Впервые за все время похода пришлось воспользоваться походной аптечкой.
Фатима сделала Шакиру спиртовую примочку и крепко забинтовала ему руку. Но эта первая помощь не сняла боли.
Тогда Фатима дала отряду команду немедленно собираться и выйти в путь.
После обеда ребята заняли свои места в лодках.
Ближайшим пунктом была пристань Охлыстино. Там непременно должен быть врач. Надо было спешить, туда ради Шакира.
Евдокия Мироновна
Меньше всех огорчился из-за вывиха сам Шакир, а больше всех Фатима. Она ругала себя за то, что разрешила ребятам опасную игру. Юлай тоже считал себя виноватым как судья. Мидхат ходил опустив голову и не мог смотреть Шакиру в глаза. Все старались хоть чем-нибудь помочь пострадавшему.
Со всех лодок доносились обращенные к нему вопросы:
— Болит?
— Не болит?
— Ноет?
— Повязка не жмет?
— Голова не кружится?
Шакиру все эти вопросы быстро надоели, и он довольно резко отвечал на все одним и тем же кратким, но выразительным «нет».
— Хоть бы перелома не было, — сказала Фатима.
Шакир отвернулся.
Особое внимание оказывали «раненому» девочки. Это раздражало его еще больше: казалось Шакиру, что девчонки обращаются с ним, как с маленьким, и это унижает его перед мальчиками. И когда Нафиса спросила, не хочется ли ему чего-нибудь вкусненького вроде конфетки, тихоня Шакир взорвался.
— Отстань! — крикнул он не своим голосом.
Нафиса не обиделась. Она понимала, что к человеку, который страдает от боли, надо быть снисходительным. С ним лучше не спорить, ему нельзя делать замечания.
Так никто и не узнал, каково же все-таки состояние Шакира.
А сам Шакир совсем и не считал себя увечным или травмированным. Острая боль — словно током ударяло — пронизывала его локоть, только если он пытался согнуть или разогнуть руку. Немного опухли пальцы. Пустяки!
В конце концов товарищи оставили Шакира в покое.
Но всем без исключения хотелось как можно скорее попасть в это самое Охлыстино, чтобы там оказали ему помощь.
Однако хорошо известно, что, когда куда-нибудь торопишься или чего-то очень ждешь, время тянется дольше. Казалось, Охлыстино на другом конце света — его все не было, не было и не было.
Но вот за поворотом показались в синей дымке дома, прилегающие к пристани с длинным названием.
А следом за ними стало видно большое русское село.
На дебаркадере путешественников встретила женщина в белой фуражке.
— У селектора вас ждет Уфа, — сообщила она Фатиме.
Фатима заколебалась: стоит ли разговаривать, раз нужно срочно отправить Шакира к врачу.
— Потерпишь? — ласково спросила она пострадавшего.
— Конечно, потерплю, — отвечал Шакир. — Мне и не больно совсем.
Вожатая подошла к селектору и сказала:
— Фатима Мансурова слушает.
— Здравствуйте, товарищ Мансурова, — весело послышалось из селектора. — Как дела?
— Спасибо, хорошо.
— Как ребята? Не болеют?
— Нет… не болеют…
— Какие трудности?
— Пока никаких.
— Так уж никаких?
— Да, — сухо ответила Фатима, почувствовав, что представитель Уфимского общества туристов склонен к разговору неторопливому и длительному.
Уточнив день и час прибытия туристов в столицу республики, уфимский товарищ пожелал команде счастливого плавания и распрощался с Фатимой.
— Где у вас больница? — спросила Фатима женщину в белой фуражке.
— Ой, миленький ты мой! — всплеснула руками женщина в фуражке, только сейчас обратив внимание на забинтованную руку Шакира. — Что же с тобой стряслось? Не змея ли укусила? Или упал?
Болтливые люди! Они не понимают, что праздным своим любопытством, непреодолимым желанием во что бы то ни стало высказаться по поводу того, о чем никто их не спрашивает, они не только понапрасну отнимают время у себя и у других, но часто еще и наносят вред.
— Ой, как же вы хорошо загорели, детки милые вы мои! Какие вы все красивые! Любая болезнь вас испугается и от вас убежит! А знаете, у меня тоже есть племянник — ну точно такой, как вы. Он…
— Простите, — сдержанно, но решительно перебила женщину Фатима. — Где у вас тут врач?
— Ой, хорошая моя, врач-то наш в отпуске. Как на грех! Ему бы летом не уезжать, туристы все-таки, народу много, навигация, а она говорит: «Зимой не отдых». Врач-то — специальность особая. Врач…
— Что же делать? — снова не дала договорить Фатима. — Помогите нам, пожалуйста! Может, в колхоз обратиться, чтобы лошадь дали?
— О-о! Не знаю, не знаю…
— А можно, я в больницу от вас позвоню? — спросила Фатима.
— Можно, девушка, конечно, можно. Да только будет ли толк — врача-то нет на месте.
Фатима сняла трубку и набрала номер. Послышались короткие гудки.
— Да разве дозвонишься? Знаете, как трудно дозвониться! Вот однажды… — И болтливая женщина начала рассказывать какую-то новую историю.
Фатима снова позвонила, и снова было занято.
— Давай уж я сама позвоню, голубушка, — сказала женщина, — у меня, говорят, легкая рука.
«И язык», — подумала Фатима.
Женщине повезло, она сразу соединилась с больницей.
— Вот ведь что, — сказала женщина, положив трубку. — Оказывается, здесь она, у себя, на квартире. Уехать не успела. Бегите прямо к ней домой. Она женщина хорошая, мигом все сделает, что положено. Вот в прошлом году…
Евдокия Мироновна на самом деле приняла ребят очень хорошо.
— Через недельку Шакир будет здоров, — сказала Евдокия Мироновна, сделав ему полужесткую повязку, и дала какое-то лекарство.
Фатима поблагодарила врача и начала прощаться.
— Куда вы торопитесь? Посидите, отдохните! — радушно воскликнула Евдокия Мироновна и, ласково погладив Мидхата по голове, спросила его: — А у тебя что там такое — тоже ранение?
— Да не-е-ет, — смутившись, ответил Мидхат. — Так, чепуха.
— А у тебя почему глаза красные? — обратилась Евдокия Мироновна к Иршату.
— Спал мало.
— Э, нехорошо, дружок, нехорошо! А вы, девочки, как поживаете?
Получилось так, что Евдокия Мироновна, как бы между прочим, расспросила и осмотрела едва ли не всех ребят.
А потом прямо в саду на столике, стоявшем среди густой листвы, появился самовар, чашки, стаканы, ложечки, розетки и ваза с вареньем.
— Ступайте, ребятки, руки мыть, — сказала Евдокия Мироновна, — сейчас будем пить чай.
Выглядела Евдокия Мироновна моложаво, хотя еще на пристани болтливая женщина в фуражке сообщила, что врачу под пятьдесят.
— Я очень люблю ребят, — сказала Евдокия Мироновна. — Сама в детдоме воспитывалась.
— Вы из детдома? — почему-то переспросила Фатима.
— Да, попала я туда в голодный год, после смерти родителей, когда было мне восемь лет. Сперва детдом наш находился под Уфой, в бывшем помещичьем имении. Потом перевели его в город Белебей. Оттуда часть ребят отправили в Ташкент, часть — на Украину. Спасали нас, детей, от голода.
— Расскажите, пожалуйста, о ребятах из вашего детдома, — попросила Нафиса.
— Рассказать? — улыбнулась Евдокия Мироновна. — Можно бы, конечно, и рассказать. Да только долго рассказывать. Я думаю иногда — надо бы книгу о воспитанниках нашего детдома написать. Хорошо бы, нашелся писатель такой, чтобы за это взялся…
— А были у вас такие, которые, как, например, Гайдар, на войне участвовали? — спросил Иршат.
— Да, да! — подхватила Евдокия Мироновна. — Помню, один такой был мальчик. Должна сказать, замечали за ним кое-какие странности. Например, не мог он спокойно смотреть на винтовку. Говорили, что родителей его расстреляли белые. Но ходили слухи и другие — будто бы и самого его хотели расстрелять и даже расстреливали, но он чудом спасся.
— А как его звали? — спросил Иршат, раскрывая «Партизанскую книгу» и доставая авторучку.
— Вот не помню сейчас, — ответила Евдокия Мироновна. — А ведь помнила раньше…
Приглашение
Причаливать к пристани Каргино особой необходимости не было. Вообще остановки начинали надоедать. А тут еще узнала Фатима, что в Каргине никаких краеведческих материалов нет — просто потому, что никто их там не собирает и не хранит.
Поэтому ребята охотно поддержали предложение вожатой плыть дальше. Но на пристани почему-то собралось много народу, и все махали нашим путешественникам руками, платками и шапками. Было бы невежливо не обратить внимание на все эти приветствия, и ребята свернули к берегу. Гул на берегу становился с каждой секундой все ближе и слышнее.
— Эх, надо бы все-таки остановиться! — сказал Мидхат, продолжавший думать только о кладе.
— Опять ты про свое! — усмехнулся Иршат. — Ох, и надоело же это твое помешательство!
В это время из толпы, стоявшей на берегу, донесся знакомый голос:
— Эй, земляки! Куда же вы?
Присмотревшись, ребята увидели Юсуфа.
— А ну, причаливай скорей! — повелительно кричал старик.
Когда отряд действительно причалил к пристани, оказалось, что именно он, Юсуф, наделал шума и собрал народ.
Он подробно рассказал каргинцам о походе тальгашлинских пионеров, не забыв при этом упомянуть, что лодки подготовлены им.
Ребята приветствовали своего старого односельчанина как положено: выстроились в один ряд и вожатая, салютуя, отдала ему рапорт.
Затем Фатима подошла к старику уже «неофициально» и спросила:
— Как вы сюда попали, Юсуф-агай?
— Дорога — что судьба, — отвечал старик, — куда поведет, туда придешь.
— И все-таки?
— Да вот в Уфу меня вызывают, — не без важности произнес старый Юсуф. — Так уж попутно решил к дочери завернуть. Зять-то мой человек известный. Его бригада недалеко отсюда семьсот седьмую скважину бурит.
— Скважину? — удивился Юлай. — Значит, здесь нефть добывают?
— Нет, пока еще не добывают. Но будут добывать, обязательно!
— Откуда вы знаете? — не удержался от дерзкого вопроса Мидхат.
— Э! Зять мой, буровой мастер первого разряда Кашаф Темиргалин, сказал. Понял?