Метро он не помнил, а может, и не знал никогда. Школа была в пяти минутах ходьбы от детдома, в цирк и бассейн детдомовских детишек возили на автобусе.
Первая поездка оставила неизгладимое впечатление от сочетаниея диких запахов, глубочайшего (до тошноты и головокружения) эскалатора, фырчащего яростного поезда и общего ощущения страшной, мрачной зажатости. От страха Стас в середине поездки даже утратил обоняние. Рецепторы отключились внезапно: вот только что был вокруг ядреный запах пластика и металла — и вдруг наступает стерильное всеобъемлющее ничто, все веселые и рокочущие голоса запахов смолкают, и ничего не остается взамен…
Сутки Стас провел в своей новой комнате. Сидел на койке, сжавшись в комок. Выходить куда-либо было дико страшно.
Сначала вернулось обоняние.
Стас уловил запах жареной рыбы и понял, что где-то рядом находится кухня. Потом он осознал, что очень хочет есть и в туалет.
Готовить его в детдоме научили. Стас умел варить кашу и макароны, мог поджарить картошку или яичницу. Он знал, что чай сладкий потому, что в него кладут сахар. Правда, чай с сахаром ему не нравился. Стас считал, что сахар в худшую сторону меняет естественный аромат чая.
С бытовой стороной самостоятельной жизни он худо-бедно разобрался довольно быстро. Потом привык к шумному многолюдному городу с его вечными текущими по улицам потоками людей, к глубокому стремительному метро.
Мальчишки-детдомовцы, жившие в той же общаге, быстро устроились на работу грузчиками в соседний магазин.
— Нормальная работа, платят хорошо.
— Да еще и картошки с капустой иногда с собой набрать можно, а если повезет — то и костей с мясом, из них суп хорошо варить.
Стас слушал, как ребята делятся впечатлениями, и понимал — нет-нет, ему нельзя ни в какие грузчики. Он запомнит все магазинные запахи за две недели. А что потом? Сойдет с ума? Нет, он создан для другого! И у него обязательно будет иная жизнь!
Стас планировал устроиться на парфюмерную фабрику или какое-нибудь предприятие, выпускающее косметику. Куда угодно, кем угодно — лишь бы поближе к запахам.
В справочной ему дали список адресов подобных производств. Стас обошел их все.
Где-то вежливо говорили:
— Извините, нам сторожа не нужны.
Где-то откровенно смеялись:
— Шел бы ты отсюда, мальчик!
Получив отказы по всем адресам из списка, Станислав придумал, что можно устроиться в магазин, продающий духи. А хоть уборщиком. Он станет протирать пыль с витрин — и ему даже не надо распечатывать коробочки, его нос уловит запах через любую упаковку, пусть не все из них раскрытие — но хоть что-то.
— Детдомовский ты, покрадешь у нас товар, — как сговорившись, твердили Стасу в больших и маленьких магазинчиках.
В общем, было от чего прийти в отчаяние. Начисленной ему пенсии хватало на оплату общаги, а на еду уже почти ничего не оставалось.
Стас питался хлебом и кефиром, и эта вынужденная диета обострила и без того тонкое обоняние до предела. Приближаясь к человеку, Стас чувствовал запах его волос, подмышек, половых органов, ступней, общий след мыла на коже, запах дыхания с нюансами съеденной пищи.
Ему было жизненно необходимо, как воздух, возиться с запахами, думать о нюансах, растворяться в них, просто быть рядом.
И никаких шансов на то, что когда-нибудь это получится, похудевший и небритый Стас не видел.
Ему было семнадцать с половиной лет. Выплата государственной пенсии, как объяснила толстая тетка-бухгалтерша, прекратится в восемнадцать. И на что жить потом?
Все чаще вспоминал он мать. Как она пахла смертью, как висела в петле с посиневшим лицом и черным вывалившимся языком. А ведь это выход, отличный выход из той жизни, терпеть которую больше невозможно…
Стас уже был готов. Он купил веревку. Понял, что крюк люстры не выдержит тяжести его худого длинного тела, а вот пожарная лестница, проходящая недалеко от балкона комнаты, очень прочная.
Только в тот день, когда он собирался уйти, все изменилось…
…Наконец-то, дождалась! В парфюмерную мастерскую приехали врачи и следственно-оперативная группа вместе со следователем Мироновым!
Владлен Ильич посмотрел на меня так, как будто бы это я чуть не отправила на тот свет Станислава Орехова вкупе с предыдущими убиенными — лаборантом Юрием Ивановым и криминалистом Сергеем Казько.
Судя по выражению лица следователя, ему очень хотелось высказать мне все, что он обо мне думает.
Однако профессионализм в нем взял верх. Он присел на корточки рядом с врачом, осматривающим Орехова, и поинтересовался:
— Как скоро его можно допросить?
Врач криво усмехнулся:
— Сейчас мы будем переливать этому человеку кровь прямо здесь. Он одной ногой на том свете, перевозить его уже нельзя. И дай бог, чтобы мы быстро узнали, какая у него группа крови и чтобы наши коллеги нам привезли ее быстро. Если вторая машина так же застрянет в пробках, как встали мы, — допрашивать его будете уже не вы…
…Стас думал дождаться ночи. Заканчивать жизнь самоубийством на пожарной лестнице днем — сущая глупость. Кто-нибудь обязательно увидит, вызовут «Скорую», милицию. Зачем это надо? А вот в темноте точно все получится. Фонарей немного, окна соседей уже погаснут. Ветер, пахнущий свежей зеленью и застарелой городской гарью, пожелает ему счастливого пути…
Стас думал, есть ли у Бога запах (в том, что есть Бог, он не сомневался, только Высшие силы смогли создать такое разнообразие дивных ароматов), когда дверь его комнаты приоткрылась и на пороге появилась стройная миловидная брюнетка с короткой стрижкой. Когда-то на ее серый шерстяной пиджак попала капелька «Опиума». Стас втянул ноздрями воздух и чуть не разрыдался от красоты аромата.
— Орехов Станислав Владимирович? — поинтересовалась брюнетка низким приятным голосом и протянула руку. — Нотариус Тамара Петровна Иванова. Я так понимаю, у меня для вас скорее приятные, чем печальные новости. Ваша бабушка умерла полгода назад. Вряд ли вы были близки, и вас это известие, скорее всего, не расстроит. Соседи говорили, что у нее имеется внук. Но мне пришлось приложить немало усилий, чтобы вас найти. Других претендентов на наследство нет. Вы можете вступить в права наследования имущества, а именно: дома с участком в 15 соток в Жуковском, квартиры двухкомнатной на проспекте Вернадского, сберкнижки с имеющимися на ней денежными средствами в сумме 7 тысяч 550 рублей.
— Это все мне? Все это мое? — растерянно залепетал Стас, когда удалось проглотить застрявший в горле комок.
Информация про дом и квартиру прошла мимо его сознания. Он только запомнил про огромные безграничные деньги. Это же можно купить и «Клима», и «Опиум», и «Шанель номер пять», и денег еще останется много-много…
От обрушившегося водопада счастья Стас едва не лишился чувств. Тамара Петровна прошла в комнату, деловито заставила его выпить таблетку валерьянки, потом сбегала на кухню и заварила чайку. А потом принялась осторожно выяснять, чем занимается Стас и как планирует распорядиться наследством.
Есть люди — прирожденные организаторы. Они быстро вычленяют главное, определяют цель и указывают на оптимальный путь достижения этой цели. Тамара Петровна принадлежала именно к их числу.
Через полгода Станислав уже жил в Жуковском, московскую квартиру сдавал (как это и делала бабушка, вот откуда на ее сберкнижке образовалась внушительная сумма), учился на химфаке МГУ (куда сам Стас поступать ни за что бы не рискнул, но нотариус выяснила, что детдомовцев берут вне конкурса). Тамара Петровна все разузнала: обучают парфюмеров во Франции, есть несколько школ, но для учебы во всех непременным условием является наличие высшего химического образования.
— Выезд я организую тебе по своим каналам. Возможно, обучение во Франции будет платным, если сбережений не хватит — придется продать дом или квартиру, — рассуждала Тамара Петровна, приезжая к Стасу в Жуковский.
Квартиру и правда пришлось продать. Тамара Петровна не успела спасти деньги Стаса от инфляции, и к тому моменту, когда предстояло ехать в Париж, никаких сбережений у Стаса давно не имелось. Зато выезжать за границу уже можно было совершенно свободно.
За вступительные экзамены в Высшую школу парфюмерии в Париже Стас почему-то не переживал совершенно.
Ему казалось, что с его тонким обонянием он справится с любым испытанием. Боялся за английский, на котором полагалось отвечать на экзамене, переживал за французский, которым придется пользоваться, чтобы добраться из аэропорта до студенческого городка в пригороде Парижа. Вот правильно объясниться — это сложно. А запахи с блоттеров распознать — ерунда.
Однако то, что на экзамене звучало с одной из бумажных полосок, вызвало у Станислава шок.
Он без труда определил жасминовое эфирное масло, розу и ландыш. А потом растерянно посмотрел на членов приемной комиссии — улыбчивых горбоносых дядечек в красивых пиджаках и галстуках (никто из их не пользовался парфюмом; должно быть, старались не сбивать абитуриентов посторонними запахами).
Дядечки выглядели приветливыми и невозмутимыми.
И Стас решил, что у него начались ольфакторные галлюцинации.
Блоттер номер четыре пахнул мужской спермой. Самой настоящей мужской спермой! Никакого циветта, мускуса или кастореума, довольно удачно имитирующих запахи секреции человеческого тела. На блоттер просто нанесли сперму.
Во-первых, Стас не знал этого слова по-английски. Во-вторых, даже если бы и знал — то ни за что не решился бы его произнести в столь уважаемом обществе.
— Я не могу определить этот запах, — пробормотал Стас, вопросительно глядя на дядечек.
Один из них пожал плечами и махнул рукой: