– Она не умеет читать, но ее племянник в «Трех петухах» умеет. Думаю, она будет рада получить это письмо.
– Несомненно, – ответил отец с улыбкой. – Просто напиши письмо и положи в почтовую сумку в холле. Оно будет оплачено здесь, так что с нее не потребуют денег.
Он, казалось, ничего не заподозрил, но Петра все больше и больше убеждалась в том, что репутация лорда Ротгара как человека проницательного и всеведущего вполне заслуженна. Он тесно связан с государственными делами и держит целое управление только для того, чтобы его информировали обо всех внутренних и международных делах. Таких людей можно направить и на добычу другой информации.
Даже братья лорда Ротгара считали, что временами его трудно понять. Петра не обманывала себя, что сможет это сделать.
Но она не думала, что он вскроет ее письмо, поэтому решила рискнуть. Теперь у нее был письменный стол, снабженный всем необходимым, включая печать с буквами «П.М.» на ней. Она написала письмо, но добавила постскриптум, прося миссис Уоддл попросить мистера Хайта отправить прилагаемое письмо.
Потом она разрезала лист бумаги пополам и написала на половинке простое письмо Робину.
«У меня все хорошо, – написала она, – но я пока опасна для вас, даже несмотря на смерть Варци. Я благодарю вас за это, потому что уверена, что вы сыграли тут свою роль. Пожалуйста, летайте свободно, Кок-Робин, и избегайте всех воробьев, стрел и камней.
Петра».
Она сложила его и запечатала так же, как запечатала то последнее письмо, которое послала ему, прижав сургуч ручкой печати, а потом приложив к нему палец. Будучи одна, Петра поцеловала письмо.
Она вложила его в другое письмо и это запечатала уже должным образом. Конечно, это риск, но она надеялась, что отец подумает, будто она написала своей благодетельнице длинное письмо.
Но все-таки, держа письмо, Петра вздыхала.
Увидит ли она еще когда-нибудь Робина? Она надеялась, что ее чувства поблекнут, но они, подпитываемые надеждой, с каждым днем пускали корни все глубже. В конце концов, ей предстояло войти в светское общество, а каковы бы ни были его настоящие имя и титул, он был частью этого общества. Разве он не возвращался тогда из Версаля?
Возможно, что сон, приснившийся ей во дворе мамаши Гулар, сбудется. Возможно, однажды она сможет встретиться с ним на балу, и они будут должным образом представлены. Тогда они смогут танцевать и разговаривать, смотреть друг другу в глаза и флиртовать.
Если он чувствует к ней то же самое, что она чувствует к нему, если она для него не просто обуза, о которой надо заботиться, тогда, возможно, они смогут сделать что-то большее.
Ведь сны иногда сбываются.
– На третий день, – сказал Робин Фонтейну, – я поднимусь с постели. – Он сдержал обещание, данное матери, сегодня будет первый день после смерти Варци, когда он попытается нормально двигаться. Он прошелся по комнате, не ощутив острой боли.
– Видимо, новые швы помогли зажить старым. Но какие же они жесткие.
– Пожалуйста, осторожнее, сэр, – суетился Фонтейн. Он вернулся вчера и все еще не мог успокоиться. Кокетка тоже бегала вокруг Робина и суетилась, как будто могла чем-то помочь.
– Неужели не понимаешь, что ты кроха? – спросил Робин собаку.
Взгляд Кокетки явно говорил, что нет.
Робин дохромал до окна, чувствуя себя относительно нормально. Потягиваясь, он посмотрел в окно. День выдался ясный и солнечный, что в Лондоне редко бывает.
– Я спущусь вниз к завтраку, – объявил он. Поскольку от этого ему не стало хуже, он пошел дальше и вывел Кокетку на короткую прогулку, забавляясь реакцией окружающих. Почти все, мимо кого он проходил, таращили глаза с немым вопросом «Что это такое?».
– Что же произойдет, когда я представлю тебя своим настоящим собакам в Истон-Корт? – спросил он, когда они вернулись. – Ты небось уверена, что будешь там всеми заправлять. – Он сел и вздохнул. – Все это очень хорошо, малышка, но я все еще ничего не знаю о Петре и пока не узнаю, не успокоюсь.
Он взял себя в руки и сосредоточился на выборе секретаря. Решив довериться интуиции, Робин остановился на молодом, полном энтузиазма, очень умном выпускнике Оксфорда по имени Нантвич, который готов был хоть сию минуту приступить к своим обязанностям. К тому же Нантвич был сыном викария, которому действительно было нужно хорошее место, и Робин знал, что это произведет на него впечатление. Он послал за ним и сообщил о его удаче.
После обеда Робин отправился в портшезе в клуб, где услышал, как множество людей говорят об объявлении о Кок-Робине, гадая, что это может означать, или ворча на людей, которые тратят чернила и бумагу на чепуху. Компания была решительно скучной, поэтому он отправился к Анджело посмотреть на фехтование.
Инструктор захотел узнать подробности его боя у Фолкстоуна. Робин рассказал всю историю и закончил показом некоторых приемов. Он остановился, ощутив боль в ноге, но чувствовал, что скоро придет в норму.
На следующий день он вскрыл письмо от Торна, надеясь на новую информацию. И когда увидел приложение, у него остановилось сердце. Письмо было адресовано точно так же, как предыдущее, и снова послано из Миклбери, но почерк был другой. Письмо было написано на превосходной бумаге хорошими чернилами, так что он мог увидеть истинный почерк Петры, легкий, с небольшим наклоном и замысловатыми завитками. Он перевернул его и увидел, что на воске опять нет печати. Как и в прошлый раз, он был прижат пальцем. Он ясно видел рисунок отпечатка.
Она все еще хранила свои тайны, потому что при такой хорошей бумаге и чернилах у нее должна была быть и какая-то печать.
Он прикоснулся к месту печати. И как будто почувствовал поцелуй.
Потом сломал печать, развернул плотную бумагу и прочел послание.
«У меня все хорошо, но я пока опасна для вас, даже несмотря на смерть Варци. Я благодарю вас за это, потому что уверена, что вы сыграли тут свою роль. Пожалуйста, летайте свободно, Кок-Робин, и избегайте всех воробьев, стрел и камней.
Петра».
Почему она думает, что все еще представляет для него опасность? Ясно, что она здорова и находится у людей, которые могут позволить себе хорошую бумагу и чернила. Ясно, что она хочет, чтобы он прекратил поиски. Он мог поехать в это Миклбери и попытаться взять ее след, но он не станет этого делать. Надо уважать ее желания.
Глава 30
Лорд Ротгар каждый день показывал Петре различные части Ротгар-Эбби. Однажды он сказал:
– Могу я показать тебе мою истинную страсть?
Разумеется, Петра сказала «да», но подумала, не придется ли ей наконец увидеть темную сторону этого мира. Она вошла вслед за ним в неразбериху тикающих звуков и увидела троих мужчин без пиджаков, поглощенных работой над часовыми механизмами.
Один молодой человек за длинным центральным столом поднял глаза и с улыбкой кивнул; другой даже не оторвался от того, что делал с крошечными кусочками сияющей латуни. Маленький пожилой мужчина, работавший над чем-то большим, сказал:
– Милорд, – и тут же вернулся к своей работе.
– Часовые механизмы, – сказал лорд Ротгар, – во всех их формах.
По тому, как он прикоснулся к механизму, Петра поняла, что это действительно его страсть, даже любовь.
– Раньше я никогда не думала о часах, – призналась Петра, – иначе как с раздражением, если кто-то забывал завести их.
– Механизм завораживает и постоянно совершенствуется. Хотел бы я жить через двести лет, чтобы увидеть, чего он достигнет к тому времени. – Он провел ее по комнате, показывая свои сокровища, но не слишком долго. Он понимал, что не все разделяют его пристрастие к колесикам, шестеренкам, пружинам и маятникам.
Петре стало интереснее, когда он перешел к механическим игрушкам. Он показал ей обезьянку, бьющую в барабан, и леди, танцующую под музыку из ящичка под ее ногами.
– У меня есть люди, которые ищут сломанные и заброшенные вещицы, и эти вещицы я потом чиню.
– Вы делаете это сами? – спросила она, уверенная, что ошибается.
– Когда есть время. Иногда мне требуется помощь, – добавил он, улыбаясь пожилому мужчине, который улыбнулся ему в ответ. – Я всего лишь любитель, но моей работе нужен дом.
Они пошли дальше и приблизились к птице на ветке дерева – птице, покрытой перьями так, что она казалась настоящей. Он нажал на рычажок, и птица ожила, стала поворачивать головку и петь, показывая красную грудку. Это была малиновка. Поблизости из дерева вылез червяк, и птица перестала петь, очевидно, чтобы проглотить его.
– Очаровательно, – сказала Петра, не выказывая особых эмоций, хотя знала, что всеведущий Темный Маркиз каким-то образом узнал слишком много.
Он бросил взгляд на ее корсаж, и Петра поняла, что к нему приколота камея, которую она носит слишком часто. Она говорила, что это память о ее матери, но у камеи был совершенно не итальянский стиль. Легкомысленная, легкомысленная, легкомысленная, но как можно жить в постоянном напряжении?
Отец взял в руки птицу.
– Можешь взять ее себе, если хочешь.
Петра поблагодарила его и отнесла игрушку к себе в комнату. Там она сняла брошь и убрала ее в шкатулку, где хранились безделушки, подарки ее отца. Теперь у нее были и дорогие украшения, которые для безопасности хранились в сейфе лорда Ротгара.
Ее отец был необычайно добр, он собирался представить ее свету и обеспечить ей богатое приданое. Петра понимала, что может сделать хорошую партию. Но ее не покидала мысль, что, возможно, Робин может оказаться подходящей партией и изъявит желание жениться на ней.
Она снова завела игрушку, и птица запела, но это не могло облегчить ее сердце.
Робин Бончерч единственный, за кого Петра хотела выйти замуж. Между тем месячные у нее задержались уже на неделю.
Она села и закрыла руками лицо. Как могло это случиться с ней? Она добралась так далеко, боролась так упорно и наконец нашла гавань, которую искала, и вдруг такой позор! Скоро ей придется признаться. Маркиз захочет узнать, кто отец, и ей придется сказать правду. Он найдет Робина, если уже этого не сделал, и заставит его пойти к алтарю или умереть.