Сабит и Иршат тут же присоединились к нему.
С этой минуты они, собственно говоря, и почувствовали себя пусть небольшим, но сплоченным отрядом единомышленников.
Они долго еще не расходились и когда, сами того не замечая, оказались на крыше, Гульнур подслушала их разговор и решила, что открыла тайну.
Ох эти девчонки, только и знают, что разводят панику!
Иршат пришел домой, уселся в свой угол и молча уткнулся в книжку.
Гульнур изо всех сил сдерживала себя, чтобы не высказаться, но ей не сиделось на месте, она подошла к брату и задела его локтем. Иршат дернул ее за косу.
— Ах, так! — обиделась Гульнур. — Ишь какой важный! Думаешь, я не знаю, о чем ты думаешь?..
— Ну-ка, ну-ка, расскажи, о чем я думаю! — засмеялся Иршат. — Гадалка ты, вот кто!
— Не дразни ее, — сказала мать. — А что ты думаешь, об этом лучше расскажи сам. Кажется, ты куда-то собираешься? На Урал, что ли?
— На Урал? — переспросил Иршат с удивлением. — Ну да, на Урал. Конечно, на Урал! — продолжал он уверенно. — Наш отряд, наверно, пойдет в поход. А ты откуда узнала?
— Если вы соберетесь в поход, я дам тебе с собой компас и часы отца, — торжественно сказала Маги-апай, словно не слышала вопроса сына.
— Спасибо, мамочка! — Иршат подбежал к матери, крепко обнял ее и поцеловал.
Гульнур с удивлением посмотрела на мать.
Суды-пересуды
И все-таки три друга беспокоились не зря.
Никогда еще в ауле Тальгашлы не было столько шумных споров и разговоров.
Обычно тихий и спокойный, загудел он, словно улей.
А причиной всему были дети.
Дети! И они, оказывается, тоже могут внести беспокойство в жизнь целого аула с его солидными людьми, уважаемыми стариками и почтенными учителями, которые умеют оставаться спокойными и невозмутимыми даже в сложной обстановке.
О походе заговорили всюду: на улицах и в школе, на полевых станах и во всех домах.
Задавалось много вопросов. Но главными были два: куда и зачем?
— Дети — в поход? Это что еще за новости! Кому это нужно? Утонут! Сломают ноги! А есть что будут? Где возьмут? И вообще… что они там будут делать? Комаров кормить?
А в школе каждый учитель давал ребятам свои задания.
Лысый географ Нуриев и слышать не хотел о том, что может состояться какой бы то ни было поход без изучения топонимии, то есть названия сел, рек, гор и прочего. Ему так хотелось, чтобы уроки географии как бы продолжались и во время каникул! Ботаничка Людмила Ивановна требовала сдать к концу лета дюжину гербариев. Преподавательница литературы, по прозвищу Кюхля, заявила, что без сбора народных песен, частушек, пословиц и прочих произведений фольклора поход — не поход.
Учителей рассудил директор школы Рустам Мустафаевич, которого между собой ребята назвали Мустай Мустафаевич, что означало нечто вроде Вани Ивановича или Кости Константиновича.
— Гербарии, коллекции, частушки и даже топонимика — все это очень хорошо, — сказал он, — но это, как говорится, между делом. А вообще-то надо завести «Партизанскую книгу» и записывать в нее все, что известно о партизанах гражданской войны, воевавших в тех местах, по которым вы пройдете.
Это предложение ребятам понравилось больше всего, потому что они уже сами настроились быть следопытами.
— Когда доберетесь до Уфы, — говорил директор, — разыщите там Заки Бурхана Саитова. Он мастер спорта. Бывший ученик нашей школы. И, думаю, будет вам полезен.
В школе был в это время старый плотогон Юсуф-агай — пришел поговорить с учителями о своем внуке, которого с осени надо было отдать в первый класс.
Услышав речь директора, Юсуф-агай прямо-таки возмутился.
— Э! — сказал он. — И надо же такое придумать! Тащиться за тридевять земель, чтобы услышать рассказ о партизанах! Будто бы у нас в ауле нет людей, которые могут об этом рассказать!
Но директор успокоил старика и даже уговорил его подготовить четыре лодки для похода так, чтобы можно было крепить к ним брезентовый навес.
Однако, занимаясь усовершенствованием лодок, старик все время ворчал, что все-таки поход — затея несерьезная.
Двенадцать семиклассников из краеведческого кружка, которых решено было отпустить в поход, так как они заслужили поощрение своей активной работой в течение учебного года, слушали все эти разговоры не очень внимательно: их влекли дальние дороги, манила неизвестность, им нравилось само по себе слово «поход», в котором была романтика.
Вожатая Фатима была человеком деловым. И поэтому вместо долгих рассуждений она запаслась книгами, инструкциями о походах, думала о снаряжении и обо всех прочих мелочах, без которых нет и не может быть никакого большого дела.
Первый день и первая ночь
Холмы и леса. Леса и холмы. А меж ними — река, красавица Караидель, стремительная и проворная, веселая и лукавая, словно озорная девчонка.
Сверху, подгоняемые течением, плывут и плывут откуда-то издалека баржи с хлебом и рыбой, тянутся длиннющие, едва ли не километровые, плоты.
И маленькие пионерские лодочки тоже плывут по стремительной Караидели.
К полудню становится жарко.
— Сворачиваем к мысу, короткий привал! — командует Фатима.
Лодки утыкаются носом в песок. Мгновенно соскочив с них, ребята подхватывают цепи и привязывают лодки к прибрежной черемухе. Лодки на привязи. Им остается только покачиваться на волнах.
Искупавшись, мальчики и девочки решают до ужина перекусить. Они развязывают свои вещевые мешки и угощают друг друга всякой всячиной — ведь родители каждому положили разные вкусные вещи. Тут и печенье из душистого домашнего теста, и копченая баранина, и гусятина, и пироги, и удивительно вкусный сухой сыр-курут.
Едят быстро, по-деловому.
И — снова в путь.
Незаметно спускаются сумерки. Поднимается и ложится на реку сизый туман.
Второй раз причаливают путешественники, чтобы отдохнуть. Разводят костер. Со всех сторон летят на пламя пестрые бабочки. На прочных перекладинах висят ведра — кипит, бурлит пионерский походный ужин.
Что за наслаждение пить чай, черпая его кружкой из ведра, тронутого подпалиной черной копоти!
Вечерний воздух наполняется ароматом еды, который смешивается с запахом травы и пылающих дров.
И вот уже раскинуты палатки, в них постелена свежая трава, разбросаны ветки.
Ох, сладок будет нынче сон! Разве что надо еще выкурить назойливых комаров.
Настал час отдыха. Отбой. Двое мальчиков — Иршат и Юлай — остались дежурить, охранять покой товарищей. Они встали под раскидистый дуб, зорко смотрят вокруг, и каждый молча думает о своем.
Небо ясное, прозрачное, звезды хочется достать рукой. Ни ветерка. Тихо-тихо.
В правом кармане Иршата — электрический фонарик, в правой руке — толстая суковатая палка. В нагрудном кармане — отцовские часы со светящимся циферблатом, на руке — отцовский компас. Часы и компас дала мать. Мама, мама, какая же ты умница — сразу поняла, что не надо возражать против похода, даже помогла! А ведь у Юлая, например, было не так. Его бы не пустили, если бы не заступился отец. А мама Асхата пришла в школу и просто-напросто потребовала, чтобы ее сын летом оставался с нею. Ох и пожалеет же она об этом, когда следопыты вернутся с богатыми трофеями, — разыщут такие вещи и документы, которых до сих пор никто не видал! Даже Мидхат оказался дальновиднее ее. Когда совет отряда постановил не брать его в поход за нежелание помогать отстающим, Мидхат поднял шум, засуетился, даже, говорят, всплакнул, разговаривая с Фатимой. И в конце концов добился своего — стал участником похода.
Вспоминая все эти подробности, Иршат тихонько напевал песенку, одну из тех, которые придумал сам. Он ведь сочинял стихи, ну, а мелодии к ним брал известные.
— На посту петь нельзя, — сказал Юлай.
— А ты не разговаривай на посту, — сказал Иршат.
Сказал — и пожалел об этом. Теперь даже поговорить с другом не удастся.
Пришлось снова предаться воспоминаниям. Вспомнил, как тальгашлинцы провожали отряд. Получился настоящий праздник.
На берегу Караидели устроили сбор. Собрались все школьники, родители, учителя. И даже было много людей, которые не имели к походу никакого отношения.
Ребята выступили со своей самодеятельностью, пели песни, читали стихи, танцевали.
Потом хором спели знаменитую партизанскую песню:
Наливалися знамена
Кумачом последних ран,
Шли лихие эскадроны
Приамурских партизан.
…Где-то рядом звякнула железная цепь.
Иршат насторожился, напряг зрение. Но что можно увидеть в темноте? Запустил руку в карман, чтобы вытащить фонарик, но в ту же секунду услышал, как чьи-то весла ударили по воде.
— Юлай! — зашептал он. — Юлай! Кто-то плывет по реке!
— Где? Кто? — спросил Юлай.
В несколько прыжков часовые оказались на крутом берегу, нависшем над самой Караиделью.
— Лодка! — прошептал Иршат. — Видишь?
— Вижу! — ответил Юлай.
Сердце Иршата застучало, заколотилось в груди.
Кто же это и зачем в лодке сейчас, среди ночи?
Что делать? Кричать? Поднять всех по тревоге? А не поднимут ли на смех? И все-таки надо остановить незнакомца.
И Юлай поднялся во весь рост и закричал:
— Стой! Кто идет?
— По воде не ходят, — ответил из лодки спокойный и насмешливый мужской голос.
Юлаю стало не по себе. Тоже часовой выискался! Пристал к человеку. Он ведь в лагерь не идет, какое же дело до него Юлаю? Мальчику даже жарко стало.
— Кто такой? — закричал Юлай.
— А вы кто такие? — расхохотались на лодке, и эхо разнеслось по реке. — А-ха-ха! Мальчики с пальчик! Сколько вас? Одним пальцем подниму? А?
— Кто вы такой? Отвечайте! — не унимался Юлай.
— Хотите познакомиться? А-ха-ха! Тогда спускайтесь сюда, эге?
Юлай пересилил себя, спустился с берега и зашагал к лодке. Иршат последовал за ним.
Незнакомец причалил к берегу, выпрыгнул из лодки.