В 1934-1935 гг. на Рапа-Нуи находилась франко-бельгийская экспедиция под его руководством, собравшая ценный материал по культуре, этнографии, фольклору, искусству жителей загадочного острова. В 1940 г, в Гонолулу вышла объемистая монография, посвященная острову Пасхи. И в последних главах этой книги профессор Метро высказал мысль, что загадочная письменность рапануйцев по сути дела не является письмом.
«Таблички были первоначально дощечками, которые употреблялись людьми ронго-ронго (знатоками заклинаний) для отбивания такта при пении, — писал он. — Они украшались резьбой, которая стала связываться с заклинаниями. Символы составили нечто вроде пиктографии в том смысле, что каждый знак стал связываться с определенной фразой или группой слов и заклинанием, но каждая табличка могла употребляться со многими заклинаниями, и с каждым изображением связывались различные фразы. Так как связь между заклинаниями и табличками была довольно слабой, то знаки стали условными и традиционными».
Альфреда Метро поддержал Те Ранги Хироа. «Европейцы никогда не сомневались в том, что разные знаки, вырезанные на дощечке, определенно соответствуют словам песнопений и являются, следовательно, формой письменности, — писал он. — Рассматривая вопрос о дощечках с точки зрения их полинезийского происхождения, я склоняюсь к предположению, что исполнители песнопений ронго-ронго первоначально вырезали фигуры, изображавшие Макемаке (верховного бога), и художественные мотивы, связанные с культом птиц на жезлах «коухау». По мнению Те Ранги Хироа, маори ронгоронго знали родословные вождей и песнопения наизусть, без всяких записей (как и на других островах Полинезии). А дощечки они держали как ораторский жезл, покрытый знаками чисто декоративными, которые «не представляют особой формы письменного языка».
«Художественное стремление избежать монотонного повторения небольшого числа знаков привело к тому, — писал он далее, — что основные мотивы, заимствованные из культа птиц, стали разнообразить и добавлять новые, чисто декоративного значения. Дощечки стали произведениями местного искусства и, подобно другим ценностям, получили собственные имена, так же, как нефритовые украшения в Новой Зеландии. Жители острова Пасхи, подобно другим полинезийцам, знали свои песнопения и родословные наизусть. Они держали дощечки в руках чисто символически, как держат ораторский жезл».
Казалось, само название дощечек подтверждало это. Первое слово — «кохау», или «коухау» известно не только на острове Пасхи, но и на других островах Полинезии. Означает оно «прут из дерева хибискус» (хау). По словам Хироа, на Маркизских островах связки прутьев из хибискуса расставлялись в вертикальном положении по углам священных платформ, как особые храмовые регалии. На Мангареве термином «коухау» обозначали хибискусовые прутья, которыми отбивали такт при исполнении некоторых ритуальных песен и танцев. Те Ранги Хироа предположил, что впоследствии жители острова Пасхи стали переносить резьбу с жезлов из хиб-искуса на более короткие куски дерева, имевшие форму дощечек, «которые, однако, сохранили первоначальное название «коухау».
Второе слово — «ронго-ронго». Буквально оно означает «говорить». Но точно так же назывались и знатоки дощечек на острове Пасхи. На острове Мангарева также были ронго-ронго, исполнители старинных песен. Существовали они и на Маркизских островах под именем «о-оно» (в маркизанском языке нет звука «р», а «нг» переходит в «и»).
По мнению ряда ученых, легендарный вождь Хоту Матуа прибыл именно с этих островов: либо с Мангаревы, либо с Маркизских. Стало быть, те 67 «дощечек», которые, по преданию, он привез с собой, были на самом деле прутьями из дерева хибискус, украшенными резьбой.
Значит, все попытки читать дощечки острова Пасхи так, как мы читаем другие древние письмена, тщетны? Да, авторитетно утверждали крупнейший знаток культуры острова Пасхи Альфред Метро и крупнейший знаток полинезийской культуры Те Ранги Хироа.
Не будем, однако, торопиться с окончательным выводом.
Не так много дощечек с надписями хранится в музеях всего мира. Две таблички кохау ронго-ронго хранились в Национальном музее в Вашингтоне, три — в музее Сант-Яго, столицы Чили, две — в Музее антропологии и этнографии в Ленинграде (их привез в Россию Миклухо-Маклай), одна табличка в Британском музее в Лондоне... Всего науке известно двенадцать целых дощечек и восемь фрагментов.
Ленинградский школьник-десятикласснйк Кудрявцев занимался в -кружке при МАЭ — Музее антропологии и этнографин в Ленинграде. Темой своего небольшого сообщения на очередном заседании кружка он избрал тексты кохау ронго-ронго.
Но вместо ученического доклада было сделано... важное научное открытие. Ленинградский школьник установил, что тексты двух дощечек, хранящиеся в ленинградском музее, совпадают друг с другом! Вслед за тем он обнаружил такой же текст и на дощечке, хранящейся в музее Сант-Яго.
Открытие Кудрявцева давало ученым возможность составить полный каталог знаков. Ведь раньше, когда считалось, что тексты на всех кохау ронго-ронго разные, было трудно решить вопрос о «похожих» знаках. Было неизвестно, являются ли они одним и тем же знаком, лишь немного искаженным, подобно тому, как мы искажаем стандарт букв своим почерком, или же это разные знаки, хотя и похожие друг, на друга.
Теперь же, когда есть тексты-дублеры, можно было сверить «похожие» знаки и выяснить, самостоятельный ли эго знак или нет. Больше того: находка текстов-дублеров позволяла реставрировать поврежденные части текста.
Трагическая смерть в начале Великой Отечественной войны оборвала жизнь молодого исследователя. Несомненно, он установил бы в дальнейшем, что имеются еще две дощечки с повторяющимися текстами: одна в Британском музее в Лондоне, другая — в музее Сант-Яго. На двух сторонах лондонской дощечки, с незначительными различиями, тот же текст, который на дощечке Сант-Яго написан не на двух сторонах, а на одной, причем этот текст даже не заполняет целиком всю дощечку.
Значит, каждая сторона кохау ронго-ронго или обе стороны не должны обязательно содержать один законченный текст: возможны переходы текста с одной стороны дощечки на другую и даже с одной дощечки — на другую. Это не упростило задачи исследователей, а, напротив, еще туже затянуло узел загадок, проблем, технических трудностей, которые возникали перед всеми, кто пытался дешифровать кохау ронго-ронго.
Но главное было сделано: открытие параллельных текстов наглядно показало, что письмена остоова Пасхи являются действительно письмом, а не просто декоративным украшением.
Через шестнадцать лет после открытия Кудрявцева было сделано новое открытие советскими учеными, которое развеяло еще одну частицу мрака над таинственными письменами. Его авторами были сотрудники Ленинградского института этнографии Бутинов и Кнорозов, того же самого института, в стенах которого работал и Борис Кудрявцев.
CПOP О ДРЕВНИХ ПИСЬМЕНАХ
Ц ять месяцев продолжалась кропотливая работа Бутинова и Кнорозова над текстами острова Пасхи. 19 мая 1956 г. на Всесоюзном совещании этнографов в Ленинграде они доложили результаты своих исследований, а немного позже о нем узнал Международный конгресс американистов, собравшийся в датской столице Копенгагене.
«Предварительное сообщение об изучении письменности острова Пасхи» — так называлась совместная работа Бутинова и Кнорозова. Она была опубликована в журнале «Советская этнография», а вскоре ее перепечатали в далекой Аргентине и даже в «Журнале полинезийского общества», выходящего в Новой Зеландии. Это была первая работа русских и советских исследователей, изданная в самой Полинезии.
Всякое иероглифическое письмо, будь оно китайское, египетское или рапануйское, держится на трех «китах». Ряд знаков не читается, а служит «указателем» для чтения. Это — «первый кит» иероглифики, знаки-определители, или детерминативы.
«Второй кит» — идеограммы, символы, изображающие понятия. Например, знаки луны, солнца, воды, неба, звезд, лодки и т. д. и т. п. В рисуночном письме, пиктографии, мы можем прочесть такой изобразительный знак как угодно, на любом языке. В иероглифике же, письме, передающем не общие понятия, а звуковую речь, за каждым таким знаком закреплено определенное чтение. Если это китайский знак, например, луны, то и читать его надо по-китайски — «юэи»; если рапануйский, то по-рапануйски — «марама».
Наконец, «третий кит» — фонетические знаки.
Чтобы записывать звуковую речь, нужно передавать не только основные слова, корни слов, но и служебные слова, приставки, частицы, окончания. Для основных слов нетрудно подобрать идеограммы: если речь идет о луне — рисунок луны, читаемый как «луна» (или «эюи» по-китайски, «марама» по-рапануйски). А каким образом передать служебные слова и частицы? Ведь идеограммами их не изобразить. Вот тут-то и приходят на помощь фонетические знаки.
Звучание многих самостоятельных слов совпадает со звучанием служебных слов, союзов, частиц — полностью или частично (например, в русском языке местоимение «мой» и глагол «мой!», существительное «ил» и союз «иль»; «ю» — прилагательное «печальный», «ю» — существительное «масло» и «ю» — предлог «из» в китайском). Значит, служебные слова и частицы могут передаваться сходными по звучанию основными словами (наподобие ребусов).
Но как различить, когда знак передает основное слово, а когда — сходное с ним по звучанию служебное слово или грамматические частицы? Для этого и употребляются знакиопределители, детерминативы, которые указывают, в каком значении употребляется знак. Ключевые знаки помогают и различать слова, разные по смыслу, но одинаковые по звучанию. Например, китайское слово «ю», как мы уже говорили, может иметь три значения.
Детерминатив (знак сердца) в сочетании со знаком «ю» означает, что слово должно пониматься в значении «печальный». Детерминатив (знак реки) означает, что это слово нужно понимать в значении «масло». А если же знак «ю» написан без всякого детерминатива, он означает предлог «из».