— Но ваше величество… — растерянно пробормотал он, не в силах оторвать взгляд от телячьей кожей, с тихим свистом корчащейся в языках пламени. — Там ведь были ценные данные. Про то, как готовился заговор, и что случилось семь лет спустя…
— Мессир Даррен, — Омод приблизился и взял его за обе руки. — Прошу, поверьте, это уже не нужно. Мое поведение может показаться странным, но я сейчас, как никогда, в себе. Мне хотелось бы поблагодарить вас за все, что вы сделали, а теперь давайте отпразднуем.
— Что? — Старик растерянно обхватил кубок, который Омод ему вручил, и молча посмотрел на золотистую струю, заполнившую его до самого ободка.
— Пейте, мессир Даррен, — произнес Омод, подталкивая кубок за донышко к его губам. — Сейчас праздники, и скоро мой День рождения. Время веселиться.
Старику хватило трети кубка, чтобы взгляд поплыл, а расстройство при виде сгоревшего пергамента сменилось благодушием и словоохотливостью, подтолкнувшей его пуститься в воспоминания обо всем случившемся в его бытность учителем.
Омод и сам чувствовал, что захмелел, но этот хмель не путал мысли и не оседал внутри неприятным осадком, а напротив, наполнял легкостью. Лишь помирившись с леди Лорелеей, он понял, как тяготила его эта размолвка. А предстоящее продолжение уроков обещало скорейшее избавление от того, что терзало его больше всего. И от страха перед приближающейся ночью.
— Это для его величества?
Увидев привалившегося плечом к стене юношу, Ингрид вздрогнула.
— Да, — произнесла она, быстро опустив глаза.
— Постой, — остановил оруженосец, когда она хотела пройти мимо. — Он сейчас занят и не сможет тебя принять. Кажется, ты носишь ему столько еды, что он уже давно должен был превратиться в толстяка.
Ингрид промолчала, надеясь, что желание говорить у оруженосца скоро пройдет. Но тот не только не утратил его, а, напротив, перегородил путь.
— Тогда я принесу ему еды позже, — произнесла она, собираясь отвернуться.
— К чему же добру пропадать? — оруженосец сунул палец в похлебку. — Мм, неплохо. Только успело остыть, — заметил он, облизывая его. — В отличие от нашего короля. Он ведь красив, не правда ли, Ингрид?
Ингрид стиснула поднос: господа обычно не знают слуг по именам, и то, что другу Омода — а она прекрасно знала Ройфа, в то же время будучи уверена, что он не знает ее, — известно ее имя, было неожиданно и неприятно.
— Что же ты молчишь? — продолжил он, когда пауза затянулась.
— Я не знаю, что ответить, милорд.
— А с королем ты тоже молчишь? Скажи, это тебя ведь я видел, выходящей вчера из его покоев?
— Мне нужно на кухню, — выдохнула Ингрид и, развернувшись, бросилась обратно к лестнице, не обращая внимания на выплескивающие содержимое плошки и сжимаясь от ощущения, что ее вот-вот схватят за плечо.
Но вместо этого услышала тихое вслед:
— Еще увидимся, Ингрид.
После разговора с Омодом благодушное настроение не оставляло меня. Я чувствовала, что и дети его заметили. По крайней мере, за завтраком Алекто с Каутином то и дело поглядывали на меня. Эли же вертел головой, словно кого-то высматривая.
— Ты кого-то ищешь, Эли? — Я потянулась поправить салфетку у него на груди.
Он чуть пожал плечами и с избыточным усердием взялся за ложку.
— Никого в особенности.
— Быть может, тебе стоит подойти к друзьям? Это ведь Йозеф из общей комнаты? И, кажется, рядом я вижу других юных лордов с мужской половины?
— Йозеф младше на целый год, — фыркнул Эли. — О чем с ним говорить? А остальные… — Эли поковырял ложкой в тарелке и докончил, отводя глаза: — Мне они совсем не интересны.
— А ты, Каутин, — повернулась я к старшему сыну. — Я слышала, леди Готелинда не осталась равнодушной к твоим достоинствам.
Каутин нервно пошевелился, но ответил спокойно, как и всегда:
— Упомянутая вами леди едва ли считает, что я обладаю хоть одним.
— Тогда отчего она на вас так смотрит?
— Где?
Каутин быстро вскинул глаза, успев увидеть лишь, как молоденькая фрейлина поспешно отвернулась, присоединившись к компании подруг.
— Мне пора к королеве, — пробормотал он, поднимаясь.
— Я сказала что-то не так? — осведомилась я у Алекто, когда он ушел. — Разве не с леди Готелиндой он беседовал после охоты? И я не раз замечала, как они смотрят друг на друга.
— Кажется, эта леди не хочет более общаться с Каутином, — тихо ответила Алекто.
— Не думала, что о нежелании общаться сообщают такими пламенными взглядами.
Уголок рта Алекто приподнялся в улыбке, и она быстро взглянула на фрейлину, чересчур оживленно говорящую что-то другим и теребящую платок.
— Итак, нам пора…
Тут в зал вошел Омод, и я осеклась на полуслове, следя за тем, как он подходит к королевскому столу, целует руки матери и почтительно склоняется перед консортом. Обернувшись по сторонам, он заметил меня и тоже чуть поклонился.
— Его величество выглядит сегодня лучше, — заметила Алекто, глядя то на него, то на меня.
— Да, это так. Если ты доела, то мы можем идти. А за тобой, Эли, присмотрит леди Рутвель.
Мы с Алекто поднялись и через самое короткое время, приняв помощь сэра Вебрандта, уже устроились в повозке.
— Ты довольна? — спросила я у Алекто.
— Более чем, миледи, — в волнении воскликнула она.
Я сделала знак сэру Вебрандту и еще одному рыцарю, взятому с собой, и мы тронулись в путь.
Повозку пришлось оставить на подъезде к площади.
— Может, сэр Вебрандт тебя донесет?
— Что вы, миледи. Не хочу, чтобы ко мне относились, как к калеке, — покраснела Алекто.
Когда мы пересекали площадь, я остановилась, услышав исходящий откуда-то, будто из-под земли, звук, похожий на вой.
— Что это?
— Узник, — Сэр Вебрандт кивнул под ноги и столкнул кончиком сапога снег в колодец, который я не заметила. — Они отсиживают здесь заключение.
Я взглянула вниз, но увидела лишь грязную макушку того, кто производил этот вой.
— И что же он натворил?
— Ваалу его знает, миледи. То есть, кто же его знает, миледи, — откашлявшись, поправился он, покосившись в сторону Алекто. — Быть может, и ничего: порой они отсиживают за своих близких.
Аккуратно обойдя колодец, мы двинулись дальше. Краем глаза я заметила еще несколько таких же. И даже когда они скрылись из виду, неприятное тревожное чувство, поползшее по спине от услышанного звука, все не оставляло меня.
— Где же дом Старой Марты? — повернулась я к слуге.
— Вот там, миледи, — указал он. — Но если мне дозволено будет сказать, вы не должны встречаться с этим лекарем.
— Отчего же?
— Оттого что он из Белого города. Люди говорят…
— Люди всегда говорят. Для этого у них есть рты.
Подобрав подол, я двинулась в указанном направлении, Алекто — за мной.
— Он сказал не брать с собой стражу, — робко заметила она, когда сэр Вебрандт и второй рыцарь последовали за нами.
Я приподняла брови.
— Ты же не считаешь, что я настолько безумна, чтобы согласиться встретиться с незнакомым человеком в незнакомом городе с глазу на глаз?
Она опустила глаза, тихо пробормотав:
— Нет, миледи.
Старая Марта оказалась суетливой полной женщиной с красным лицом, не знающей, куда нас усадить — в доме не имелось подходящей мебели, так что в итоге я осталась стоять, а Алекто устроили на захваченной с собой подушке на сундуке. Ее дочь, лет десяти, робко выглядывала из-за дырявой занавески, жуя кончик волос.
— Твой лекарь запаздывает, — заметила я.
Алекто, беспокойно посматривавшая в окно, вздрогнула.
— Да, миледи.
Спустя какое-то время в дверь постучали, и она сжала мою руку. Но это оказался мальчишка с посланием.
— Он хочет, чтобы стража ушла. До этих пор он не переступит порог дома, — пискнул он.
Почувствовав, как развеивается благодушное настроение, я повернулась к Алекто.
Она быстро опустила глаза, а потом снова посмотрела на меня.
— Миледи, пожалуйста, мне очень нужно его увидеть.
Какое-то время я раздумывала, а потом сделала знак сэру Вебрандту.
— Выйдите.
— Но, миледи… — опешил тот.
Второй рыцарь тоже растерянно на него посмотрел.
— Отойдите к соседнему дому. — Я прошла к очагу и зачерпнула в миску уголь. — Вернетесь, когда позову. И вы тоже, — обратилась я к Старой Марте и ее дочери.
Сэр Вебрандт повиновался, двинувшись к двери, но так, будто к каждой ноге была привязана гиря, и постоянно оглядываясь. Остальные тоже последовали за ним.
— Твой лекарь, должно быть, очень уверен в своих талантах и нужности нам, раз ставит условия, — заметила я, водя над миской рукой и не отрывая глаз от мерцающих углей, дарящих спокойствие от осознания, что Покровитель близко. — Или же совершил какое-то преступление, раз так не любит стражу.
Алекто промолчала.
Когда наконец дверь открылась, я с удивлением увидела хрупкого юношу.
На нем была одна только рубаха, снежинки оказались почти незаметны в белых волосах. Он ответил мне прямым спокойным взглядом — казалось, он смотрит сквозь меня или, скорее, внутрь меня.
— Миледи.
— Так ты и есть тот талантливый врачеватель, способный исцелить любую болезнь?
— Нет, миледи.
Я вопросительно посмотрела на Алекто, которая при его появлении приподнялась с сундука и теперь нервно сжимала пальцы.
— Разве не ты лечил дочь хозяйки этого дома?
— Я, миледи. Но я всего лишь грел ей горло. И эти труды могут сойти на нет, теперь, когда вы выставили ее на холод.
Я изумленно на него посмотрела.
— Миледи, — поспешно вмешалась Алекто, — дозвольте мессиру взглянуть на мою лодыжку.
Какое-то время я смотрела на юношу, который отвечал мне спокойным невозмутимым взглядом, а потом шевельнула рукой.
— Иди, помоги моей дочери.
Так же спокойно он двинулся к Алекто, а я отошла в противоположный конец помещения, где у хозяйки находилась небольшая кухонька, стараясь не коснуться даже краем одежд выставленной там утвари и таза для мытья.