113 Polityka, № 33/1685 (1989), pp.13-14. Полный текст экспертизы доклада Комиссии Бурденко польскими историками см. Jarema Maciszewski, сост. и ред., Zbrodnia Katyńska: Z Prac Polskiej Części Wspólnej Komisji Partyjnych Historyków Polski i ZSRR [Катынское преступление: из работ польский части Совместной комиссии партийных историков Польши и СССР] (Warszawa, 1990; offset); см. русский текст в: Яснов, Катынская драма, с.179-201. (с. 506).
Сэнфорд утверждает то же самое (p.139):
Недостатки и нестыковки доклада Бурденко в полном объёме разобраны в апрельском докладе 1989 года польских членов Советско-польской комиссии историков по изучению ”белых пятен” во взаимоотношениях двух стран.96 n. 96 p. 153: ‘Ekspertyza’, Polityka, 19 August 1989, pp. 13-14.
Ценцяла и Сэнфорд ссылаются на одну и ту же статью в еженедельнике «Политика». Правда, Ценцяла поясняет, что можно воспользоваться и её русскоязычным текстом в книге «Катынская драма». Чтобы снять все сомнения, автору пришлось сверить русский текст как с книгой Мацишевского, на которую ссылается Ценцяла, так и с публикацией в «Политике» за 19 августа 1989 года, на которую ссылаются и Сэнфорд, и Ценцяла.
Ранее мы видели, как Ценцяла (p.248) писала о «разгромной критике» доклада Комиссии Бурденко. Но её оценка не соответствует истине. Далее будет показано: в материалах, которые Ценцяла называет «экспертизой польских историков», нет вообще никакой обоснованной критики доклада Комиссии Бурденко.
Зато там встречается ряд интересных утверждений.
* М, с.21; КД, с.184:
4. На останках из могил I-VII была зимняя одежда.
Т.е. польские заключённые имели при себе зимнее обмундирование польской армии, когда попали в плен в сентябре 1939 года. Ту же форменную одежду они носили бы и в апреле-мае 1940 года – если верить утверждениям нацистов, но и в сентябре-декабре 1941 года – если верить советской стороне.
Никто из попавших в советский плен – даже на территории Западной Украины или Западной Белоруссии – ни за что не отказался бы от тёплой одежды независимо от времени года. Когда военнопленных перевозили из одного лагеря в другой – скажем, на казнь в Козьих горах, – они брали с собой зимнюю форму. Если переезды они совершали без багажа – а о багаже нет ни слова ни в одном из германских, советских или польских свидетельств – значит, всю одежду они одели на себя.
*М, с.22; КД, с.185:
8. В катынских могилах оказались личные документы, позволившие идентифицировать 2730 останков из общего числа 4151. Советская Специальная комиссия, проводя повторную эксгумацию, не нашла других личных документов.
В нашем распоряжении есть опубликованная Памятных опись документов и предметов, обнаруженных экспертами Комиссии Бурденко, поэтому сегодня нам яснее ясного, что утверждение неправдиво. Но то, что оно заведомо лживо, легко было понять и в 1989 году! Заключительный раздел доклада Комиссии Бурденко озаглавлен «Документы, найденные на трупах». В нём указаны обнаруженные письма, открытки, католический молитвенник и квитанции. Это «личные документы».
* M, с. 23 точка 12; КД, с. 186:
12. …Факт использования в расстрелах патронов германского производства, что впоследствии было объяснено массовым экспортом этих патронов в СССР (до 1932 года), а также в Польшу и прибалтийские страны.
Тоже неправдивое утверждение. Более того, авторы просто не могли не знать, что оно лживо. На слушаниях в Комиссии Мэддена в 1952 году Густав Геншов, президент компании, заявил, что патроны с клеймом “Geco”, найденные в Катыни, после 1928 года поставлялись в СССР очень малыми партиями.
Г-н Флуд [из Комиссии]. Знаете ли вы, какой калибр патронов и какой пистолет использовался НКВД или ГПУ с 1933 года и до конца войны?
Г-н Геншов. Нет, мне это не известно, поскольку после 1928 года мы не экспортировали в Советскую Россию больших партий пистолетных патронов.
Г-н Флуд. Экспортировали ли вы в Советскую Россию какое-либо количество патронов к пистолетам калибра 7,65?
Г-н Геншов. Да, до 1928 года – большое количество. Но я хочу отметить, что в то время маркировка гильз отличалась от той, что упомянута мной ранее, и после 1928 года количества экспортируемых патронов было небольшим.
Г-н Флуд. Но после 1928 года какое-то количество патронов калибра 7,65 с маркировкой “Geco” отправлялось в Советскую Россию?
Г-н Геншов. Да.
Я хотел бы отметить, что такая маркировка использовалась до 1933-1934 годов, после чего появилась новая, тоже содержащая слово “Geco” и “7,65”. Добавились только две буквы “D” слева и справа и чуть ниже слова “Geco”
На с.35 германского «Официального материала» читаем:
За пределами могил было найдено несколько стреляных пистолетных гильз с надписью “Geco DD 7.65.
Изображение упомянутых в «Официальном материале» гильз выпуска 1928-1931 годов представлено в средней части Рис.2.2 (см. Главу 2). Как показывал Геншов, до 1928 в СССР экспортировались большие партии патронов, и на них стояла маркировка “Geco”; затем поставки стали очень небольшими, и те патроны маркировались клеймом “Geco DD 7.65”.
Чего не могли не знать авторы «экспертизы польских историков». Очень немногие – если вообще кто-то из прочитавших их работу – в 1988 году мог бы обратиться к материалам слушаний Комиссии Мэддена, которые в те годы хранились в фондах только очень больших библиотек в Соединённых Штатах и которые, скорее всего, гораздо сложнее было найти в Восточной Европе.
Майор Ветошников дал показания Комиссии Бурденко о неудавшейся ему попытке эвакуации лагеря 1– ОН в июле 1941 года. В нескольких местах книги «Катынская драма» настойчиво проводится мысль, будто человека по фамилии Ветошников не существовало вовсе:
Среди называемых ими [бывшими польскими военнопленными] должностных лиц майора Ветошникова, представленного как комендант лагеря 1– ОН, не было. (М 23; КД 187)
…Из персонала представлен был только свидетель майор Ветошников, с которым ни один из интернированных польских офицеров, побывавших в лагерях, не сталкивался. (М 24; КД 188)
Подтверждением этому должны были бы служить показания мало кому известного майора Ветошникова, начальника лагеря № 1-ОН. (M 27; КД 190)
Спустя годы, Лебедева тоже стала утверждать, что Ветошникова никогда не существовало:
Ещё одним сфальсифицированным документом был рапорт якобы начальника лагеря № 1-ОН «майора государственной безопасности» В.М.Ветошникова от 12 августа 1941 года, направленный де начальнику УПВИ “майору госбезопасности” Сопруненко. Сам Ветошников не фигурирует ни в одном из документов УПВИ или другого управления НКВД. Тем не менее, в сообщении Специальной комиссии [Бурденко] имеется ссылка на показания этого мифического майора госбезопасности.32(Лебедева, «Специальная комиссия».)
Но в указанной Лебедевой сноске 32 говорится нечто совсем иное:
32 Катынь 1940 – 2000. С. 515. В справке Меркулова и Кобулова он, правда, фигурирует как лейтенант госбезопасности (Военно-исторический архив. 1990. № 11. С. 29).
Идём по ссылке в «Военно-исторический журнал» (не «архив») № 11 за 1990 год, и там читаем:
Начальник лагеря № 1-ОН лейтенант госбезопасности Ветошников В.М., давая объяснения о судьбе порученного ему лагеря, в своём рапорте на имя начальника Управления по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР от 12 августа 1941 года пишет: “После того, как я получил от Вас указание подготовить лагерь к эвакуации, я принял к этому необходимые меры”.
Перед нами – весьма убедительное доказательство того, что Ветошников не вымышленное лицо и что в июле 1941 года он действительно служил в должности Начальника лагеря 1-ОН. Маловероятно, чтобы в документе с грифом «совершенно секретно» Меркулов и Кобулов измыслили бы существование такого человека, вместо майора назвали бы его лейтенантом, упомянув сие вымышленное лицо один-единственный раз и никогда более.
Предположить, что Ветошников мифическое лицо, потребовалось тем, кто ранее выступал с утверждением, будто лагерей 1-ОН, 2-ОН и 3-ОН никогда не существовало. Именно из такого предположения исходит польская «официальная» версия. Однако факт существования лагерей задокументирован в описи документов и предметов, обнаруженных при вскрытии трупов экспертами Комиссии Бурденко и размещённых в Интернете Алексеем Памятных, ярым сторонником «официальной» версии, где вина за расстрел катынских поляков возлагается на СССР:
Рис.10.1 и 10.2. Фотофрагмент из описи документов и предметов, обнаруженных в Катыни экспертами Комиссии Бурденко.
в) Квитанция лагеря 1-ОН от 6 апреля 1941 года о приёме от АРАШКЕВИЧА денег в сумме 226 руб.;
г) Квитанция лагеря 1-ОН от 5 мая 1941 года о приёме от АРАШКЕВИЧА денег в сумме сто два рубля.
в) Квитанция лагеря 1-ОН от 18 мая 1941 года о приёме от ЛЕВАНДОВСКОГО Э. денег в сумме сто семьдесят пять рублей.
Борис Меньшагин – бывший адвокат, который в годы оккупации гитлеровцами служил бургомистром Смоленска и оставался на этом посту вплоть до освобождения города советскими войсками в сентябре 1943 года. Тогда же был найден блокнот Меньшагина, ряд очень важных записей которого воспроизведены в докладе Комиссии Бурденко.
В конце процитированной выше справки в «Военно-историческом журнале» читаем:
Фотоснимки с записей Меньшагина из его блокнота при этом прилагаются.