– Если вы обратитесь к пуранам47, то обнаружите, – сказал Рам Сингх, – что эта теория, хотя и считается общепринятой, на самом деле несостоятельна.
– А если вы обратитесь к «Рамаяне»48, и особенно к каноническим трактатам по буддизму, – воскликнул отец, – то обнаружите, что эта теория неопровержима!
– Но вспомните Куллаваггу49, – убежденно промолвил наш посетитель.
– А вы вспомните правителя Ашоку50! – торжествующе выкрикнул отец. – Когда за триста лет до нашей эры – до нашей эры, обратите внимание! – он распорядился, чтобы заповеди Будды были высечены на скалах, какой язык при этом использовался, а? Был ли это санскрит?.. Нет! А почему это был не санскрит? Да потому, что подданные Ашоки из низших слоев общества не поняли бы на этом языке ни единого слова! Ха-ха! В этом и заключалась главная причина. И как же вы сумеете отмахнуться от наскальных эдиктов Ашоки, а?
– Он использовал разные диалекты, – отвечал Рам Сингх. – Но энергия слишком тонкая материя, чтобы расточать ее, неумеренно швыряя на ветер. Солнце прошло через зенит, и я должен возвратиться к своим спутникам.
– Мне жаль, что вы не привели их с собой познакомиться с нами, – учтиво произнес отец.
Он, как я заметил, испытывал неловкость и явно задавался вопросом, не переступил ли он в своей пылкой дискуссии ту черту, за которой заканчивается радушное гостеприимство.
– Дела мирские их не заботят, – отвечал, поднимаясь, Рам Сингх. – Они стоят на более высокой ступени посвящения, чем я, и более чувствительны к пагубным влияниям. Вот уже шесть месяцев они поглощены размышлениями о таинстве третьего воплощения, и эти размышления продолжаются с некоторыми перерывами с тех самых пор, как мы покинули Гималаи. Мы с вами больше уже не увидимся, мистер Хантер Уэст, и потому я должен попрощаться с вами. У вас будет счастливая старость, как вы того и заслуживаете, а ваше исследование восточных языков окажет продолжительное влияние на науку и литературу вашей страны. Прощайте!
– И со мной вы тоже больше не увидитесь? – спросил я.
– Если только вы не соблаговолите пройтись со мной вдоль морского побережья, – ответил Рам Сингх. – Но вы уже выходили из дому этим утром и, возможно, утомились. Я требую от вас слишком многого.
– Нет, я с радостью пойду с вами, – ответил я от чистого сердца, и мы отправились вместе. Какое-то время нас сопровождал и отец, который, полагаю, был бы не прочь возобновить дискуссию о санскрите, но одышка не позволяла ему идти и говорить одновременно.
– Он ученый человек, – заметил Рам Сингх, когда отец остался далеко позади, – но, подобно многим другим, нетерпим к любым точкам зрения, отличающимся от его собственной. Однажды он убедится, что был неправ.
Я оставил это замечание без ответа, и дальше мы медленно брели в полном молчании, держась самой кромки воды, где был плотный песок, по которому так приятно и легко ступать.
Слева от нас были песчаные дюны, что выстроились вдоль побережья сплошной, непрерывной цепью, полностью скрывая нас от любопытных взоров. Справа простиралась широкая водная гладь канала, и ни один парус не нарушал ее серебристое безмятежное единообразие. Я и буддистский жрец остались один на один с Природой.
Я не мог отделаться от мысли, что если Рам Сингх действительно опасный человек, как считает помощник капитана Хокинс, – да и генерал Хэзерстоун, судя по его реакции, тоже, – то сейчас я нахожусь целиком в его власти.
И всё же облик моего спутника был проникнут такой возвышенной благожелательностью, а его бездонные темные глаза излучали такое непоколебимое спокойствие, что я мог позволить себе в его присутствии расслабиться, а расслабившись, ощутил, как все страхи и подозрения оставляют меня, уносятся прочь, подобно легкому ветерку, что обдувал нас, пока мы шли. Лицо Рам Сингха могло быть суровым, даже страшным, но я чувствовал, что он никогда не выйдет из себя без веских на то оснований.
Время от времени я бросал на своего спутника взгляд украдкой. Его благородный профиль и горделивый изгиб черной, как смоль, бороды в сочетании с дорожным костюмом из груботканого твида пробуждали во мне почти болезненное чувство несоответствия, и в своем воображении я попытался переодеть Рам Сингха в великолепные, свободно развевающиеся восточные одежды, без которых он был словно картина в неподходящей рамке. Только восточное одеяние подошло бы Рам Сингху, нисколько не умаляя его изящества и величавого достоинства.
Дом, к которому он меня привел, оказался маленьким рыбацким коттеджем. Жильцы покинули его несколько лет назад, и он так и стоял здесь, опустевший и мрачный; его тростниковая крыша местами обрушилась, а окна и двери совсем обветшали.
И вот это-то жилище, от которого отпрянул бы самый последний шотландский нищий, трое буддистских жрецов предпочли гостеприимно распахнутым перед ними дверям особняка лэрда. Этот дом был окружен маленьким садиком, буйно заросшим тесно переплетенными зарослями куманики, и моему новому знакомому пришлось немало потрудиться, чтобы пробраться через эти заросли к ветхой двери. Заглянув внутрь, он взмахом руки подал мне знак следовать за ним.
– Вам нынче представилась редкая возможность, – проговорил он тихим голосом, исполненным благоговения, – увидеть зрелище, которое до вас наблюдали лишь несколько европейцев. Внутри этой хижины вы найдете двух йогов – людей, которых отделяет лишь одна ступень от жрецов наивысшего посвящения. Оба они находятся в экстатическом трансе, иначе я бы не отважился навязать им ваше общество. Их астральные тела отделились от них и сейчас присутствуют на празднике лампад51 в священном Тибетском храме в местечке Рудок. Ступайте неслышно, чтобы не возбудить импульса у функций их физических тел, – ведь тогда их астральным телам придется вернуться назад до того, как будут завершены все религиозные обряды.
Ступая осторожно на цыпочках, я медленно пробрался через заросший сорняками садик к дому и заглянул в открытую дверь.
В унылом интерьере помещения не было никакой мебели, а неровный пол ничем не был покрыт, только в углу лежала подстилка из свежей соломы. На этой подстилке сидели, согнувшись, двое мужчин: один – маленький и худой, другой – длинный и ширококостный. Ноги они скрестили в восточной манере, а головы их были опущены на грудь. Ни один из этих людей не поднял взгляда при нашем появлении и не выказал ни малейших признаков того, что заметил наше присутствие.
Они сидели так тихо и неподвижно, что их можно было бы принять за две бронзовые статуи, если бы не ровный, размеренный ритм их дыхания. Их лица имели болезненный пепельно-серый оттенок, весьма отличавшийся от здорового цвета лица моего спутника, и я заметил, нагнувшись, что из-под век у них видны лишь белки глаз.
Перед йогами на небольшой циновке стоял глиняный кувшин с водой, а рядом с ним – полбуханки хлеба. Здесь же лежал лист бумаги, испещренный некими каббалистическими знаками. Рам Сингх взглянул на листок, а затем жестом повелел мне удалиться и вышел в сад вместе со мной.
– До десяти часов я не должен их беспокоить, – сказал он. – Вы сейчас увидели в действии одно из величайших достижений нашей оккультной философии – отделение души от тела. Мало того, что души этих святых людей в настоящий момент находятся на берегах Ганга, так души эти еще и облачены в материальные покровы, идентичные их настоящим телесным оболочкам, а потому никто из верующих, присутствующих на празднике лампад, даже не усомнится, что Лал Хуми и Моудар Кхан действительно находится среди них. Данный эффект достигается путем расщепления объекта на химические атомы и сообщения этим атомам огромной скорости, благодаря которой они мгновенно, быстрее молнии, переносятся в заданную точку, где вновь соединяются в единое целое, возвращаясь в исходную форму. В прежние времена, когда мы еще погрязали в невежестве, приходилось перемещать всё тело целиком, но однажды мы открыли, что довольно легко и гораздо более удобно переправлять материю, всего лишь облачив дух в наружную оболочку или ее подобие. Это мы и называем астральным телом.
– Но если вы можете с такой легкостью перемещать ваши души, – заметил я, – то зачем им вообще сопровождение в виде какой-то телесной оболочки?
– В общении с нашими посвященными братьями нам достаточно использовать только наш дух, но когда мы желаем войти в контакт с обычными представителями рода человеческого, необходимо представать перед ними в той форме, которую они могут видеть и понимать.
– Меня необычайно заинтересовало всё то, что вы мне рассказали, – сказал я, крепко пожимая руку, которую протянул мне Рам Сингх в знак того, что наша беседа подошла к концу. – Я буду часто вспоминать о нашем коротком знакомстве.
– Вы извлечете из этого много пользы, – медленно произнес он, продолжая удерживать мою руку и глядя мне в глаза серьезно и печально. – Вы должны помнить: то, что случится в будущем, не обязательно является злом только потому, что оно не укладывается в ваши предвзятые представления о добре. Не судите опрометчиво. Существуют определенные законы, исполнять которые следует неукоснительно, чего бы это ни стоило. Законы эти в действии могут показаться вам суровыми и даже жестокими, но они не идут ни в какое сравнение с ужасным прецедентом, могущим повлечь за собой тяжелые последствия, что необходимо пресекать в корне. Мы никогда не причиним вреда ни быку, ни барану, но человек, чьи руки запятнаны кровью высочайшего, жить не должен и не будет!
Произнося последние слова, Рам Сингх вскинул вверх руки в свирепом, угрожающем жесте, а затем, развернувшись, вошел в полуразрушенную хижину.
Пока он не скрылся в дверном проеме, я стоял, глядя ему вслед, а затем направился домой, прокручивая в памяти всё услышанное и увиденное, в особенности эту последнюю вспышку ярости оккультного философа.