С каждым днем гитлеровцы становятся злее. Покорение Крыма оказалось вовсе не увеселительной прогулкой, как обещало высокое начальство. Выматывает силы фашистов героический Севастополь, в лесах появились партизаны.
Ежедневно командование вывешивает на стенах грозные приказы: населению запрещается выходить на улицу после восемнадцати часов, собираться группами, покидать город без разрешения комендатуры.
За все нарушения одна мера наказания — расстрел.
Жители города ведут себя смирно. Но кто знает, что кроется за внешней покорностью? Откуда появляются на стенах рядом с официальными приказами и сообщениями комендатуры листовки с текстом Советского информбюро?
...Наконец поляна пройдена. Надвинулся лес. Ян быстро зашагал по тропе, держась в спасительной тени деревьев.
Поворот, еще поворот... Вот и лаз в пещеру «Каменное кольцо».
Мальчик свистнул. Из пещеры послышалось сиплое мяукание. Это Джо выражал свою радость. Когда хозяин показался у входа, восторг переполнил душу тигренка. Он подскакивал, катался по земле, старался просунуть голову под рукав дрессировщика. Забавно огрызался на мешавшую ему цепь. За последние месяцы Джо заметно вырос. Морда его потеряла добродушное выражение, мурлыкание стало напоминать рычание.
Ян высыпал из мешка угощение и, пока тигр грыз могучими клыками кости, грустно смотрел на него. Джо голодает, это ясно. Разве можно насытить такого зверя кормлением один раз в сутки? А скоро и такой возможности не будет. Сам раздобыть пищу тигр не может — мешает цепь.
Да, пожалуй, решение, которое принял Ян несколько дней назад, единственное...
Тигр уничтожил все до последней крошки, недовольно рыкнул на пустой мешок. Мальчик напоил зверя водой, ласково потрепал за ушами. Потом снял цепь и вывел четвероногого друга из пещеры.
Тигренок жадно втянул воздух, принюхиваясь к холодному ветру. Ян вдруг привлек к себе Джо, уткнулся лицом в золотистую шерсть.
— Прощай, дружище!
Он ослабил ошейник, расстегнул пряжку.
— В лесу найдешь поживу. Только от человека держись подальше.
Юный укротитель отошел в сторону. Джо удивленно озирался. Давно он не чувствовал себя свободным.
— Что же ты? Уходи!
Тигренок не хотел уходить. Он сделал несколько шагов к хозяину. Ян поднял мешок, изо всех сил размахнулся, швырнул его в кусты.
— Алле!
С коротким рыком тигр прыгнул следом. Цепь не тянула обратно. Еще несколько прыжков, и тигр слился с тенью деревьев.
Мальчик, спотыкаясь, бросился вниз. Он знал: если позвать Джо, тот вернется. Но нельзя, нельзя! В лесу он может выжить, в пещере пропадет.
Ян почти бежал, все удлиняя расстояние между собой и своим другом.
Глава VIII. Ян снова становится артистом
Редкие снежинки ложились на землю. В этом году стояла не по-южному суровая зима. В дощатом сарае, где жила Таня, стало еще холоднее.
Дедушка дремал. Он теперь спал очень много, слабость мешала ему двигаться.
Таня укрыла дедушку всеми одеялами, какие имелись в их несложном хозяйстве, и раскрыла книгу.
По настоянию Захара Игнатьевича девочка каждый день садилась за учебники, повторяла пройденное, изучала новое. Постепенно часы занятий с дедушкой стали для Тани долгожданной радостью. Они как бы возвращали ее в школу, к любимым учителям. Если б еще Дмитрий Николаевич был здесь!
Не раз Таня размышляла о том, что не так уж они с дедушкой одиноки. Встречая их, соседи ласково улыбаются, охотно делятся последним куском хлеба.
Борьба, которую вел народ с незваными пришельцами, усиливалась. Гитлеровцы теперь уже боялись показаться в лесах, немецкие склады взрывались, дома, где квартировало начальство, горели.
Недавно взлетело на воздух здание комендатуры вместе с комендантом. Теперь ожидали приезда нового.
Чьими руками все это творилось, Таня не знала. Но, несомненно, эти отважные люди были близко.
Часто к ним в сарай забегала Настя. И тогда все становилось, как в прежние времена. Дедушка оживлялся. Разговор шел вокруг профессии педагога. Леня подсмеивался над «старыми, заслуженными учителями», пророчил — будущее принадлежит не им, а летчикам.
— Летчиков кто воспитывает? — возмущались педагоги.
— Жизнь, — серьезно отвечал Леня. — Вот увидите, какие перед ними откроются просторы! Полетим к дальним звездам, а, Тань-цзу? И Яна со зверушками возьмем.
— Обязательно, — с улыбкой отзывалась девочка.
Настя вполголоса запевала свое любимое:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...
В такие минуты Тане казалось, что нет ни войны, ни фашистов, что она снова в лагере, где Настя была пионервожатой, и озорные шестиклассницы, сидя у костра, распевали :
От сердитой нашей Насти
Так и жди себе напасти!..
Настя, ничуть не обижаясь, подтягивала ребятам. Костер аккомпанировал — трещал. Искры, танцуя, уносились в синюю даль...
Но однажды Настя пришла не такая, как всегда. Таня только что затопила печку-времянку: погода была холодная. Девушка молча села, протянула озябшие руки к огню. Леня с тревогой смотрел на нее. Потом они вполголоса, чтобы не разбудить дедушку, завели ничего не значащий разговор о занятиях в новой школе, которую немцы собираются открыть для русских детей.
— Нелегко им будет найти учителей, — заметил Леня.
Настя согласилась: да, нелегко. И вдруг странным голосом сказала:
— Люблю огонь. Он сжигает все нечистое. Правда?
Леня собирался что-то ответить, но во дворе послышался тихий свист. Настя поднялась.
— Пойду, — бросила она.
— Подожди! Посмотрим, какой соловей свистит.
Леня отстранил девушку и вышел. Настя замерла на пороге, стиснув руки. Таня наблюдала за ней из темного угла. Казалось, тень больших событий легла на тесный сарай.
Брат вернулся скоро.
— Просят тебя, Тань-цзу! — сказал он. — Пробрал я твоего соловья за свист в чужом дворе. Еще хорошо, что Хеслен уехал.
Настя вздохнула с заметным облегчением. Таня шагнула за дверь и увидела Шурика. Тот быстро сунул ей в руки сверток.
— Помнишь, обещал геометрию? Возьми!
— Что ж так поздно? Зайди погрейся!
Но Шурик исчез так же внезапно, как появился. Таня, недоумевая, пожала плечами. Идти вечером с другого конца города ради геометрии?
Возвращаясь, Таня столкнулась с братом и Настей.
— Пойду провожу, — шепнул Леня. — Возможно, задержусь.
...Утром, накинув старенькое пальто, Таня пошла в аптеку за лекарством для дедушки. Частную аптеку держал знакомый провизор, он отпускал девочке капли по старому рецепту врача.
Таня шла мимо опустевшего павильона с выбитыми стеклами, где раньше курортники играли в шахматы, читали газеты. Ветер трепал обрывки старого плаката, на котором еще можно было разобрать слова:
«Прогулки на катере — лучший отдых. Билеты за углом».
Рядом с плакатом белел квадратик бумаги. Таня присмотрелась к нему. На кусочке картона тушью четко написано:
«ТОВАРИЩИ!
Севастополь героически держится. Второй штурм отбит. Советская Армия разгромила гитлеровцев под Москвой. Такая участь ждет врага везде. Победа будет за нами!»
Не первый раз видела девочка такие листовки. Они обычно появлялись вместе с отпечатанными на машинке свежими сводками Совинформбюро.
Вчера вечером этой бумаги здесь не было — Таня помнила отлично. Она в раздумье стояла возле плаката. Вдруг сзади раздался голос брата:
— Что ты здесь делаешь?
— Леня! — Девочка обрадованно повернулась. — Где ты пропадал всю ночь? Я читала...
— Тсс! — Леня сжал руку сестры и громко, возбужденно заговорил: — Наша команда выиграла со счетом 3 : 0. Дали-таки сухую! Ребята с Пушкинской не футболисты, а одно недоразумение.
Таня ничего не понимала. Какая команда? Какие футболисты?
Леня продолжал:
— Я тебе все расскажу. Потеха, да и только! Они так переживали! — А сам незаметно тянул девочку домой.
Мимо прошел патруль. Толстый ефрейтор угрюмо покосился на подростков, но они уже стояли возле своей калитки.
Войдя во двор, Леня другим тоном спросил:
— Ян дома?
Таня покачала головой.
— Ушел на рассвете к нашей пещере за хворостом.
— Ладно — может, еще придет. Время у меня считанное.
В сарае он снял куртку, натянул полушубок с продранными локтями. Попросил сестру:
— Затопи, Танюша, печку.
Таня поднесла спичку к заранее заготовленным сухим щепочкам, поставила воду в старом чайнике.
Леня присел возле печки на корточки, сунул в огонь сверток бумаг, вынутый из кармана.
Лицо его было задумчиво и печально. Таня молча наблюдала за ним.
Прошло несколько минут. Леня поднялся.
— Посмотрю, не идет ли Ян.
Он вышел во двор. Таня взяла веник, подмела мусор. Скомканная бумага с обгорелым краем привлекла ее внимание. Девочка развернула комок, расправила край. Перед ней была та же листовка, что и на стене в павильоне. Так вот что!..
— Таня! — Голос дедушки звучал еле слышно. — Налей кипятку, озяб я.
Оставив находку на полу, Таня налила Захару Игнатьевичу отвар шиповника, заменявший чай, поправила подушку. Дедушка снова закрыл глаза.
— Снилось, письмо Борис прислал. Это ты с кем говорила? — пробормотал он.
Тане не пришлось отвечать. Брат вошел со двора и плотно прикрыл за собой двери. Он казался бледней обычного.
— Яна пока нет, — Леня сел возле Тани на ящик. — А мне уходить надо.
— Из-за этого? — Таня указала на полуобгоревшую листовку.
Леня кивнул.
— Сожги ее немедленно, Тань-цзу! Я чуть не попался. Сейчас за забором снова видел патруля. Ищут тех, кто расклеивал ночью листовки.
— Ты и Настя? — невольно вырвалось у Тани.
Леня ничего не ответил, но по взгляду его Таня поняла: да.
— Могут прийти за мной, — продолжал Леня. — Будут спрашивать, скажете — вещи пошел менять. Куда — не знаете. Понятно?