Некоторым бойцам присылали из дому, полевой почтой, маленькие химические грелки: «просто добавь воды», сунь в карман — вот и немного теплей.
В те дни Райнер сдружился с сослуживцем по имени Герхард. Они много говорили о довоенной жизни.
Чаще — о том, чему учились после школы. Один рассказывал про кредиты, векселя и облигации, а я другой — про муниципальные дела (Райнер после школы пару месяцев послужил в местной администрации). А еще они говорили про устройство Вселенной и — надо же — про Бога.
На батарее Райнер состоял при так называемом Kommandogerat (командный прибор?). Это такая штука, которая крутится на подставке и ведет самолет, пойманный радаром. Ведет — и замеряет скорость и расстояние до него, чтоб ловчей прицелиться.
Обращению с этим прибором начинающих зенитчиков учили профи: унтер-офицер Кунст («искусство») и обер-ефрейтор Херинг («селедка»). Причем Кунст уверял, что до войны был миссионером. Может, и правда? Чего только не бывает. У этого Кунста над койкой висел самодельный плакат: «Человека надо помучить, чтоб ему веселей было помирать!» Что-то такое позже сформулировал Веня Ерофеев — в жизни всё должно делаться медленно и неправильно, чтоб человек не загордился.
Еще ветераны инструктировали караульных: не отзывается человек на «Стой, кто идет?» — никаких предупредительных выстрелов! Сразу открывать огонь на поражение! Война же. Райнер часто про это вспоминает и до сих пор радуется, что никто на него не вышел, когда он стоял в карауле. Конечно, он про это вспоминал, когда немцы судили пограничников — тех, что стреляли в беглецов из Восточного Берлина в Западный, через Стену.
Летом 1944-го Райнера и еще одного его сослуживца послали в Шонгау, что в Баварии — в артиллерийскую школу, на двухмесячные курсы. Повысить квалификацию.
По пути они на пару часов притормозились в Мюнхене, где раньше не бывали, и там даже сходили… куда? Ни за что не угадаете: на выставку монументальной скульптуры. Ну понятно: фигуры мускулистых красавцев, как и у нас, это было модно и у нацистов тоже. Этими шедеврами собирались украсить обочины автобанов. Построенных, как известно, Гитлером. Как странно, что фюрер смог это сделать 80 лет назад! Обогнал своё время и многие страны…
Забавно, что в той артиллерийской школе, где учились защитники Рейха, замполитом — Politoffizier — был не кто иной, как Франц Йозеф Штраусс, коллега нашего Прилепина! Штраусс — то есть «букет» — позже, после войны, как водится, всё осознал, перековался и стал пламенным демократом. У нас с секретарями обкомов КПСС случалось что-то похожее. Они были кем-то вроде Politoffizier, ну как в Рейхе.
В той школе было хорошо то, что из ее окон открывался чудесный вид на снежные вершины Альп. А плохо — то, что курсантов гоняли в марш-броски и заставляли окапываться — причем саперной лопаткой. Стоило ли ради этого переться в Баварию?
На обратном пути в часть Райнер решил сделать крюк, завернул в Тюрингию — и заехал домой! Повидал мать и сестру. Кстати, после этого они потом долго, три года с лишним, не виделись.
По возвращении в часть оба курсанта узнали, что их объявили дезертирами! Опоздали же. Но, поскольку самоволка сильно не затянулась и они таки вернулись в часть добровольно, обошлось пятью сутками ареста — всего-навсего. У них там на губе разрешалось читать — правда, только одну книгу, угадайте какую. Не Библию, но — Mein Kampf! Райнер как любитель чтения и от нечего делать изучил этот модный труд. Оттуда он до сих помнит такое поучение фюрера: выступая перед аудиторией, подстраивайся под ее менталитет, предугадывай ее вопросы и, не дожидаясь, пока их зададут, отвечай на них прямо в речи!
Когда Райнера и его дружка выпустили из-под ареста, они узнали сенсационную новость про покушение на Гитлера. Сразу после этого в армии отменили отдачу чести прикладыванием руки к козырьку. Раньше только в СС зиговали, а после покушения даже зенитчиков обязали вскидывать руку в нацистском приветствии. Впрочем, это, как тонко шутит сегодня Райнер, не помогло…
— А как правильно зиговать? — спросил я его, учили ж человека, муштровали. — Как фюрер, лениво так лапкой взмахивать?
— Нет, что ты! Надо вскидывать прямую правую руку. Почти горизонтально.
— Почти горизонтально? Это как? Сколько градусов?
— Эээ… Про градусы не знаю. Могу только сказать, что пальцы должны быть на уровне глаз.
— А рука как — наискосок?
— Нет, нет! Сразу видно, что ты не служил. Рука прямо, прямо вперед!
Ага! Вот оно что! Будем знать. Так, для общего развития. Для истории.
Райнер вспоминает, какое было тогда настроение у немцев: все уже поняли, что время больших побед — позади. Ну да, зимой 1944-1945-го немцы довольно успешно наступали в Арденнах и даже чего-то там взяли, какие-то территории, но это было уж слишком на местном уровне. Общий настрой — не только в зенитной батарее, шире — был такой: так выйти из войны, чтоб не стать в ней проигравшими. Серьезный замах! Надо же, какие они были мечтатели и оптимисты! А кто же, по их мнению, должен был стать проигравшим — Пушкин? Пропаганда, что ли, так действовала?
Пораженческих настроений в их части не было, как ни странно. Напротив — много было разговора про новое чудесное оружие, Wunderwaffe, типа «рука Всевышнего отечество спасет». Поводы для оптимизма вроде ж имелись: Райнер своими глазами видел реактивный «Мессершмитт»! Который, правда, был limited edition. Знаменитые «Фау-2», «Фау-1» — это всё было, обсуждалось, но немцы знали, что и до Англии это оружие возмездия нечасто долетало, а про Америку и говорить нечего. Но у фанатиков была надежда, что немецкие технические гении напрягутся и успеют довести до ума чудо-ракету! И враг будет разбит!
(Я переводил на одной высокой тусовке — рассказ человека, который встречался с Вернером фон Брауном. Не в войну, конечно, а сильно после, через 20 лет. Фашистский ракетчик, ветеран партии, в отличие от своего коллеги Сергея Палыча, в лагерях не сидел, как это ни странно. Старый нацист тихо, мирно и верно служил Америке, делал ей замечательные ракеты — их клепали как сосиски! Одна из которых, в отличие от брички, что не могла добраться до Петербурга, — долетела аж до Луны. И, кстати, даже вернулась обратно.
Человеком тем нашим был космонавт Леонов! Алексей Архипыч. Он рассказывал про знаменитого фашиста:
— Этот их Вернер фон Браун — ну что он? Я с ним встречался на конгрессе астронавтики, в Афинах, в 65-м. Сидел рядом с ним и его женой, которую, надо же, вы будете смеяться, звали Евой Браун! Он мне говорил: «Я знал, что так будет, что человек полетит в космос, — но не думал, что так скоро…» Почему, кстати, их ракеты «Фау-2» падали? Там тонкий механизм, гидравлика, золотниковое управление, трубочки, туда песчинке достаточно было упасть — и всё летело к черту, а не куда надо. Вот русские пленные, которые у Вернера работали, песочек и подсыпали. То есть ракеты взлетать — взлетали, но вместо того чтоб устремиться к цели, тут же падали. Вернер мне признался, что он тогда искренне возмущался: «Как же они могли мне такие подлянки устраивать? Я же их из лагерей повытаскивал, я думал, люди будут нам благодарны, что мы их спасли от смерти, и питание давали хорошее, простыни чистые…» Нет, им не понять. Что русскому хорошо, то немцу смерть.)
Что касается атомной бомбы, то про нее зенитчики и не слыхали в те времена. А если б услышали, то ничего б не поняли.
Сегодня, задним числом, Райнер легко разглашает мне немецкие военные тайны 1945 года. Из них самая страшная — про оружейный завод Hanomagwerk, вот его-то и надо было с особым усердием охранять от вражеской авиации.
Хотя Ганновер лежал весь в руинах, массированные налеты союзников не прекращались. На город одна за другой шли армады бомбардировщиков, их рев был слышен за много километров. Опытные зенитчики издалека могли угадать, на Ганновер идут «Летающие крепости» — или уже свернули на Берлин.
Райнеру запомнилось, как на Троицу 1944-го союзники бомбили нефтеперерабатывающий завод в Мисбурге, под Ганновером. Атаки шли волнами, одна за другой. Какие-то бомбы таки попали в цель — и завод загорелся, дым стоял столбом. Пепел и копоть от пожара садились на страницы книжки (название ее, увы, забылось), которую Райнер читал в паузах между налетами, — бумага из белой на глазах превращалась в темно-серую.
Про тяготы фронтовой жизни Райнеру особенно и нечего было рассказать. Ну, отпуска отменили и увольнения были редко, так а что вы хотели — война все-таки. В принципе можно было б и давать отпуска, какие там в Рейхе концы, это ж не Сибирь — но железные дороги бомбили, часто поезда шли в объезд, и отпускники могли застрять в тылу надолго.
Какие еще были тяготы? Ну, муштра не прекращалась. За провинности бойцов гоняли по плацу. Особо славился своей вредностью унтер Генике, у него было фирменное уникальное ругательство:
— Я вас всех переклепаю!
Война войной, а обед по расписанию, как говорится. Кормили немецких солдат, вспоминает Райнер, вполне сносно: овощи, картошка — и даже колбаса! А иногда обед был из двух блюд — кроме второго, давали суп из крупы.
Слышал я разговоры, будто в вермахте офицеры и солдаты получали одинаковую пайку, но вот Райнер рассказал мне, что немецкому комсоставу готовили отдельно. Все-таки. Мне приятно это слышать, а то как-то напрягали разговоры, что у нас офицерам давали деликатесы, которых солдаты не видели, а фашисты были якобы демократичней. Так нет!
В апреле 1945-го стало ясно, что le jeu est faite, rien ne va plus, как мы с Райнером выражались на нашем ломаном французском (игра сделана, ставок больше нет — фраза из казино). В какой-то апрельский день, число уж не вспомнить, англичане вышли к Ганноверу. Они взяли мост, который прикрывала «наша» зенитная батарея — ну и на кой теперь она? Чего защищать? Англичане ж не будут бомбить своих. К тому же и снаряды на батарее кончились. И тогда зенитчикам раздали Panzerfaust (фаустпатроны), по одному на двоих, эта штуковина нам известна по военным фильмам — это такая тонкая труба на плече, а из нее торчит некая как бы булава, вот она, собственно, и была противотанковым снарядом. Приказ был — остановить английское наступление. Бойцы спрятались на обочине дороги в каких-то руинах, затаились и стали ждать приближения противника…