Тайна Катынского расстрела: доказательства, разгадка — страница 26 из 39

82. ЗАЛУСКА Ян Александрович, 1889 г.р.

Залуска Ян. Род. 25.05.1889, сын Александра. Полк[овник]. пех[оты]. 1-я пех., командир зенитной обороны ПВО II, легионер.

PCK (AM) Nr 03488. (Tucholski, p. 255 col. 1-2).

В германском «Официальном материале» его фамилия указана на странице 257:

3488. Залуска, Ян, полковник, род. 25.06.[18]89, прож.: Люблин.

Почтовая сберегательная книжка, визитные карточки,

[польский воинский] орден Virtuti-militari

Ярема Мацишевский, автор процитированного выше фрагмента, в 1988 году отмечал, что ему знакомы не только Беранек и Залуска, но ещё «несколько убитых» из германского списка, расстрелянных не в Катыни, а на территории оккупированной Польши. К сожалению, идентифицирует он только Залуску.

После публикации книги Мацишевского Залуска перестал появляться в сообщениях сторонников «официальной» версии Катыни. Его фамилию занесли в официальный справочник «Некрополь Катынского кладбища» (p.723) без каких-либо указаний, что в Катыни его не расстреляли:

Полк. Ян ЗАЛУСКА, сын Александра и Агнежки из Ковале, р. 25.V.1889 в имении Рахдоще, Замойский повят, солдат I и III легион. бригад. Участник Битвы при Костюхновке. С 1918 в военно-морском училище Войска Польского. С 1927 зам. командира 82 пех. полка и командир 8 пех. полка легион. Полковник с 01.I.1933. В 1938 ком. противоздушной обороны II Округа корпуса.

Награжден В[иртути] м[илитари] VM 5 ld, OOP 4 kl., KW четыре раза.

Женат на Марии Климонтович, имел детей: Софью, Фаддея и Георгия.


CAW. AP 6993, 9449, 9378, 74, ,VM 77-7458, OOP 1/211, KN 6 VI 1931; MiD WTN, L.W. 015/2 z 1940; AM 3488.


Запись в кладбищенской книге воссоздана на основе оригинала.

Полковник Залуска упомянут также в книге Гурьянова «Убиты в Катыни» (2013) на с.338:

Залуска Ян (Załuska Jan s. Aleksandra I Agnieszki), род. в 1889 году в имении Радохоще Замойского повята Люблинского в-ва. Полковник, командующий ПВО II корпусного округа, жил в г. Люблин. Женат, имел троих детей

■ По состоянию на 28.10.1939 содержался в Южском лагере военнопленных, [в ноябре или начале декабря 1939 г. прибыл в Козельский лагерь.], 07-09.04.1940* направлен в распоряжение начальника УНКВД по Смоленской обл. (список-предписание № 015/2 от [05.04.1940]), [расстрелян в период 09.-11.1940*].

■ Эксгумация: германская суточная сводка от 28.05.1943, № 3488 в списке АМ.

■ N-415-82-1151 Залуска Ян Александрович, N1-69-132 отч. Александрович, учитель [!], значится в списке военнопленных генералов и старших офицеров от 28.10.1939;V-99-03488; AM-257-3488; РСК: GARF-127-03488. APL,-47-03488, АРL,-184– 03488, MUZ.,-46-03488; GK-177-3488; NKW-170-03488; MOSZ-213; JT-255; М-1990/(3-4)-428; KC-723; РК розыск 1946. 1949 гг.; RК; RO39-8, 512.

Здесь нет ни слова о том, что Залуска убит в оккупированной Польше, как указано в тексте экспертизы, отрекомендованной Ценцялой.

Ценцяла и Сэнфорд, безусловно, знали о заявлении Мацишевского, что полковник Я.Залуска и ряд других лиц из списка германского «Официального материала» на самом деле казнены не в Катыни, а на территории оккупированной Польши. Но их фамилии не упомянуты. На каком основании? Почему, к примеру, ни Ценцяла, ни Сэнфорд не оспаривают утверждение, кажущиеся им неверным? Они могли бы заявить, что Мацишевский ошибся, и объяснить, каково, по их мнению, истинное положение дел.

Как представляется, польским сторонникам «официальной» версии – чтобы не оконфузиться – надлежало проанализировать заявление Мацишевского. Но они прошли мимо, не обронив ни слова. Посему им просто хотелось, чтобы никто ничего не заметил. Что очень похоже правду. Признание ошибки Мацишевского потребовало бы дополнительного изучения фактов и улик, лежащих в основе его заявления. И таким образом, перед нами – ещё одно признание некорректности перечня в «Официальном материале».

Между тем, надёжность германского эксгумационного списка – краеугольный камень «официальной» версии в целом! Рассуждая логически, если Залуска плюс ещё «несколько» лиц, включая Ремигиуша Бежанека, поименованных в «Официальном материале», погибли не в Катыни, тогда легко предположить, что и другие военнопленные из нацистского списка могли быть казнены в каком-то другом месте. Такое допущение ставит под сомнение состоятельность «официальной» версии Катыни.

С другой стороны, Ценцяла и Сэнфорд могли бы предположить, что утверждение Мацишевского просто неверно. Но в таком случае под сомнением оказались бы многочисленные заверения Ценцялы, что «экспертиза польских историков» с Мацишевским во главе – «разгромная критика» доклада Комиссии Бурденко.

В любом случае, замалчивание Ценцялой и Сэнфордом высказываний Мацишевского, противоречащих их собственным заявлениям, выглядит крайне любопытно. Перед нами верный знак того, что от нас хотят что-то скрыть.

Ложное обвинение в фальсификации

Мацишевский заявляет:

Вообще, могли ли [нацисты] сфальсифицировать документы тысяч жертв, как это следует из сообщений специальной Комиссии [Бурденко]?

То же обвинение выдвинул Де Монфор. Как показано выше, в докладе Комиссии Бурденко нет ни слова о том, что гитлеровцы «сфальсифицировали документы тысяч жертв». Скорее, речь идёт лишь об изъятии всех найденных на трупах документов, которые датированы позднее апреля-мая 1940 года.

Заявление свидетельницы Московской

Свидетельница Комиссии Бурденко А.М.Московская заявила, что спрятала и накормила в своём сарае бежавшего из плена Николая Егорова, бывшего советского военнослужащего. Егоров поведал Московской, что вместе с другими советскими военнопленными его заставляли извлекать из карманов трупов все документы и заменять их на другие. Егоров попал в плен к нацистам. Когда гитлеровцы допрашивали Московскую, она сказала, что ничего не знала о прятавшемся в сарае советском военнопленном, и её отпустили.

По поводу показаний Московской в «Катынской драме» сказано следующее:

Показание А.М.Московской, повторяющее сообщения М.Егорова [правильно: Н.Егорова], советского пленного, якобы использованного при обработке трупов, неубедительно, так как не имеет подтверждения в других показаниях. (M 35).

Что правда, то правда: историю Московской напрямую никто не подтверждает. Что, конечно, не говорит о её неправдоподобности. Зато она наводит нас на важный вопрос: а можно ли вообще подкрепить свидетельские показания, полученные Комиссией Бурденко, какими-то независимыми доказательствами? И ответ будет: да!

Донесения о том, что нацисты перевозили трупы из других мест

Свидетельские показания о том, что нацисты перевозили в сторону Катыни трупы из других мест, представили Комиссии Бурденко П.Ф.Сухачёв, В.А.Егоров и Ф.М.Яковлев-Соколов.120

То же подтверждается четырьмя архивными документами, процитированными в статье Валентина Сахарова, где партизаны – со ссылкой на бежавших от нацистов советских военнопленных – сообщают, как гитлеровцы отрывали трупы со Смоленского кладбища, в том числе тела красноармейцев, погибших при обороне Смоленска в 1941 году, и перевозили их на грузовиках в Катынь. Три таких донесения датированы концом июля 1943 года. Во всех четырёх документах речь идёт об одном и том же. В предыдущей главе рассмотрен и подвергнут независимой проверке документ, фотокопия которого получена нами из Государственного архива новейшей истории Смоленской области (ГАНИСО).

Оценка доказательств

Донесения партизан подтверждают показания трёх свидетелей из отчёта Комиссии Бурденко. Ни один объективный учёный не станет утверждать, что партизанские донесения – фальшивки, состряпанные советскими властями с дальним прицелом – предоставить документальные контраргументы нацистскому «Официальному материалу». В 10-страничном донесении партизан процитированные отрывки занимают несколько коротких абзацев. В июле 1943 года гитлеровцы всё ещё занимали Смоленск и село Катынь, расположенное примерно в 25 км западнее города. Партизаны продолжали борьбу с германскими оккупантами. Смоленск освободили только 25 сентября 1943 года.

Если кто-то решит отвергнуть бездоказательные представления и откажется считать партизанские донесения фальшивками, тогда непогрешимости «Официального материала» будет нанесён сокрушительный удар. Другие исторические свидетельства в том же ключе сводят на нет доказательную силу германского доклада о Катыни.

Таким образом, донесения партизан выступают в роли подтверждающих доказательств того, что «Официальный материал» грубо сфабрикован и, таким образом, представляет собой негодное средство для обоснования «официальной» версии Катыни. Те же донесения – доказательно подтверждают достоверность доклада Комиссии Бурденко.

Мацишевский и «экспертиза польских историков». Основные выводы

Эссе Мацишевского Ценцяла расценивает как «разгромную критику» доклада Комиссии Бурденко (pp.248; 337; n.113 p.506). Ей вторит Сэнфорд (p.139). Но оба утверждения лишены оснований.

Трудно вообразить, чтобы Ценцяла и Сэнфорд могли принять «экспертизу» за какую-то критику доклада Комиссии Бурденко, тем более «разгромную». Но сильное желание верить и оставаться верным предвзятой идее – в данном случае «официальной» версии Катыни – способно затуманить разум людей, которые не потеряли бы способность мыслить в остальных случаях. Если чья-то предвзятость диктует, что «официальная» версия должна быть истинной, значит, доклад Комиссии Бурденко не может не быть ложным.

Похоже, что Ценцяла и Сэнфорд намеренно вводят тысячи своих читателей в заблуждение в надежде, что ни один из них не обратится к книге Мацишевского, к публикации в еженедельнике «Политика», к «Катынской драме» на русском или польском языках чтобы проверить точность всех их утверждений. Таким образом, ясным становится вывод, что Ценцяла и Сэнфорд предумышленно выдают ложь за правду.