержала затянувшейся паузы и, смутившись, спросила:
— О чем это вы?
— Я вчера приезжал сюда вместе с полицейскими, чтобы опросить свидетелей. На пути сюда я видел, как Гриффин увозил вас на машине. Зачем он вас прятал?
Она с трудом проглотила слюну.
— Никто меня не прятал.
— Нет, прятали!
Она подняла глаза, и их взгляды встретились. Огюстэн почувствовал, как громко забилось у него сердце. Клэр отвела глаза — ей было явно не по себе.
— С вами все в порядке, — сказала она, собирая на поднос медицинские принадлежности. — Синяки и ушибы. Ничего страшного.
— Вы знаете, что случилось той ночью, так ведь? — спросил Огюстэн. — Вы знаете, что произошло с Омаром и Ноксом.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Отлично понимаете, — возразил он. — Расскажите мне.
Но она бросилась к двери и начала стучать, чтобы ее выпустили.
II
— Сети I? — переспросила Лили.
— Фараон начала Девятнадцатой династии, — ответила Гейл, продолжая отгребать пальцами песок. — Он пришел к власти примерно через пятьдесят лет после Эхнатона и похоронен в Долине царей.
— И при чем здесь он? — поинтересовался Стаффорд.
— Его гробница на первый взгляд казалась достаточно простой. Входная шахта вела в погребальную камеру, перед которой располагался грязевик.
— Совсем как здесь?
— Да, и в Царской усыпальнице тоже. Но выяснилось, что грязевик на самом деле был вовсе не грязевиком. Это была шахта, которая вела в настоящую погребальную камеру. Ее сделали похожей на грязевик, чтобы обмануть потенциальных грабителей гробниц. Правда, это не помогло.
— И ты думаешь, что здесь то же самое? — спросила Лили. — Погребальная шахта?
— Очень может быть, — кивнула Гейл. — Не понимаю, как это не пришло мне в голову раньше.
— Шахта в гробнице Сети достигала ста метров. Но это — исключение. Обычно погребальные шахты не превышают нескольких метров. А эти иероглифы означают, что мы до чего-то добрались.
— И что из этого? — пробурчал Стаффорд. — Мы все равно не сможем выбраться.
— Это верно, — согласилась Гейл. — Но это может дать воде куда стекать. Или есть другие предложения?
— Нет, — признал Стаффорд. — Других предложений нет.
III
На стук Клэр никто не ответил. Она снова забарабанила в дверь. И снова ничего. Огюстэн медленно к ней приблизился, изо всех сил стараясь не напугать. Она прижалась спиной к стене и, как щитом, прикрыла грудь подносом — лекарства посыпались на пол.
— Отпустите меня, — умоляюще сказала она, отводя глаза.
— Я прошу вас только выслушать.
— Пожалуйста!
— Одну минуту. Я больше не прошу.
Она отвернулась, испытывая неловкость от его близости и от того, что их тела соприкасались.
— Хорошо, — сдалась она. — Одну минуту.
— Спасибо. Меня сейчас не волнует, что случилось с Ноксом и Омаром. Вернее, мне это очень важно, но все это может подождать. А сейчас мне нужна ваша помощь, потому что моя очень хорошая знакомая находится в смертельной опасности и без вашей помощи может погибнуть.
Клэр была застигнута врасплох. Такого поворота она никак не ожидала.
— Знакомая? Кто именно?
— Молодая женщина по имени Гейл Боннар. Она — археолог в…
— Заложница?
— Так вы знаете о ней?
Она скривилась.
— Ее показывали по телевизору все утро.
— Тогда вы все видели, — обрадовался Огюстэн. — Вы наверняка обратили внимание на ее позу.
— О чем это вы?
— За день до похищения мой друг Нокс послал ей фотографии того, что вы здесь нашли.
— Мы здесь ничего не находили.
— Она их увеличила и отослала обратно. Вспомните, как она сидела на записи. Точно так же, как на…
— Мозаике! — воскликнула Клэр.
— Так вы ее видели! — вскричал Огюстэн.
— Нет! — Но отрицать очевидное стало глупо, и она это поняла. Она оттолкнула Огюстэна и начала подбирать упавшие лекарства.
— Клэр! — умолял он. — Послушайте! Гейл послала сообщение, каким-то образом связанное с мозаикой. Мы не можем это выяснить, потому что фотографии пропали. Нам нужно найти оригинал. От этого может зависеть ее жизнь.
— Я ничем не могу помочь.
— Нет, можете! Вы — доктор, вы учились на доктора и хотели им стать. Спасение жизней — ваше призвание. Вы должны ей помочь. Она может умереть, если вы не поможете.
— Прекратите!
— Вам не нравится то, что здесь происходит. Я это знаю. Иначе вы бы не стали настаивать на моем осмотре. Со мной все в порядке. Забудьте обо мне. Но с Гейл — нет! И с другими двумя заложниками тоже! Им нужна ваша помощь! Как вы можете им отказать?
— Эти люди — мои друзья! — сказала она, вновь начиная барабанить по двери.
— Нет, Клэр. Они используют вас, потому что вы знаете арабский и у вас есть медицинский опыт и потому что они рассчитывают на вашу преданность после того, как помогли вам с отцом. Вот и все. Они называют себя христианами, но вы можете себе представить Христа, поступающего так же? Вы можете представить, чтобы он скрыл информацию, от которой зависят жизни двух женщин и…