Он задумчиво подергал усы, размышляя над этим вопросом. Его мысли на какое-то время унеслись от тревог, чтобы остановиться на этом небольшом затруднении.
«Она милая, хорошая девочка, — думал он, — великодушная, благородная английская попрыгунья, и все же…» Он почти утонул в болоте сомнений и преград. В нем появилось что-то новое, чего он никак не мог понять, какая-то перемена, помимо той, что уже произошла в его характере и была вызвана тревогой за Джорджа Толбойса; и это озадачивало его и ставило в тупик.
— И где же вы блуждали в последнее время, мистер Одли? — спросила госпожа, задержавшись со своей падчерицей на пороге в ожидании, пока Роберт не отойдет в сторону и пропустит их. Молодой человек вздрогнул, когда она задала этот вопрос, и быстро взглянул на Люси. При виде ее яркой юной красоты и невинного детского личика что-то поразило его в самое сердце, и он смертельно побледнел.
— Я был… в Йоркшире, — ответил он, — в том небольшом курортном местечке, где мой бедный друг Джордж Толбойс жил во время своей женитьбы.
Изменившееся, побледневшее лицо госпожи было единственным признаком того, что она услышала его слова. Она улыбнулась слабой болезненной улыбкой и попыталась пройти мимо племянника.
— Мне нужно переодеться к обеду, — промолвила она. — Я приглашена на обед, мистер Одли, разрешите мне пройти.
— Я должен попросить вас уделить мне полчаса, леди Одли, — ответил Роберт негромко, — я приехал в Эссекс с целью поговорить с вами.
— О чем же? — спросила госпожа.
Она оправилась от потрясения, которое испытала за несколько мгновений до этого, и задала вопрос своим обычным тоном. На ее лице отразились скорее недоумение и любопытство озадаченного ребенка, чем серьезное удивление женщины.
— О чем вы можете говорить со мной, мистер Одли? — повторила она.
— Я скажу вам, когда мы будем одни, — тихо ответил Роберт, бросив взгляд на свою кузину, стоящую немного позади госпожи и наблюдающую за этой маленькой интимной беседой.
«Он влюбился в кукольную красоту моей мачехи, — решила про себя Алисия, — и именно из-за нее он стал таким несчастным субъектом. Он как раз относится к тому сорту людей, способных влюбиться в собственную тетку».
Мисс Одли прошла дальше по лужайке, повернувшись спиной к Роберту и госпоже.
«Этот нелепый истукан побледнел как полотно, увидев ее, — размышляла она. — Так что, в конце концов, может быть он и влюбился. Похоже, этот вялый онемелый кусок плоти, который он называет своим сердцем, может биться раз в четверть века; но дать ему толчок может лишь эта голубоглазая восковая кукла. Я бы давно бросила о нем думать если бы знала, что его идеал красоты следует искать в магазине игрушек».
Бедная Алисия пересекла лужайку и скрылась в дальней части двора, где готические ворота соединялись с конюшнями. С сожалением должна я заметить, что дочь сэра Майкла отправилась искать утешения у своей собаки Цезаря и гнедой кобылки Аталанты, чей денник юная леди посещала каждый день.
— Не желаете пройти в липовую аллею, леди Одли? — попросил Роберт, когда его кузина ушла. — Я хотел бы поговорить с вами спокойно, не боясь, что нас прервут или заметят. Думаю, мы не найдем более спокойного места, чем это. Вы пойдете со мной?
— Как хотите, — ответила госпожа.
Мистер Одли заметил, что она дрожит и озирается по сторонам, как бы выискивая местечко, куда она могла от него сбежать.
— Вы дрожите, леди Одли, — заметил он.
— Да, я замерзла. Я бы лучше поговорила с вами в другой раз. Хотя бы завтра, если пожелаете. Мне нужно переодеться к обеду, и я хочу навестить сэра Майкла, я не видела его с десяти часов утра. Пожалуйста, давайте поговорим завтра.
В ее тоне чувствовалась жалоба. Бог знает, какой болью она отозвалась в сердце Роберта. Бог знает, какие ужасные видения возникли перед его мысленным взором, когда он смотрел сверху вниз на это прекрасное юное лицо и думал о задаче, стоящей перед ним.
— Я должен поговорить с вами, леди Одли, — промолвил он. — Если я жесток, так это вы меня к этому вынуждаете. Вы могли бы этого избежать. Вы могли скрыться от меня. Я вас честно предупредил. Но вы решили пренебречь мной, и вам следует винить лишь собственную глупость, если я больше не буду щадить вас. Пойдемте со мной. Повторяю, я должен поговорить с вами.
В его тоне прозвучала холодная решительность, заставившая умолкнуть все возражения госпожи. Она покорно пошла за ним к маленьким железным воротам, ведущим в сад позади дома — сад, в котором небольшой простой деревянный мостик вел через спокойный пруд в липовую аллею.
Ранние зимние сумерки все больше сгущались, и замысловатый узор из голых ветвей, образующих арку над уединенной дорожкой, чернел на холодном сером небе. В этом неверном свете липовая аллея была похожа на монастырский свод.
— Зачем вы привели меня в это ужасное место — чтобы напугать до смерти? — раздраженно воскликнула госпожа. — Вам следовало бы знать, какая я нервная.
— Вы нервная, госпожа?
— Да, ужасно. Доктор Доусон постоянно прописывает мне камфору, нюхательные соли, красную лаванду и всякие отвратительные микстуры, но не может меня вылечить.
— Вы помните, что Макбет сказал своему врачу, госпожа? — мрачно спросил Роберт. — Мистер Доусон, быть может, гораздо умнее этого шотландского кровопийцы, но я сомневаюсь, что он может оказать помощь мозгу, который болен.
— Кто сказал, что мой мозг болен? — воскликнула госпожа.
— Я так говорю, госпожа, — ответил Роберт. — Вы говорите, что нервны и что доктор прописывает вам так много лекарств, что их впору выбросить собакам. Позвольте мне быть врачом, который нанесет удар по источнику вашего недуга, леди Одли. Видит бог, я хочу быть милосердным, хочу пощадить вас, насколько это в моей власти, но не нарушая справедливости по отношению к другим — справедливость должна восторжествовать. Сказать ли мне, отчего вы нервничаете в этом доме, госпожа?
— Если сможете, — ответила она, посмеиваясь.
— Потому что в этом доме вас преследует призрак.
— Призрак?
— Да, призрак Джорджа Толбойса.
Роберт Одли услышал участившееся дыхание госпожи; ему показалось, что до него доносятся даже громкие удары ее сердца, пока она шла рядом с ним, то и дело вздрагивая и плотно закутавшись в соболя.
— Что вы имеете в виду? — неожиданно воскликнула она после недолгого молчания. — Почему вы мучаете меня этим Джорджем Толбойсом, которому взбрело в голову покинуть вас на несколько месяцев? Вы сошли с ума, мистер Одли, и выбрали меня жертвой вашей мономании? Кто мне этот Джордж Толбойс, что вы беспокоите меня его персоной?
— Он вам не знаком, госпожа, не так ли?
— Конечно! — ответила леди Одли. — Почему я должна его знать?
— Рассказать вам историю исчезновения моего друга, как она видится мне, госпожа? — спросил Роберт.
— Нет, — вскрикнула леди Одли, — я ничего не хочу знать о вашем друге! Если он умер, мне очень жаль его. Если он жив, у меня нет желания ни видеть его, ни слышать о нем. Позвольте мне пройти к мужу, мистер Одли, или вы хотите удерживать меня в этом мрачном месте, пока я не заболею и умру от холода?
— Я хочу задержать вас до тех пор, пока вы не услышите все, что я скажу, леди Одли, — решительно ответил Роберт. — Я не задержу вас дольше, чем это необходимо, и когда вы выслушаете меня, вы сами решите, что вам делать.
— Хорошо, тогда не теряйте даром времени и говорите, — небрежно ответила Люси. — Обещаю терпеливо выслушать вас.
— Когда мой друг Джордж Толбойс вернулся в Англию, — мрачно начал Роберт, — его самой первой мыслью была мысль о жене.
— Которую он бросил, — быстро заметила госпожа. — По крайней мере, — добавила она, — я припоминаю, как вы что-то такое говорили, когда в первый раз рассказывали историю вашего друга.
Роберт Одли оставил ее слова без внимания.
— Его самой главной мыслью была мысль о жене, — повторил он. — Больше всего на свете он хотел сделать ее счастливой и подарить ей состояние, добытое его собственными сильными руками на золотых приисках Австралии. Я видел его в течение нескольких часов после его возвращения в Англию и был свидетелем радости и гордости, с которыми он ожидал встречи со своей женой. Я явился также свидетелем удара, поразившего его в самое сердце и превратившего его в совершенно другого человека. Ударом, который произвел такую жестокую перемену, было объявление о смерти его супруги в «Таймс». Теперь я знаю, что оно было черной и горькой ложью.
— В самом деле! — промолвила госпожа. — И у кого же это могла быть причина объявлять о смерти миссис Толбойс, если она была жива?
— Только у нее самой, — спокойно ответил Роберт.
— Какая же?
— А что, если она воспользовалась отсутствием Джорджа, чтобы найти более богатого мужа? Что, если она снова вышла замуж и хотела этим фальшивым объявлением убрать моего бедного друга с дороги, чтобы он не помешал?
Леди Одли пожала плечами.
— Ваши предположения довольно смехотворны, мистер Одли, — сказала она. — Надеюсь, у вас есть серьезные основания для них.
— Я просмотрел подшивки газет, выходящих в Челмсфорде и Колчестере, — продолжал Роберт, не ответив на последнее замечание госпожи, — и нашел в одной из газет Колчестера от второго июля пятьдесят седьмого года короткую заметку среди разнообразной информации, перепечатанной из других газет, о том, что некий мистер Джордж Толбойс, английский джентльмен, прибыл в Сидней с золотых приисков, добыв золотого песка и самородков на двадцать тысяч фунтов и что он реализовал свое золото и отправился в Ливерпуль на быстроходном клипере «Аргус». Конечно, это небольшое сообщение, леди Одли, но достаточное, чтобы доказать, что любой человек, проживавший в Эссексе в июле пятьдесят седьмого года, мог узнать о возвращении Джорджа Толбойса из Австралии. Вы следите за моей мыслью?
— Не очень, — ответила госпожа. — Какое отношение имеют газеты Эссекса к смерти миссис Толбойс?