Уж и не знаю, что именно возымело действие, – подкуп или угроза, – да только фермер схватил деньги одной рукой, а другой передал Мордаунту поводок, привязанный к ошейнику собаки. Дозволив этому малому возвращаться обратно по пройденному пути, мы двинулись дальше, чтобы забраться в самый отдаленный уголок этой глухомани.
Границы извилистой тропинки становились всё менее отчетливыми, и местами путь нам преграждала вода, но всё усиливающееся возбуждение собаки и вид глубоких следов, отпечатавшихся в грязи, побуждали нас спешить вперед без колебаний. Наконец, с трудом продравшись через заросли камыша, мы вышли в необычайно мрачное и жуткое место, что могло бы вдохновить самого Данте на написание нового ужасающего эпизода для его «Ада».
Почва в этой части трясины опустилась, образовав огромную впадину в виде воронки, в центре которой находилась круглая скважина, имеющая около сорока футов в диаметре. Это был водоворот – настоящий водоворот грязи, сползающей вниз со всех краев этой жуткой, безмолвной бездны.
Очевидно, это и было место, известное под названием бездна Кри, снискавшее столь зловещую репутацию среди местных жителей. Я не удивляюсь, что такое место будоражило воображение суеверных крестьян, ибо трудно представить себе более странный и мрачный пейзаж. Он вполне соответствовал тому полному опасностей пути, что вел сюда.
Следы четко отпечатались на склоне, спускающемся к бездне, и мы тоже направились туда, чувствуя внезапную слабость, так как мы осознавали, что это конечный пункт наших поисков.
Неподалеку от ведущих вниз следов мы увидели и другие отпечатки. То были следы тех, кто, побывав на краю бездны, возвращался назад. В один и тот же миг мы с Мордаунтом увидели эти отпечатки, и, одновременно издав крик ужаса, остановились как вкопанные, безмолвно уставившись на них. Здесь, в этих расплывшихся от грязи отпечатках, мы ясно увидели всю картину разыгравшейся трагедии.
Пятеро спустились вниз, но назад вернулись только трое.
Подробностей этой странной трагедии не узнает никто и никогда. Мы не обнаружили ни малейших признаков борьбы или попытки к бегству.
Мы опустились на колени у самого края бездны Кри и попытались разглядеть хоть что-нибудь сквозь царивший в ней бездонный мрак. Из глубин бездны поднимались нездоровые, зловонные испарения, и слышался отдаленный бурлящий звук, издаваемый водой, перемещающейся в недрах земли.
Я столкнул вниз огромный камень, глубоко увязший в грязи, но мы так и не услышали ни глухого стука, ни плеска, ни какого иного звука, который свидетельствовал бы о том, что камень достиг дна.
Когда мы склонились над отвратительной бездной, наш слух уловил наконец некий звук, идущий из ее мрачных глубин. Резкий, звонкий и пульсирующий, он звенел всего несколько мгновений, и сменился всё той же мертвой тишиной, которая ему предшествовала.
Я не желаю поддаваться суевериям и объяснять сверхъестественными причинами то, что может иметь вполне естественное объяснение. Этот пронзительный звук могли производить глубинные воды в недрах земли. Могло быть и так. Но сдается мне, это был звук того самого зловещего астрального колокола, о котором я столько слышал. Как бы то ни было, это был единственный знак, который дошел до нас со дна этой ужасной могилы, где покоились двое людей, сполна заплативших свой так долго остававшийся неуплаченным долг.
Мы дружно закричали, зовя генерала Хэзерстоуна и его товарища с той отчаянной и безрассудной настойчивостью, с какой люди всегда цепляются за надежду, но из бездонных глубин не доносилось иного ответа, кроме гулкого стона, эхом отражавшегося от стенок полой впадины. Павшие духом, мы поднялись и на ослабевших ногах принялись карабкаться вверх по покрытому вязкой грязью склону.
– И что теперь нам делать, Мордаунт? – слабым голосом спросил я. – Нам остается только молиться, чтобы их души обрели покой.
Юный Хэзерстоун впился в меня горящим взглядом.
– Может быть, по оккультным законам это всё считается в порядке вещей, – вскричал он, – но посмотрим, что скажут насчет этого английские законы! Полагаю, чела вполне можно повесить, как и любого другого человека. Наверное, еще не поздно их догнать. Ищи!.. Хорошая собачка, хорошая… ищи!
Он схватил собаку и подтолкнул ее к следам трех буддистских жрецов. Смышленое животное понюхало следы раз, затем другой, а после этого упало на брюхо, ощетинившись и высунув язык, и лежало, дрожа и трепеща от самого настоящего собачьего ужаса.
– Видите, – сказал я, – бесполезно бороться против тех, в чьем распоряжении такие средства, которым мы даже не можем дать названия. Нам ничего не остается, кроме как смириться с неизбежным. Будем надеяться на то, что эти бедняги в мире ином получат возмещение за все страдания, пережитые на земле.
– И освободятся от всех этих дьявольских религий с их кровожадными последователями! – с яростью крикнул Мордаунт.
Справедливость вынуждала меня признать в глубине души, что жажда крови все-таки овладела сначала христианами, что и повлекло за собой месть буддистов, но я воздержался от замечаний на этот счет, так как опасался вызвать вспышку раздражения у своего спутника.
Довольно долго я никак не мог увести Мордаунта от места гибели его отца, но наконец, повторяя свои аргументы и увещевания, я заставил его осознать, сколь бесполезны и бесплодны будут любые дальнейшие попытки собрать необходимые доказательства вины чела, и убедил его вернуться со мной в Клумбер-холл.
О, это изнуряющее, утомительное путешествие! Оно казалось достаточно долгим и тогда, когда перед нами маячил слабый огонек надежды. А теперь, когда оправдались наши худшие опасения, путь казался и вовсе бесконечным.
На краю топи мы догнали нашего проводника, отдали ему собаку и предоставили возвращаться домой своей дорогой, ничего не рассказав о результатах экспедиции. Мы весь день брели по заболоченным землям, поросшим вереском, с трудом волоча стертые до мозолей ноги, чувствуя в душе невыносимую тяжесть, пока вдали не показалась башня Клумбер-холла – унылый предвестник окончания нашего скорбного пути. Закат солнца застал нас под крышей Клумбер-холла.
Нет нужды вдаваться в излишние подробности и описывать горе, охватившее жену и дочь генерала Хэзерстоуна, когда они услышали от нас печальное известие. Долгого ожидания неизбежной катастрофы оказалось недостаточно, чтобы подготовить их к столкновению с ужасной реальностью.
Много недель моя бедная Габриела находилась между жизнью и смертью, и хотя она в конце концов пришла в себя благодаря заботам моей сестры и профессиональной помощи доктора Истерлинга, к ней так до сих пор и не вернулась ее прежняя жизнерадостность. Мордаунт тоже долгое время был сломлен горем, и смог оправиться от перенесенного удара лишь после нашего переезда в Эдинбург.
Что касается бедной миссис Хэзерстоун, то ни медицинская помощь, ни смена обстановки не произвели на нее чудотворного воздействия. Медленно, но верно она теряла силы и здоровье, оставаясь при этом спокойной и безмятежной, пока не стало ясно, что не пройдет и нескольких недель, как она присоединится к мужу, и генерал вновь обретет то единственное, что он с такой неохотой оставлял на земле.
Лэрд Брэнксома восстановил свое здоровье и покинул Италию, чтобы возвратиться домой, и потому мы были вынуждены уехать обратно в Эдинбург.
Это была благотворная для нас перемена, ибо недавние события омрачили нашу деревенскую жизнь, и всё вокруг пробуждало неприятные воспоминания. Кроме того, в библиотеке Эдинбургского университета освободилась высокая, хорошо оплачиваемая должность, которая была предложена моему отцу, за что нам следует благодарить сэра Александра Гранта, ныне покойного. Как легко можно себе представить, отец, не теряя времени даром, согласился принять это предложение, отвечающее всем его устремлениям.
У меня нет причин, чтобы опустить подробности нашей частной жизни, кроме той единственной, что читателю это будет не так уж интересно, и потому я остановлюсь только на самом главном. После нашего возвращения в Эдинбург мы поистине растворились в домашних хлопотах, ибо спустя несколько месяцев после описанных событий я женился на Габриеле, а 23-го числа того же месяца Эстер превратилась в миссис Хэзерстоун. Если она стала Мордаунту такой же хорошей женой, какой стала для меня его сестра, мы оба можем почитать себя счастливейшими мужчинами в мире.
Это краткое отступление, повествующее о наших семейных делах, приводится здесь, как я уже объяснял, только потому, что я не могу не упомянуть об этом.
Но основная задача, которую я поставил перед собой, заключалась вовсе не в демонстрации перед публикой подробностей своей частной жизни, а в составлении достоверного отчета о последовательности самых необычайных событий, и, кроме того, в публикации письменных свидетельств других людей, – тех свидетельств, что подкрепляют мой рассказ новыми фактами. Я старался быть методичным, насколько это возможно, ничего не приукрашивал и ни о чем не умалчивал.
Теперь перед читателем лежит полное собрание свидетельств и фактов, и он может составить свое собственное мнение, независимое от моего, о причинах исчезновения и смерти капрала Руфуса Смита и генерала Джона Бертье Хэзерстоуна, кавалера ордена Бани, награжденного Крестом Виктории.
Только одна деталь по-прежнему остается для меня неясной. Почему чела Гхулаб-Шаха увели свои жертвы в безлюдное место, к бездне Кри, вместо того, чтобы лишить их жизни у Клумбер-холла, – это, вынужден сознаться, для меня загадка.
Впрочем, мы должны признать свое полное невежество во всем, что касается оккультных законов. Знай мы больше, мы, возможно, увидели бы некую аналогию между отвратительной трясиной и совершенным некогда святотатством. Может быть, ритуалы и обычаи буддистских жрецов требуют, чтобы за данное преступление назначалась именно такая кара.
И еще одно. Я должен извиниться за категоричность, но сдается мне, что буддистские жрецы могли иметь очень веские причины для избрания того образа действий, которого они столь неукоснительно придерживались.