— Ты уверен?
Вульпис обернулся, быстро качнув мордочкой, и Эли поспешил за ним. Перед дверью наверху помешкал. Поднял руку, чтобы постучать, но сжал пальцы. А вдруг там сейчас окажутся родители Дикки? Или что если друг не захочет его видеть? Но Эли нужно было его повидать: с одной стороны, без него было тоскливо, теперь, когда Каутин почти не проводил с ним время, а с другой, хотелось добыть доказательство, что Дикки действительно существует. Тогда уже Алекто и мать не смогут заявлять, будто он лишь плод воображения Эли.
Отметя все посторонние мысли и передумав стучаться, Эли толкнул дверь. Он почти хотел, чтобы она оказалась заперта, но створка, пусть и неохотно, поддалась.
Эли вошел внутрь, повертел головой и раскрыл рот. Он прекрасно видел, что Дикки не из простых — по его одежде и манерам, — но не думал, что тот настолько богат. Представляя запертого друга, он воображал себе едва ли не крохотную темницу и несчастного пленника. Но в такой комнате и сам Эли не отказался бы временами быть запертым.
Он двинулся вперед, осматривая огромную кровать под балдахином, генеалогическое древо на стене, так искусно вышитое, что рождало желание отхватить ножом кусочек где-нибудь с краю, например, вот с теми борзыми рядом с охотниками. Еще тут был стул с высокой спинкой, в котором мог бы разместиться сам король, и ниша с дорого инкрустированной подставкой, на которой стояли фигурка Праматери и почему-то фигурка собаки. Конторку и прибитые над ней полки со свитками Эли удостоил лишь мимолетным взглядом (ничего интересного в учении он не видел), зато оживленно вперился взглядом в огромный сундук, обтянутый кожей и окованный железными полосами с чеканными, похожими на морозные, узорами.
Наверняка, там и хранились игрушки, о которых говорил Дикки. Он не сразу вспомнил, зачем пришел — лишь услышав поскуливание Хруста.
— Ты прав, — спохватился Эли и повертел головой. — Дикки, — шепотом позвал он, но ему никто не ответил.
Эли даже отодвинул шторку балдахина, но комната действительно была пуста. Поежившись, поскольку через распахнутое окно задувал ветер, он хотел повернуть назад, но заметил, что Хруст принюхивается к чему-то на полу.
— Что там? — Эли наклонился и с удивлением поднял тряпку, на которой были яркие, еще совсем свежие, следы.
— Это что, — он растерянно повертел ее, — кровь?
Хруст мрачно чихнул.
Снова взглянув на распахнутое окно, Эли поспешно отшвырнул тряпку и бросился обратно к двери, надеясь, что непривычные для него страшные мысли — ошибка, и с его другом на самом деле все хорошо.
Пирог был грандиозным. Ингрид смотрела на то, как ярус за ярусом слои складываются в невиданное угощение, украшенное золотом и гербами королевства. Повар, так, будто на кону была его жизнь, устанавливал на него специально изготовленных птичек, должных завтра отвести пар и не дать начинке прорвать идеально запеченную корочку. Пот ему отирали сразу два поваренка.
Ингрид, распахнув глаза, обошла девушку из сахарного теста.
— А что же ты? — обратилась к Ингрид одна из толкавшихся на кухне женщин. — Дел в замке мало?
— Нет, — произнесла Ингрид и поспешно забрала наготовленного угля, направляясь к лестнице.
— Приходи гадать перед Двенадцатой ночью, — крикнула та вслед.
— Может, и приду, — откликнулась Ингрид, уже стуча по ступеням деревянными подошвами.
"Разве не восхитительно это блюдо? Не достойно ли королевского стола?" — несся в спину напев.
ГЛАВА 24
Алекто тоскливо посмотрелась в зеркало. Еще совсем недавно она отдала бы что угодно за возможность надеть светлую тунику для выступления на миракле, собранную под грудью и украшенную вышивкой, но с тех пор многое изменилось.
— Вы хорошо выглядите, — произнесла мать, приближаясь, хотя Алекто видела, что той приходится преодолевать себя при виде дочери в столь непривычном наряде.
— Спасибо.
— И вам очень пойдет сюда высокая коса, — добавила она, собирая волосы Алекто наверх — так, как прежде, несомненно, порадовало бы ее. Чудо, что мать выпустила ее на миракль. А не заперла до конца жизни. — Сегодня День рождения его величества и Двенадцатая ночь. Скажите, так вы представляли себе пребывание в замке?
— Да, миледи.
Мать посмотрела на нее, но ничего не сказала.
— Идемте, — произнесла она, когда Алекто снова переоделась, и подставила локоть, хотя Алекто уже фактически не нуждалась в помощи: нога, как и предсказывал Сверр, оправилась, и хромать больше не приходилось.
Наверное, она должна была радоваться: история с огнепоклонником позабылась, мать даже не упрекала ее, и совсем скоро ей предстояло побывать на великолепном пиру, завершающем не менее великолепные зимние празднества. Вот только на душе празднично не было.
За завтраком царили шум и оживление. Только Эли сидел какой-то притихший, возя ложкой в своей миске.
— Что с тобой? — удивилась Алекто. — Я еще не видела тебя без аппетита.
Эли ковырнул в каше и пожал плечами.
— Похоже, с Дикки что-то не так.
— С чего ты взял?
Оглядевшись по сторонам, он наклонился к ней и, понизив голос, прошептал:
— Я видел у него в комнате кровь.
Алекто вздохнула и отодвинулась.
— Ты мне не веришь, — печально промолвил брат.
Алекто покачала головой и подтолкнула к нему куриный рулетик.
— Держи, уж это должно поднять тебе настроение.
Эли с отвращением его оттолкнул.
— Вы слышали? — раздался неподалеку голос леди Элейн. — В лесу нашли растерзанную косулю. Она выглядела так, будто ее разорвал дикий зверь.
— Волк? — приподнял брови лорд, участвовавший недавно в разговоре про огнепоклонников.
— Непохоже. Лесничий сказал, раны выглядят по-другому. Будто рвал человек, только так, что почти, как животное.
Алекто быстро подняла голову.
— Наверняка, это огнепоклонники замешаны, — заявила леди Томасина.
— С чего вы взяли? — осведомилась мать, аккуратно отламывая пуддинг, срез которого был плотно утыкан инжиром, изюмом и орехами.
— А кому еще было учинить что-то подобное? — пожала плечами та.
Но долго на огнепоклонниках беседа не задержалась, покружив вокруг них еще пару фраз и свернув в другое русло.
— А что думаете об этой косуле вы? — спросила леди Рутвель после завтрака, когда они направились в комнаты ее величества репетировать миракль.
— Я не знаю, леди Рутвель, но едва ли человек проявил бы подобное немилосердие, — Алекто осторожно переступила через рассыпанный кем-то для птиц корм. — Ведь куда логичнее было бы поразить косулю копьем или другим оружием, чтобы не мучилась.
— Не желаете ли до репетиции пройтись вместе с другими фрейлинами в розарий и нарвать апельсиновых ветвей, чтобы поставить в вазы?
— Желаю. — Фрейлина чуть кивнула, и они направились дальше.
— Как вы, ваше величество? — Я вошла в покои Омода.
Он поспешно спрятал какую-то тряпку.
— Простите, я не вовремя?
— Что вы, — Он широко улыбнулся и шагнул мне навстречу. — Я рад вас видеть. Ничто не поднимает мне так настроение.
— Что это? — Я потянулась к ссадине.
— Ничего, — тряхнул он волосами, скрыв ее. — Наткнулся в темноте на угол шкапа.
Я взглянула на упомянутый угол — он был и впрямь выдающимся.
— Как вы после вчерашнего?
— Все хорошо, — снова улыбнулся он, проходя к карте и переставляя некоторые значки, а иные вынимая.
— Значит вы уже достаточно оправились? Хотите знать содержание вчерашней беседы с вашим… третьим?
— В этом нет нужды.
— Но он больше не показывался?
— Нет, — Омод резко воткнул флажок в лесистую территорию.
Я подошла и встала рядом.
— Вы уже подготовились к Дню рождения? Будете произносить какую-то речь или еще что-то делать?
— Вполне подготовился, миледи. Есть у меня одна идея, — он рассеянно зачесал волосы назад, — но я пока в процессе.
— Что ж, тогда продолжим? Сегодня, верно, занятие будет коротким, потому что потом мне нужно на репетицию подарка, о котором вы ни сном ни духом.
Омод коротко улыбнулся уголками рта и прошел на середину комнаты.
— У меня есть идея получше. Как насчет совместной трапезы? Я ведь пропустил завтрак.
— Кстати, отчего?
Он нетерпеливо пожал плечами, и я не стала продолжать расспросы. Должно быть, он отдыхал после вчерашнего.
Омод прошел к сундуку, откинул крышку, и я заметила внутри кое-какие деревянные игрушки, верно, принадлежащие Дикки. Достав обернутый в бумагу куль, он уселся на шкуре на полу, развернул его и сделал мне знак.
— Присоединитесь?
Подобрав подол, я устроилась напротив Омода, который сидел, скрестив ноги. Он быстро рвал пальцами хлеб, кидая его в миску. Докончив, положил кисть винограда. Я принялась чистить мушмуллу.
— Куда вы ходите вечерами, леди Лорелея?
— Что? — Я вздрогнула, слишком сильно сдавив плод, и сок брызнул меж пальцев.
— Я как-то видел вас во дворе, уже за полночь.
— В розарий.
— В розарий? — приподнял брови он. — Как на днях с леди Алекто?
— Да.
— И что же вы там делаете?
— Любуюсь.
Он быстро на меня посмотрел и закинул в рот виноградину.
— Вам по нраву цветы матери?
— Ее величество очень трудолюбива.
— Да, это так.
— Это были ваши игрушки? — спросила я, беря одну из них из сундука и рассматривая.
В моих руках был грубо намалеванный персонаж, один из тех, что фигурируют в детских сказках.
— Да, но некоторые приобрели специально для Дикки.
— Я поняла, — я принялась рассматривать другую игрушку.
Омод с любопытством взглянул на меня и потянулся к куску пирога.
— Как ваша семья? Довольна пребыванием в замке?
— О да, сир.
— А дочь? Недавно ваш зверек приносил мне что-то. Вы, к слову, не знаете, что?
— А что именно приносил? — заинтересовалась я.
— Какую-то фигурку. Четырехголовую.