— Хорошо, что ты все-таки решила поехать с нами, — сказал Гэйб с доброй насмешкой. — Спасибо, — добавил он серьезно, глядя в глаза старшей дочери, и она поняла — отец благодарит ее не только за то, что она присматривала за Честером.
— Все нормально, па.
В этот момент он осознал, что дочь больше не называет его «папочка», а он не помнит, когда это произошло. Неужели Лорен, его принцесса, растет так быстро и он не успевает заметить перемены? Ощутив легкий прилив грусти, знакомый, возможно, лишь отцам подрастающих дочерей, он отвернулся от девочек и взглянул на Эву. Ее глаза, устремленные в сторону неуютного дома по другую сторону моста, влажно блестели.
— Дорогая, он тебе больше понравится, когда выглянет солнце, — мягко пообещал Гэйб.
— Папочка, мы можем выйти? — снова раздался умоляющий голосок Келли.
Она была на семь лет младше Лорен, и сейчас ей исполнилось ровно столько, сколько было Камерону, когда он пропал почти год назад. Они потеряли сына, которому исполнилось всего пять лет.
— Сначала наденьте шапки. Дождь в любую минуту может полить снова. — Эва обращалась ко всем, включая Гэйба.
Он потянулся к отделению для перчаток, достал шерстяную шапочку, натянул ее до середины ушей, чтобы защититься от холода, который ожидал их на улице. Эва, прежде чем надеть на голову капюшон непромокаемой куртки, проверила, хорошо ли оделись дочери.
Гэйб смотрел в темно-карие глаза Эвы — глаза, которые еще год назад светились теплом и весельем. Теперь печаль, поселившаяся в них, приглушила свет, наполнив Эву неизбывной грустью.
Пока девочки послушно надевали шапки и открывали дверцу, Честер привстал на сиденье и тронул лапой Келли, желая поскорее выбраться из машины. Эва первой вышла из внедорожника и еще раз оглядела Крикли-холл.
Она слышала, как громко зевнул Честер, а Келли вскрикнула, выпрыгивая из машины. Что-то кольнуло ее в сердце, когда ребенок и собака направились прямиком к влажному мосту.
— Гэйб, — с опаской позвала она мужа.
— Все в порядке, — успокоил ее тот и окрикнул Келли: — Эй, придержи коня, солнышко! Подожди нас.
Малышка, поеживаясь от ветра, резко остановилась на середине моста, но Честер понесся дальше, радостно взвизгивая от внезапно обретенной свободы, и умерил свой пыл лишь на лужайке. Эва рассмотрела решетчатые конструкции моста, потом берега речки. Им придется как следует присматривать за Келли: отверстия между тонкими бревнами, из которых сложили ограду моста, достаточно велики, чтобы в них мог проскользнуть ребенок. Поверхность моста оказалась скользкой от дождя, а берега речки лишены ограждений, да и выглядят ненадежно. Келли придется строго-настрого предупредить, чтобы она никогда не смела в одиночку ходить через мост и приближаться к воде. Они не могут потерять еще одного ребенка. Боже милостивый, они не должны потерять еще одного ребенка! Эва зажала ладонью рот, чтобы не разрыдаться.
Гэйб уже надел черный матросский бушлат, поднял воротник и поспешил к младшей дочери, а Лорен зашагала вслед за ним. Келли ждала на мосту, не совсем понимая, в чем она провинилась и провинилась ли вообще. Девочка вопросительно посмотрела на приближавшегося отца и наконец улыбнулась, разглядев усмешку на его лице. Гэйб подхватил малышку на руки и, дождавшись Эву, поспешил к новому жилищу.
Здание было сложено из простых тускло-серых гранитных блоков, даже закругления на углах и подоконники выложили из того же самого скучного камня. Сегодня они проезжали множество старых домов, построенных из известняка, песчаника, кремня, но ни один из них не выглядел столь сурово и серо, как мрачный Крикли-холл. Единственным украшением, если это можно так назвать, были колонны с пилястрами по обе стороны огромной, обитой гвоздями парадной двери. Они поддерживали широкую перемычку над входом, которая предлагала скромное убежище гостю, очутившемуся на пороге в непогоду.
На первом этаже находилось четыре больших окна, на втором окон было шесть, но размером поменьше, еще четыре окошка, совсем маленьких, выглядывали из-под ската шиферной крыши, там располагалась мансарда. На самой же крыше, примитивно-прямоугольной, возвышались четыре кирпичные каминные трубы. Эва нахмурилась. Определенно архитектор, спроектировавший Крикли-холл, либо страдал недостатком воображения, либо его сильно ограничивали в средствах.
От моста к главному входу вела дорожка с неровными краями, скудно посыпанная гравием, затем она вливалась в тропу, грязную и весьма небрежно выложенную камнем; эта тропа тянулась по периметру здания. Деревья, возвышавшиеся над серым домом, явно стремились прикрыть его недостатки, но потерпели неудачу. Громада Крикли-холла слишком отчетливо проступала на фоне по-осеннему цветастой листвы. Немного правее, среди кустов и деревьев, опустивших ветви на его плоскую крышу, примостился небольшой сарай, потрепанный непогодой.
Эва подумала про себя, что Крикли-холл не просто уныл, а уродлив, но не стала делиться с мужем безрадостным впечатлением.
— Идем, мамуля!
Келли и Гэйб были почти у входной двери, и Келли окликала мать, высовываясь из-за отцовского плеча. Они ждали Эву и Лорен, чтобы переступить порог.
Честер, вежливо вилявший хвостом, топтался рядом.
— Ключ у тебя? — спросила Эва, смахивая со щеки капельку дождя.
— Ключ должен быть в двери. Агент по недвижимости вызывал уборщиков сегодня утром, так что тут все сверкает чистотой.
Когда они стояли рядом на широких, низких ступенях, Эва вдруг поняла, что широкая, утыканная бронзовыми гвоздями дубовая дверь относится к другой эпохе, нежели незатейливый дом. Эве стало любопытно, не пробит ли слишком широкий проем специально для нее, ведь дверь вполне могли взять в каком-то старинном особняке или монастыре вместе с почти готическим дверным молотком в виде головы леопарда. Она наблюдала за тем, как Гэйб весьма церемонно нажал на большую кнопку дверного звонка — белую, в обрамлении старого медного кольца. Кнопка эта притаилась между стеной и правой колонной. Раздался дребезжащий звук.
— Что ты делаешь? — спросила Эва.
— Предупреждаю местные привидения, что мы уже тут, милая.
— Па, ничего такого не существует! — негодующе воскликнула Лорен.
— Ты уверена?
Эва нетерпеливо сказала:
— Давай же, Гэйб, открывай!
Ей захотелось узнать, так ли внутри скучен дом, как и снаружи.
Гэйб повернул ручку тяжелой двери — и та бесшумно распахнулась.
2Крикли-холл
— О-о-о!..
Это было благоговейное восклицание Лорен. Гэйб улыбнулся Эве.
— Не слишком убого, да? — спросил он, дав жене мгновение-другое оглядеться.
— Я и не предполагала… — начала было та. — Это… — Она снова умолкла.
— Это кое-что, верно? — продолжил ее мысль Гэйб.
— Осмотрев дом снаружи, считала, что внутри будет весьма посредственно. Просторно, но… ну, ты понимаешь. Без излишеств…
— Ничего подобного не ожидала?
Нет, ничего подобного не могла себе и представить, подумала Эва.
Они вошли в просторный холл с галереей. Холл оказался намного выше первого этажа, завершенного галереей с балюстрадой, тянущейся по двум сторонам огромной комнаты.
— Должно быть, этот холл занимает половину дома, — сказала Эва, разглядывая потолочные балки высоко-высоко над головой и удивляясь кованой чугунной люстре, выполненной в виде лапы с когтями.
— В остальном дом самый обычный, — пояснял Гэйб. — Слева от тебя кухня и общая комната. Вон за той двустворчатой дверью, прямо перед нами, — гостиная. — Он вздернул подбородок, указывая направление. — Спальни — вдоль галереи, слева и в центре. Их несколько, есть из чего выбирать.
Эва указала на приоткрытую дверь, которую Гэйб пропустил. Она находилась рядом с кухонной, но между ними стоял старомодный шифоньер. Эва видела только полоску густой тьмы за ней.
— Ты не сказал, что там.
По какой-то причине — возможно, ради безопасности, потому что сразу за дверью начинались ступени, да и открывалась она в сторону холла в отличие от прочих, — Гэйб подошел к ней и решительно закрыл.
— Там подвал, — сообщил он через плечо. — Келли, держись от этой двери подальше, хорошо? — неожиданно резко обратился он к дочери.
Девочка на мгновение перестала кружиться на месте, не отрывая восхищенного взора от люстры.
— Хорошо, папочка, — рассеянно пообещала она.
— Я серьезно. Ты не должна спускаться туда без меня или мамы, слышишь?
— Да, папочка. — Она снова закружилась, а Эва недоумевала, почему Гэйб проявил излишнюю строгость.
Эва прошла дальше в холл, Лорен — следом за ней, а Келли осталась позади, у распахнутой входной двери. Справа широкая деревянная лестница вела на галерею. Выше, на повороте, лестница образовывала небольшую квадратную площадку, где высилось ничем не занавешенное окно, почти до самого потолка, оно пропускало лишь слабый дневной свет. И хотя этот свет был бледным, он все же освещал большую часть отделанных деревянными панелями стен холла и выложенный плитняком пол.
Эва присмотрелась к обстановке. Несколько неинтересных масляных пейзажей, потемневших от времени, украшали стены. Два резных дубовых стула с темно-красной обивкой стояли по обе стороны двустворчатой двери гостиной. Но кроме них попадались и более приятные взору предметы: узкий столик-консоль скромно приткнулся к стене между дверями в подвал и в общую комнату; буфет темного дерева возвышался под лестницей; в углу нижней лестничной площадки, совершенно голой без ковра, притаился круглый торшер с пустой вазой наверху. О, и еще подле входной двери стоял зонтик. А рядом с лестницей был встроенный в стену, широкий и глубокий открытый камин, на его железной решетке лежали сухие поленья. Эва понадеялась, что, когда его разожгут, он подарит им немножко бодрости, в которой все они так нуждались, не говоря уж о тепле. Она невольно вздрогнула и зябко повела плечами.
Из-за нарочитой простоты фасада здания этот холл казался почти нелепым. Все выглядело так, словно Крикли-холл строили два архитектора: один занимался наружной частью дома, другой — внутренней; архитектурная несовместимость частей ошеломляла.