Лорен продолжала давиться от рыданий.
— Должно быть, у нее случился кошмар, — сказал Гэйб ровным голосом. — В комнате ничего нет. — Чтобы убедиться в этом еще раз, он заглянул под обе кровати. — И никто не пробегал мимо меня по галерее.
Лорен сильно вздрогнула всем телом, как будто ледяной воздух пронизал ее плоть. Но Гэйб чувствовал, что в спальне теперь уже не так холодно, как несколькими мгновениями раньше. Конечно, в комнате было зябко, как и во всем доме, но пар уже не вырывался изо рта.
Эва покрепче прижала к себе Лорен и стала слегка покачивать ее.
— Все в порядке, Лорен. Тебе ничто не грозит. Мама и папа здесь. Расскажи нам, что тебе приснилось.
Лорен внезапно отстранилась от матери, хотя и не вырвалась совсем из утешающих объятий.
— Это не был сон, мамочка, — настойчиво сказала она, желая, чтобы ей поверили. — Кто-то бил меня. Очень сильно. Палкой.
Она снова уткнулась лицом в мать, а Гэйб и Эва переглянулись, и оба подумали об одном и том же.
Этого не может быть, подумал Гэйб. Это было бы просто безумием. Он чуть заметно покачал головой, глядя на Эву. Ту бамбуковую плеть, которую он нашел утром прошедшего дня, Гэйб оставил внизу, на буфете, вместе с «Журналом наказаний».
Эва погладила Лорен по голове.
— Но здесь никого нет, милая. Никто не мог ударить тебя.
Лорен снова отстранилась, ее слезы на мгновение иссякли. Она обернулась к Гэйбу, как бы в поисках поддержки.
— Он бил меня по ногам, папочка. Очень сильно бил.
— Кто, милая? — спросил он. — Кто тебя бил?
— Мужчина. Он стоял там, в ногах кровати. Он держал палку и бил меня по ногам. Наверное, до крови!
Гэйб и Эва разом посмотрели на голые ноги Лорен. На них не было никаких следов.
Лорен следом за ними тоже осмотрела собственную кожу, ища раны, которые могла оставить длинная палка.
— Но он бил меня, он действительно меня бил! Ощущение… как будто палка была горячая, и такая боль, как будто этих палок много!
Гэйб и Эва мгновенно всполошили бамбуковую палку, которую рассматривали днем, расщепленную на одном конце. На этот раз вопрос задала Эва:
— А сейчас тебе больно, Лорен?
Двенадцатилетняя девочка замерла, сдерживая рыдания, и как бы прислушалась к собственному телу.
— Нет, — растерянно сказала она, посмотрев на мать, потом на отца. — Нисколько не больно. Даже не саднит.
Лорен снова разрыдалась, и Эва обняла ее и прижала к груди.
35Среда
Утром они выехали из дому сразу после половины восьмого, хотя Лорен изо всех сил протестовала, заявляя, что прекрасно себя чувствует и доктор ей совершенно не нужен. Светило солнце, но листва на деревьях оставалась тяжелой после ночного дождя. Семейство Калег прошествовало через мост и погрузилось в машину.
Гэйб позвонил одному из новых коллег по работе, жившему в этих же местах, извинился за ранний звонок и попросил дать ему телефон ближайшего частного врача или клиники. Потом Гэйб связался с клиникой, оказавшейся оздоровительным центром, но услышал лишь автоответчик — тот сообщил, что центр открывается в восемь утра. На автоответчике был также записан телефонный номер врача, к которому следовало обращаться в неотложных случаях.
Еще ночью Гэйб рвался отвезти Лорен в местный военный госпиталь, но девочка умолила его не делать этого, твердя, что она теперь отлично себя чувствует и не хочет, чтобы разные там врачи и медсестры задавали ей дурацкие вопросы. К удивлению Гэйба, Эва поддержала дочь. На теле Лорен не было никаких ран или рубцов, никаких следов, которые могла бы оставить палка. «Подождем до утра», — предложила она видя, как взволнована Лорен. Но боли девочка явно не испытывала.
Гэйб пытался доказать, что кое-что все-таки случилось. Лорен кричала так сильно не потому, что была просто испугана, а потому, что ей было по-настоящему больно. И даже если это был чудовищный кошмар, все равно тут что-то не так, потому что сны не причиняют настоящей физической боли. А если Лорен все выдумала, значит, с ней самой что-то происходит. И что бы то ни было, сон или воображение, для Лорен все выглядело реальным. Она нуждается в медицинском обследовании, на тот случай, если вдруг в ее теле скрывается какая-то болезнь, пусть даже обычные ночные судороги.
В конце концов они пришли к компромиссу: Лорен покажется врачу утром, перед школой. Они могут поехать в медицинский центр совсем рано, до появления там первых пациентов, чтобы у тамошних специалистов нашлось побольше времени для Лорен.
Гэйб сердился, как и следовало отцу, не получившему ответа от обезумевшей дочери. Лорен утверждала, что в ее спальне был какой-то мужчина — мужчина, державший в руках палку. Палку — или плеть, — похожую на ту, которую он сам нашел за фальшивой стенкой шкафа? Лорен не смогла описать незваного гостя, потому что он скрывался в тени, свет падал на него сзади. Нет, это выдумка! Или сон! Во всем виноват этот чертов дом. Что-то необычное таилось в Крикли-холле, нечто, вызывавшее галлюцинации. Некоторые дома обладают личностными особенностями, не так ли? В это верят многие люди, и, возможно, они правы. Дом, обладающий памятью. И на Эву он подействовал, она стала немножко странной, хочет теперь остаться здесь, хотя совсем недавно требовала, чтобы они немедленно переехали куда угодно… Теперь еще и Лорен подпала под влияние дома. И Келли. Может быть, те светлячки, которых он видел вчера плавающими вокруг нее, просто солнечные зайчики? Или являются чем-то другим, сверхъестественным?
Они должны уехать отсюда, снять другой дом. Это можно устроить за один-два дня… нет, на это понадобится по меньшей мере неделя, а то и больше… чтобы все устроить. Но он должен это сделать. Им необходимо переехать.
Гэйб повернул ключ зажигания и начал разворачиваться. Им предстояла поездка в Меррибридж.
36Злоумышленники
Брат и сестра, обладатели слишком уж вычурных имен, топали по дороге. Хоть солнце уже светило достаточно ярко, воздух сохранял влажность, и куртки брата и сестры — одна синяя, другая красная — были застегнуты на молнии до самого подбородка.
Зеленый фургон обогнал их, катя вверх по склону, и водитель коротко просигналил, проезжая мимо. Но ни девочка, ни мальчик не потрудились помахать рукой в ответ.
— Ты уверен? — спросила Серафина Квентина.
Ее распухший нос сильно выделялся на лице: он был красным, а на переносице отливал желтизной, и при этом во внутренних уголках глаз красовались темно-пурпурные пятна.
Квентин, высокий и крепко сложенный, посмотрел на нее — сестре нелегко поспевать за ним на крутом подъеме.
— Конечно уверен. Я видел, как они уехали, я как раз яйца собирал.
Их мать, зарабатывавшая на жизнь уборкой чужих домов, кроме того держала на заднем дворе кур, для них даже построили маленький курятник. И Квентин собирал яйца каждое утро, перед началом уроков в школе, из которой его периодически исключали за плохое поведение. Потом Квентин доставлял яйца покупателям из местных жителей. Свежие яйца приносили неплохие денежки, а в деньгах Триша Булэйни нуждалась постоянно. За уборку платили не слишком много, хотя Триша и занималась этим целыми днями вместе со своей подругой и соседкой Меган — с тех самых пор, как шесть лет назад ее муженек, Рой, сбежал от нее и от детишек. Впрочем, сгинувший супруг не слишком-то усердствовал, зарабатывая детям на хлеб, пока был рядом. Туповатый лентяй — вот кем он был, и его сынок Квентин точно такой же, его не очень-то заставишь работать… и, по правде говоря, Триша только порадовалась, когда муженек дал деру.
Серафина, не принадлежавшая к любителям скалолазания и длинных пеших прогулок, отдувалась и фыркала, как кит, топая следом за братом.
— Ну да, а ты уверен, что они не вернутся? — спросила она, глядя в спину брата.
Квентин замедлил шаг, давая сестре возможность догнать его. Сам он привык к подъему, потому что бегал тут каждое утро.
— Да нам минута понадобится, чтобы оставить это на крыльце.
Квентин приподнял пластиковый пакет, который держал в руке. На дне пакета лежало нечто объемное.
— Будет им хороший сюрприз. — (Это прозвучало как «харош суприс».)
Серафина наконец поравнялась с ним.
— Нет, — сказала она, задыхаясь. — Я не хочу оставлять это снаружи, как того голубя. Этот подарочек надо внести в дом. Прямо ей в кроватку!
— Не сходи с ума, ты этого не сделаешь! Вдруг нас поймают?
— Послушай, я стащила ключ из маминого ящика, так что мы вполне можем провернуть дельце. Я не собираюсь упускать такой случай!
— Да мама просто взбесится, если заметит!
— Мама убирает в доме только раз в месяц. Ей этот ключ еще пару недель не понадобится. Не заметит она пропажи.
— Не знаю, Серфи. Как-то это… нечестно.
— Не будь таким занудой. Мы войдем и выйдем, только и всего.
— Но мы же не знаем, где ее спальня.
— Найдем, подумаешь! У нее, наверное, есть и кукла Барби, и всякое такое, как у маленькой.
— Лучше бы ты ей дала сдачи, когда она тебе врезала!
— Заткнись, Квентин. Ты там не стоял, ты не знаешь, как все было. Я просто ничего не видела и свалилась, потому что не смотрела под ноги!
— Хочешь сказать, она тебя с ног сбила? Ну, зато тебе несколько дней в школу ходить не надо.
— Я просто не хочу туда идти, а то все увидят, что она со мной сделала.
— Тебе повезло, что мама с тобой так мягко обошлась. Меня-то она бы точно погнала в школу, если бы я пришел со сломанным носом.
— Он не сломан.
— А выглядит так.
— Нет, не сломан. Просто немножко распух.
— И красный. Как задница у гиббона.
— Заткнись, или я тебя затолкаю в дом одного!
Квентин умолк. Младшая сестра могла командовать им, потому что была намного сообразительнее. И она знала о нем кое-что такое, о чем могла рассказать матери. Мама не позволяла ему воровать. Или курить. Или швырять камни в чужие окна, когда никто не видит. Но Серфи много раз подбивала его на приключения, впутывая в неприятности. Однако мама не верила, что Серфи может быть настолько бессердечной, и всегда во всем винила только сына.