Во-вторых, авторы исходят из того, что даже количественный перевес германских гильз недостаточен, чтобы вину за расстрелы возложить на нацистов, поскольку в СССР, дескать, тоже использовались боеприпасы германского производства. Не подлежит сомнению, что именно поэтому в украинском отчёте не указано ни общее количество гильз, ни процентное преобладание гильз германского производства, ни 1941 год их изготовления. (К украинским отчётам следовало бы добавить и такое соображение: нацисты тоже могли использовать боеприпасы, изготовленные в СССР. В 1941 году они захватили огромное количество советского вооружения.)
Украинский отчёт информирует об обнаружении в захоронениях останков женщин, прижимающих к себе детей:
Отмечено также, что убитые часто прикрывали лицо руками или обнимали другую жертву (женщины прижимали к себе и прикрывали детей).
Случаи расстрела детей органами НКВД не встречались нигде и никогда.
Украинский археолог Алексей Златогорский указал на политический характер проблем, возникающих в связи с тем, что вину за совершение массовых убийств польский археолог возложил на нацистов:
Неосторожные высказывания польских археологов о принадлежности останков, найденных на территории замка Казимира Великого во Владимире-Волынском, могут поставить под сомнение уже известные преступления НКВД по отношению к польским офицерам, сообщил директор Г[осударственного] П[редприятия] «Волынские древности» Алексей Златогорский в комментарии Gazeta.ua.61
Под «уже известными преступлениями НКВД по отношению к польским офицерам» подразумевается Катынский расстрел, или, точнее, его «официальная» версия. Но проф. Златогорский затрудняется объяснить, как именно польский доклад «может поставить под сомнение» «официальную» версию Катыни.
Процитированный выше украинский доклад, как представляется, – лишь сокращённый вариант более полного доклада (возможно, его Интернет-версия), подготовленного Златогорским и двумя другими украинскими археологами – С.Д.Панишко и М.П.Вашетой. О Кулиговском, Маловейском и их жетонах в отчёте нет ни слова. Фотографии в приложении дублируют те, что есть и в польском отчёте. Среди прочего там помещён снимок погона польского полицейского и фото с «сардинной укладкой» тел в раскопе № 2.62
5 марта 2013 года появилось сообщение об открытии выставки во Владимир-Волынском историческом музее, посвящённой археологическим раскопкам. Сопроводительная статья извещает: ещё в 1997 году предполагалось, что похороненные там жертвы – поляки, расстрелянные НКВД в 1939-1940 годах, и того же мнения исследователи придерживаются до сих пор.63
Качановский и Музыченко привели доказательства, которые подтверждают вину нацистов за массовые убийства во Владимире-Волынском. Более 96% гильз, найденных в могилах, германского производства и изготовлены в 1941 году. Списки на этапирование военнопленных из Козельска, Осташкова и Старобельска датированы апрелем-маем 1940 года. Кулиговский и Маловейский не могли быть расстреляны раньше 1941 года. Никому и в голову не пришла мысль, что казнь бывших полицейских состоялась в апреле-мае 1940 года в Калинине и Харькове, а затем их жетоны отправили за сотни километров чтобы бросить в одну из могильных ям во Владимире-Волынском.
Кулиговского и Маловейского действительно вывезли из лагерей для военнопленных в апреле 1940 года, как указано в советских этапных списках, опубликованных Тухольским в 1991 году. Но не казнили ни того, ни другого. Их расстреляли в 1941 году во Владимире-Волынском (Украинская ССР). По имеющимся данным, вина за расправу лежит на нацистах.
Жетоны и гильзы – вещественные доказательства, которые никак не нельзя подделать или сымитировать. Польская женщина-археолог ни в коем случае не стала бы фальсифицировать жетоны и выдумывать имена их владельцев. Спустя столько лет после катынских расстрелов ей не пришло бы в голову выдумывать тот выяснившийся в ходе раскопок факт, что гильзы, найденные в братских могилах, не просто германского производства, но и изготовлены в 1941 году.
Наоборот: доклад польского археолога власти Польши считают сегодня глубоко ошибочным. Финансирование прекращено, массовые захоронения засыпаны. Небольшое число неопознанных жертв перезахоронено, и теперь их официально именуют «жертвами НКВД». Подробнее о них будет сказано далее. Здесь же отметим: такая позиция польских властей – молчаливое признание того, что «официальная» версия Катыни опровергнута.
Материальные свидетельства из Владимира-Волынского – значки и германские гильзы 1941 года выпуска – самый важный вид доказательств из всех. Их нельзя ни «подбросить», ни тем или иным способом сфальсифицировать. Это и отличает их от письменных источников и личных показаний.
Если бы не существовало никаких других неопровержимых доказательств лживости «официальной» версии Катынского расстрела, то, чтобы опровергнуть её, хватило бы только этих материальных свидетельств. На основании жетонов и гильз из Владимира-Волынского и их одних можно прийти к выводу: поляки, вывезенные из советских лагерей для военнопленных в апреле-мае 1940 года, отправлялись оттуда не для расстрелов. Что уже само по себе опровергает «официальную» версию Катыни.
ГЛАВА 6. ЧТО ДОКАЗЫВАЮТ НЕОПРОВЕРЖИМЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА
В главах со 2-й по 5-ю рассмотрены выявленные нами неопровержимые свидетельства:
Группа документов A: Германский «Официальный материал»:
* стреляные гильзы германского производства;
* жетон из Осташковского лагеря;
* значительное число найденных в Катыни тел идентифицированы как заключённые Осташковского и Старобельского лагерей.
Группа документов Б: сообщение Специальной Комиссии Бурденко:
* квитанция на имя Пшемыслава Козетульского, сына Болеслава.
Группа документов В: «Закрытый пакет № 1»:
* выписка из протокола № 13 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года со следами исправлений, внесённых, по всей видимости, в 1959 году.
Группа документов Г: отчёт археологической экспедиции во Владимире-Волынском:
* жетоны Юзефа Кулиговского и Людвика Маловейского;
* сотни гильз германского производства, изготовленных в 1941 году.
По «официальной» версии Катыни, из лагерей в Козельске, Осташкове и Старобельске польских военнопленных переправляли в Смоленск, Калинин и под Харьков, и там под командованием местных Управлений НКВД их расстреливали и предавали земле в Катыни (фактически, в местечке Козьи горы поблизости от Катыни), Медном и Пятихатках, соответственно. Казни начинались через короткое время после прибытия военнопленных в указанные города.
Но нет никаких доказательств, подтверждающих именно такой сценарий расправы над польскими военнопленными. С чем вынужден согласиться даже такой ярый защитник «официальной» версии как Гурьянов в нескольких местах своей пространной статьи в книге «Убиты в Катыни».
Он, в частности, признает: советские этапные списки – единственный официальный источник с почти полным перечнем козельских военнопленных, в котором однако в них нет ни слова о расстрелах или принятых на сей счёт решениях Политбюро:
Исключительное значение списков-предписаний как доказательств обусловлено тем, что это единственный официальный источник, содержащий практически полный поимённый список расстрелянных военнопленных Козельского лагеря. Однако списки-предписания не содержат каких-либо упоминаний о том, что перечисленные в них лица подлежат расстрелу на основании решения Политбюро ЦК ВКП(б).64
Поэтому между (предполагаемым) решением Политбюро от 5 марта («запиской Берии») и расстрелом польских военнопленных нет вообще никакой связи:
…Если ограничиться только перечисленными советскими источниками, с формальной точки зрения связь между решением Политбюро от 5 марта 1940 года о расстреле польских военнопленных и списками-предписаниями НКВД установить невозможно.65
Отсутствие доказательств умерщвления польских военнопленных весной 1940 года Гурьянов считает самым слабым местом «официальной» версии:
Необходимость сослаться на отсутствие признаков жизни после весны 1940 года и общность судьбы опознанных и неопознанных по результатам эксгумации для того, чтобы считать списки-предписания НКВД списками отправки на расстрел, – самое тонкое звено в нашей формально-юридической доказательной цепочке.66
Утверждение, способное внушить неверное представление – на более простом языке, называется ложью. Как мы видели, существует множество «доказательств бытия» польских военнопленных после мая 1940 года. Гурьянов может говорить об отсутствии таковых, лишь сознательно игнорируя доклад Комиссии Бурденко, опубликованную Памятных опись материалов эксгумаций и владимир-волынские находки. Его ум занят чем-то таким, что препятствует «заметить слона в гостиной».
Если бы Гурьянов был честным историком, цель которого – открыть истину, тогда он не стал бы открещиваться от существования таких свидетельств и представил своим читателям их анализ. То, что и сделано в данной книге. Но Гурьянов – не честный историк. Всё, что он пишет, – не исторические труды, а «пропаганда со сносками».
Гурьянов считает – или, точнее, лишь делает вид, – что все, в том числе неопознанные останки, эксгумированные нацистами в 1943 году в Катыни, принадлежат военнопленным из Козельска: