Несколько месяцев спустя я прочитал в «Звезде Индии» короткую заметку, где сообщалось, что трое знаменитых буддистов, – Лал Хуми, Моудар Кхан и Рам Сингх, – только что вернулись из короткого путешествия по Европе, приплыв на борту парохода «Декан». А следующая заметка была посвящена жизни и заслугам генерал-майора Хэзерстоуна, который «недавно исчез из своего загородного дома в Уигтауншире, и есть все основания опасаться, что он утонул».
Едва ли кто-нибудь, кроме меня, увидел связь между этими двумя заметками. Я никогда не показывал газету ни моей жене, ни Мордаунту, и они узнают о существовании статей, только прочитав эти страницы.
Я не знаю, остались ли в этом деле еще какие-нибудь непонятные детали, которые необходимо прояснить. Проницательный читатель уже наверняка понял причины страха генерала перед смуглыми людьми, перед странствующими бродягами (он не знал, каким путем его преследователи явятся за ним), и перед посетителями (по той же причине, а еще потому, что ненавистный колокол был обязан звонить и днем, и ночью, и мог прозвучать в любой момент).
Прерванный колоколом сон заставлял генерала бродить по ночному дому, а светильники, которые он зажигал во всех комнатах, без сомнения, служили для того, чтобы держать в узде его воображение, склонное заселять темные углы комнат кошмарными видениями. И, наконец, тщательно принимаемые предосторожности, как объяснил сам генерал, были продиктованы скорее лихорадочным желанием предпринять хоть что-нибудь для самозащиты, нежели ожиданием, что все эти меры и в самом деле отвратят удар и позволят избежать страшной участи.
Наука станет утверждать, что необычайные способности, на которые претендуют восточные мистики, находятся за гранью возможного. А я, Джон Фотергилл Уэст, могу с уверенностью заявить, что наука ошибается.
Ибо что есть наука? Это всего лишь единодушие во мнениях известных ученых, а история свидетельствует, что всякая новая истина принимается ученым миром с крайней неохотой и далеко не вдруг. В течение двадцати лет ученый мир глумился над Ньютоном. С математической точностью ученый мир доказывал, что корабль, сделанный из железа, плыть никак не может, и во всеуслышанье заявлял, что пароход не сможет пересечь Атлантический океан.
Подобно Мефистофелю Гете, наши мудрые профессора только и могут, что stets verneinen65. Собственно, выражаясь их профессиональным языком, прототипом Мефистофеля был Фома Дидимус66. Если бы только наши западные ученые перестали твердо веровать в непогрешимость своих методов и обратили свои взоры на Восток, откуда исходят все великие веяния, они бы обнаружили, что школы ученых и философов, методы которых столь отличны от их собственных, на многие тысячелетия опередили западный мир во всех сферах знаний.