Почему золотоволосая певунья и хохотунья, мама Сени Коврова, превратилась в истощенную женщину с землистым лицом, а работать на немцев отказывается? Почему все жители их улицы всегда поддерживают друг друга, а когда мама попросила однажды у соседки коробку спичек, та с презрением захлопнула дверь.
А Таня? Таня, которая не пошла в немецкую школу для русских детей, где теперь учится Маша. Она голодает, зябнет. Даже обуви крепкой нет, чуть не босиком ходит по снегу. Зато держится так, будто не Краузе, а ее дедушка по-прежнему хозяйничает в квартире.
Однако вопросы эти недолго мучили Машу, игра в сыщики была занятной, а сладкие «премии» вкусными. Когда Маша рассказала Краузе о существовании пещеры «Каменное кольцо», то получила в награду большой ореховый торт.
«И ведь я никому вреда не делаю, — рассуждала Маша. — Жалко, что ли, если немцы посмотрят «Каменное кольцо»?»
...Номер Яна закончился под бурные аплодисменты. Посетители довольно грязного ресторанчика без умолку кричали «бис!».
Пришлось заставить Каро повторить «Танец на передних лапах». Больше всех веселилась и хлопала в ладоши Маша. Вместе с нарядно одетой матерью она сидела за столиком рядом с Краузе и чувствовала себя совсем взрослой. Еще бы, первый раз на вечернем представлении!
Ян весело улыбался, кланялся. Маше он отдельно послал воздушный поцелуй, и девочка сразу простила поляку прежнее холодное отношение.
Когда выступление кончилось, Краузе жестом подозвал юного артиста.
— Посиди со мной и дамами, — он подвинул мальчику стул, а Каро бросил жирную кость. — Вы ведь старые знакомые с фрейлейн.
Ян низко поклонился Клавдии Матвеевне. Девочке он подмигнул и принялся жонглировать соусником и вилками, да так ловко, что ни одной капли подливки не пролил на скатерть. Маша хохотала.
Публика за соседними столиками принялась аплодировать, забыв об эстраде, на которой пара эксцентриков исполняла акробатический танец.
— Не отнимай — как это? — хлеб-соль других артистов, — пошутил Краузе. — Кушай с нами. Битте!
Ян с аппетитом уничтожал жаркое, весело болтая с Машей.
Краузе с улыбкой наблюдал за ребятами.
— Ви есть счастливая мать, фрау Клавдия, — галантно обратился он к соседке.
Посетителей за соседним столиком обслуживал сутулый, слегка прихрамывающий официант, густо посеребренный сединой. Несмотря на солидный возраст, работал он легко, ловко. Подавая блюдо котлет, официант наклонился к столу и Маша заметила, что усы у него странно обвисли.
— Ой, смотрите, у этого дядьки сейчас оторвется ус! — воскликнула Маша.
В ресторане было шумно. Никто не обращал внимания на седого человека. Официант поставил дымящееся блюдо на стол и пошел к выходу. Услышав возглас Маши, Краузе пристально вгляделся в пожилого человека:
— Вот этот, фрейлейн?
Маша хотела ответить, но вдруг отчаянно закричала: Каро зубами впился ей в ногу, обутую в шелковый чулок. Поднялся переполох. Девочка рыдала. Испуганная мать поила ее холодной водой. Ян сурово отчитывал Каро:
— Будешь наказан! Разве фрейлейн виновата, что наступила на кость? Ей не нужна твоя еда. Фу!
Краузе поспешно вышел из ресторана, дал знак ожидавшей возле машины охране. Солдаты окружили помещение.
Между тем «официант» скрылся в маленькой каморке недалеко от выхода, сбросил с себя сюртук, сорвал усы, натянул овчинный полушубок...
А спустя несколько минут мимо гестаповца, внимательно осматривавшего улицу, прошел дворник в шапке-ушанке и овчинном полушубке, с метлой в руках.
И в тот же момент из дверей выскочил Краузе с револьвером в руках. Дворник обернулся.
— Капитан Кравцов? Герой Одесса? — нацеливая револьвер, насмешливо спросил Краузе. — Мы, кажется, встречались, а?
Три солдата уже бежали на помощь Краузе. Кинулся и шофер машины, ожидавшей «шефа». Но тут произошло неожиданное. «Дворник» выбил оружие из рук Краузе, раскидал в стороны двоих солдат и очутился в автомобиле.
Прежде чем Краузе и остолбеневший от неожиданности шофер успели прийти в себя, машина взревела и ринулась во тьму путаных переулков.
— Огонь! — заорал фашист, бросаясь следом. — Стреляйте, негодяи! Цельтесь в колеса. Шнелль!
Но пули не смогли догнать автомобиль. Торжествующий рокот мотора замер в отдалении.
Глава XI. Джо переносит операцию
В лесу полная тишина. Изредка треснет сухая ветка бука, надломившись под тяжестью снега. В ночном полете тяжело захлопает крыльями сова. И снова все стихнет.
Лунный свет искрится на заснеженных полянах, неподвижны черные тени деревьев...
Человеку, попавшему в спящее лесное царство, наверняка покажется, что на многие километры вокруг нет ни жилья, ни одной человеческой души.
Но если пристально, очень пристально вглядеться в прогалину между великанами буками, можно увидеть неопределенные очертания утонувшей в сугробах землянки. Дощатая дверь замаскирована хворостом.
Вот она приоткрылась. Слабый огонек блеснул изнутри. Сидящий за столом мужчина в кожанке поднял голову.
— Дмитрий, ты?
— Он самый!
В землянку вошел, топая валенками, плотно закутанный партизан. Расстегнув телогрейку, облегченно вздохнул:
— Теплынь у тебя, командир.
Командир оглянулся на самодельную печку из старого автомобильного бака, в которой весело потрескивало пламя. Блеснули в улыбке ровные зубы.
— Иначе чернила мерзнут. Не одолеть писанины. — Он стукнул рукой по сводке, куда заносил последние боевые операции отряда, и вопросительно взглянул на вошедшего.
Тот нахмурился:
— Ничего нового. Пока не вернулся.
Оба помолчали. Командир склонился над сводкой.
— Кого послал в разведку, товарищ Капустин? — спросил он тихо.
— Каратова и Росинкина. Оба хорошо знают окрестности.
— Леня Росинкин еще мальчик. Поручение опасно. — Командир недовольно отбросил ручку. — Гитлеровцы поднялись выше. Есть сведения, что район пещеры занят немцами.
Капустин сел ближе к огню, раскрыл планшет.
— Здесь у меня предварительные донесения о продвижении гитлеровцев. Подробней выяснит наш шофер, Василий Васильевич. А насчет Лени — взрослый может поучиться у него хладнокровию и выдержке.
— Придется, наверно, отходить глубже в горы. Такое соседство...
Командир не успел договорить. Волна холодного воздуха взметнула пламя в печурке. На пороге стоял запорошенный снегом Каратов.
— Прибыли, — доложил он. — Порядок.
Почти тотчас же показался Борис Захарович Кравцов в овчинном полушубке и рядом — его племянник.
— Благополучно? — Спокойный тон командира не вязался с торопливым, взволнованным рукопожатием, которым он обменялся с моряком.
— Вполне! Только машину у Краузе пришлось позаимствовать. Оставил ее внизу. Пригодится!
Командир повернулся к шоферу и Лене.
— Спасибо, товарищи! Отдыхайте. У кашевара оставлен ужин.
Когда разведчики вышли из землянки, Кравцов коротко рассказал о происшествии в ресторане.
Командир покачал головой.
— Рисковать, Борис, не годится! Гитлеровцам лестно захватить начальника партизанской разведки.
— Ты знаешь, почему я пошел на риск. Необходимо было лично проверить, когда ждут фашисты посланца из Берлина с чрезвычайными полномочиями, о котором доносил «Незнакомец».
— Удалось установить день? — спросил Капустин.
— Нет, комиссар. Краузе — хитрая лиса. Но ждут скоро — это несомненно. Надо наладить оперативную слежку за всеми прибывающими в город гитлеровцами.
— А как насчет твоего отца? — осторожно поинтересовался командир.
Лицо моряка потемнело.
— Со дня на день должны были перевести в главную тюрьму. Но отправка заключенных откладывается. И единственная возможность — отбить арестованных в дороге. Однако пока это неосуществимо.
— Точные ли это сведения?
— У «Незнакомца» всегда точные сведения. — Борис Захарович поднялся. — Разреши идти, командир!
Командир кивнул. Капустин молча проводил глазами Кравцова.
— Волнуется наш капитан, — тихо проговорил он, когда остался вдвоем с командиром. — Боится за судьбу отца... Кстати, я давно хотел спросить, товарищ командир, кто такой «Незнакомец», которому вы так доверяете?
— Он заслуживает доверия. Кто, не обижайся, — сказать не могу. О «Незнакомце» знает только командующий партизанскими соединениями и я. Для пользы дела так лучше.
— Всего два человека? — Дмитрий Николаевич Капустин беспокойно мерил шагами землянку. — Можно ли так поступать, Валерий? Ведь война!
— Ты хочешь сказать, что двое могут быть убиты? — спокойно заметил командир. — Что ж! Тогда «Незнакомца» честные люди будут продолжать считать предателем. Он идет на это...
Командир взглянул на часы и добавил:
— Поздно, друг, не грех и поспать! Маневры гитлеровцев не обещают спокойных ночей. Переведи часть бойцов в госпитальный барак. Там тепло. Раненых и больных сейчас нет?
— Только тигр Джо, — улыбнулся Капустин.
— Как его лапа? Не зажила?
— Наоборот. Джо стало хуже. Эх, найти бы ветеринара!
— Надо помочь бедняге, — задумчиво сказал командир. — Утром навестим его.
...Утром Джо стало хуже. Рана его — результат выстрела Макса Лауберга — сначала не казалась серьезной. Однако пуля, застрявшая в бедре, через несколько дней вызвала нагноение.
Жизнь одиночкой в лесу трудна. К людям Джо тянула давняя привычка, желание получить помощь, корм. После ранения Джо бродил возле партизанского лагеря, не решаясь приблизиться, пока однажды не натолкнулся на Леню.
Юноша не поверил глазам, когда из-за сугроба выскочил полосатый зверь. Джо катался по снегу, терся о сапоги, мурлыкал.
— Джо, милый, узнал? — Леня присел на корточки, обнял лобастую морду и только тут заметил раненую лапу.
Он обвязал шею тигренка ремнем, привел его в лагерь. Джо, прихрамывая, покорно следовал за старым знакомым.
Весть о необычном спутнике Лени Росинкина сразу облетела лагерь. Все наперебой расспрашивали Леню о «биографии» тигра.