Глава 28
На торжественный прием Квирк не рассчитывал.
В приют он позвонил с телефона в деревенском баре и прождал целую вечность, подкармливая аппарат десятицентовиками — в трубке раздавался шорох его дыхания, напоминающий шум моря, — пока его не соединили с матерью-настоятельницей. Подчеркнуто холодно она осведомилась, кто он такой и чего изволит. Квирк представился, объяснил, что живет в доме Джоша Кроуфорда и попросил десятиминутную аудиенцию, дабы обсудить вопрос, слишком деликатный для телефонного разговора. Ему почудилось, или монахиня впрямь судорожно втянула воздух? Чем уклончивее говорил Квирк, тем больше подозрения чувствовалось в голосе матери-настоятельницы, но в итоге она с огромной неохотой пригласила его в Бруклин. Квирк повесил трубку и заказал еще один скотч. Рановато, конечно, но ему требовалась подпитка.
Едва оказавшись в приютском фойе с высоким сводчатым потолком, Квирк почувствовал аромат прошлого, настолько сильный, что, казалось, года отлетели, как листья старого календаря, и он снова стал маленьким сиротой. Среди полной тишины он разглядывал статуи в нишах — вот Иисус, вот Мария, вот Иосиф — хлипкий Иосиф держал в невероятно бледных руках что-то вроде рубанка и смотрел кротко, но при этом кровожадно — до тех пор, пока молодая монахиня с выпирающими зубами не провела его безмолвными коридорами к двери. Она негромко постучалась и дождалась приглашения войти.
Из-за стола поднялась мать-настоятельница, высокая, сухопарая, красивая суровой красотой. Однако первым заговорил стоявший рядом священник. Бледное, как непропеченный блин лицо, рыжие волосы, болотно-зеленые, но пронзительные глаза — Квирк знал такой типаж, точнее, помнил по страшным дням и бессонным ночам в Каррикли. Приторно улыбаясь одними губами, священник шагнул навстречу гостю с протянутой для рукопожатия рукой.
— Мистер Квирк, я отец Харкинс, капеллан приюта Пресвятой Девы. — «Ресницы у него почти белые», — подумал Квирк и невольно содрогнулся. Священник взял его за руку, но, как выяснилось, не чтобы пожать, а чтобы подвести гостя к столу. — Это сестра Стефания, а это сестра Ансельм.
Лишь сейчас Квирк заметил вторую монахиню, стоявшую у большого камина из мрамора и полированного кирпича. Невысокая, крепко сбитая, она казалась вполне дружелюбной, хоть и смотрела скептически. Монахини молча кивнули гостю, а отец Харкинс, явно взявший на себя роль оратора, проговорил:
— Вы зять мистера Кроуфорда? Он наш давний друг, то есть друг приюта Пресвятой Девы Марии.
Квирк чувствовал, как сестра Стефания разглядывает его, словно дуэлянт — противника, нащупывает слабые места.
— Что привело вас в приют? — спросила она, не дав отцу Харкинсу продолжить. В ее голосе звучала власть, интонация недвусмысленно намекала: главная здесь она, во взгляде читались спокойствие, уверенность и легкое недоумение. Квирк нащупал в кармане сигареты, закурил, а сестра Стефания, успевшая сесть, придвинула поближе к нему большую хрустальную пепельницу.
— Я ищу грудного ребенка, девочку. Зовут ее Кристин, фамилия, по всей вероятности, Фоллс. Почти уверен, что ее привезли из Ирландии в ваш приют.
Тишина, повисшая в кабинете, была красноречивее любых слов. Мать-настоятельница поочередно коснулась перьевой ручки, канцелярского ножа и, телефонной трубки, но при этом с места ничего не сдвинула.
— Что именно вы хотите узнать об этом ребенке? — спросила она, на сей раз не глядя на Квирка.
«Не о девочке, а о ребенке», — подметил Квирк, а вслух сказал:
— Интерес тут сугубо личный.
— A-а, ясно.
Снова повисла тишина. Отец Харкинс смотрел то на Квирка, то на монахиню, но не произнес ни слова.
— Девочка умерла, — неожиданно объявила сестра Ансельм, стоявшая у камина.
Священник повернулся к ней с перекошенным от страха лицом и резко поднял руку. «Неужели ударит?» — подумал Квирк. Зато мать-настоятельница не шелохнулась, она рассматривала его, как ни в чем не бывало. Отец Харкинс взглянул на нее, облизал губы и снова растянул их в приторной улыбке.
— Ах, да… — протянул он. — Маленькая Кристин. Да, сейчас я… — Он снова облизал губы и захлопал бесцветными ресницами. — Увы, произошел несчастный случай. Малышка жила в семье. Очень, очень жаль. Настоящая трагедия.
— В какой еще семье? — после очередной паузы спросил Квирк, и отец Харкинс вскинул брови. — С кем жила девочка?
Священник хрипло хохотнул и поднял обе руки, словно ловя коварный пас Квирка.
— Мистер Квирк, подобная информация не разглашается, — зачастил он. — В такой ситуации нужна предельная деликатность, и я уверен, вы…
— Я бы хотел побольше узнать об этой девочке. Например, откуда она и как попала сюда.
Отец Харкинс собрался ответить, но мать-настоятельница с шумом втянула воздух, и он тотчас закрыл рот.
— А вы разве не в курсе? — широко улыбнувшись, поинтересовалась монахиня, и Квирк понял, что допустил грубую ошибку. Если бы он знал, этот разговор бы не состоялся. По большому счету, что ему известно, кроме имени девочки? Сестра Стефания резко встала и с безаппеляционностью судьи, оглашающего приговор, объявила:
— Простите, мистер Квирк, но помочь мы вам не можем. Отец Харкинс совершенно прав: тут нужна предельная деликатность, интересующая вас информация конфиденциальна. У нас в приюте свои строгие принципы, вы наверняка понимаете. — Очевидно, монахиня нажала невидимую посетителям кнопку звонка, потому что скрипнула дверь, и сестра Стефания обратилась к вошедшей: — Сестра Анна, пожалуйста, проводите мистера Квирка! — Она протянула руку — Квирку пришлось подняться со стула и ответить на рукопожатие. — Всего доброго, мистер Квирк. Приятно было с вами познакомиться. Передайте наши наилучшие пожелания мистеру Кроуфорду. Нам сообщили, что он не в добром здравии.
Даже раздраженный высокопарными «мы», «нас» и «нам» Квирк невольно восхитился мастерством, с которым мать-настоятельница завершила неприятный для нее разговор. Он взглянул на сестру Ансельм, но та разглядывала потолок и не отреагировала. В зеленых глазах отца Харкинса читалось искреннее облегчение. Он проводил Квирка до двери и даже хотел дружески похлопать его по спине, но передумал.
— Вы ведь не член ордена? — спросил он и, натолкнувшись на непонимающий взгляд Квирка, пояснил: — Ну, Рыцарей Святого Патрика. У мистера Кроуфорда пожизненное членство. Если не изменяет память, он один из основателей.
— Нет, — сухо проговорил Квирк. — Память вам не изменяет.
Зубастая монахиня распахнула дверь и, опираясь на трость, Квирк поволок себя прочь из комнаты, как раздраженный отец непослушного ребенка. Сильно хромая, он спустился по ступенькам крыльца, и Энди Стаффорд спешно убрал ноги с приборной панели, выпрямил спину и надел фуражку. Квирк молча влез в салон, отказавшись от его помощи. «Злой как сто чертей, — догадался Энди. — Что у него за дела в приюте?» Ему упорно казалось, что дела эти связаны с маленькой Кристин. Абсурд конечно, только по спине в очередной раз побежали ледяные мурашки.
У самого конца подъездной аллеи, Квирк похлопал Энди по плечу, веля остановиться. Он оглядывался на здание приюта, пока не увидел, что из двери черного хода выскользнула сестра Ансельм.
— Подожди меня здесь, — бросил Квирк, кряхтя, выбрался из машины и под пристальным взглядом Энди заковылял туда, где ждала монахиня. Вскоре они, оба сильно хромая, вместе побрели по дорожке под сенью голых деревьев.
Сперва монахиня не желала разговаривать, только Квирк не сомневался: на улицу она выскользнула неспроста. Они молча шли рядом, в студеном зимнем воздухе клубилась дымка их дыхания. Их взгляды в очередной раз пересеклись — зачем слова, если и так ясно, что они два сапога пара: у него сломанное колено, у нее изуродованное бедро. Под деревьями лежали неровные островки снега, на дорожке — опилки, густой, смолистый аромат которых напомнил Квирку сосновый бор за большим каменным домом в Каррикли. Сегодня среди опавших листьев суетились бесстрашные на вид коричневые птицы. Это граклы? Клушицы? Об Америке Квирк знал очень мало, даже основные виды птиц не помнил. Сквозь черное кружево ветвей тускло серело небо. У Квирка заныло колено, и лишь тогда он заметил, что монахиня вышла к нему в одной рясе.
— Сестра, вам не холодно? — спросил он. Монахиня покачала головой. Она скрестила руки на груди, и широкие рукава превратились в некое подобие муфты. «Сколько ей лет? — подумал Квирк. — Под пятьдесят?» Она не столько хромала, сколько на каждом втором шаге заваливалась набок, словно штырь, удерживающий ее в вертикальном положении, не докрутили.
— Пожалуйста, расскажите мне о девочке! — взмолился Квирк. — Я не собираюсь никому вредить, хочу лишь выяснить, что произошло.
— Зачем?
— Не знаю, честное слово, не знаю.
— Вы ведь доктор? Вы принимали роды у матери девочки?
— Нет-нет, и я не доктор, а патологоанатом.
— Понимаю.
Квирк искренне сомневался, что она понимает. Кончиком трости он сковырнул опилки на дороге, и перед его мысленным взором неожиданно встала картинка — тусклый дублинский день, больничная палата, медсестра Филомена, усевшаяся на него верхом. Еще недавно он был в Дублине, а сейчас здесь, в Бостоне, зачем и почему, вроде бы ясно, а на деле пойти разберись.
— Хотя бы скажите, в какой семье она жила, что за люди ее удочерили.
— Удочерили! — фыркнула сестра Ансельм. — На такие юридические изыски мы тут время не тратим. — Она вдруг остановилась и пристально посмотрела на Квирка. Губы посинели от холода, красные слезящиеся глаза метали молнии. — Что вам известно, мистер Квирк? Я имею в виду происходящее здесь и у вас в Дублине.
Квирк поудобнее оперся на трость и встретил ее взгляд.
— Мне известно, что Джошуа Кроуфорд финансирует аферу, в рамках которой ирландских детей переправляют сюда, в Штаты. Подозреваю, что одной из них была Кристин.
Они зашагали дальше.
— Да, это самая настоящая афера, — кивнула сестра Ансельм. — Она продолжается уже двадцать лет. Вы знали об этом? Двадцать лет! Представляете, сколько детей переслали сюда как… — Монахиня замялась, очевидно, не подобрав достаточно яркое определение. — Официально афера называется благотворительной кампанией, только при чем тут благотворительность, если все делается во имя власти?!