— Я такая глупая, — сказала она, — он и вправду чуть не довел меня до истерики.
— Кто, кто чуть не довел тебя до истерики?
— Ваш племянник — мистер Роберт Одли.
— Роберт! — вскричал баронет. — Люси, что ты хочешь сказать?
— Я говорила вам, что мистер Одли настоял на том, чтобы я пошла в липовую аллею, дорогой, — продолжала госпожа. — Он сказал, что хочет поговорить со мной, и я пошла, а он говорил такие ужасные вещи, что…
— Какие ужасные вещи, Люси?
Леди Одли содрогнулась и конвульсивно сжала своими пальчиками сильную руку, нежно гладящую ее по лицу.
— Что он сказал, Люси?
— О, мой дорогой, как я могу рассказать вам? — вскричала госпожа. — Я знаю, что расстрою вас или вы посмеетесь надо мной, и тогда…
— Посмеюсь над тобой? Нет, Люси.
Леди Одли на минутку умолкла. Она сидела, глядя перед собой невидящим взглядом, все еще сжимая руку мужа.
— Дорогой мой, — медленно заговорила она, запинаясь и с трудом подбирая слова, — вам никогда — я так боюсь рассердить вас — вам никогда не приходило в голову, что мистер Одли немного… немного…
— Немного что, дорогая?
— Немного не в себе, — запнулась леди Одли.
— Не в себе! — воскликнул сэр Майкл. — Моя дорогая девочка, что ты придумываешь?
— Вы только что сказали, дорогой, что он сошел с ума.
— Разве, любовь моя? — смеясь ответил баронет. — Не помню, чтобы я сказал это, ведь это просто так говорится, но ничего не значит само по себе. Может быть, Роберт немного эксцентричен, немного глуп, возможно, не очень отягощен умом, но не настолько, чтобы быть сумасшедшим.
— Но сумасшествие иногда передается по наследству, — возразила госпожа. — Мистер Одли мог унаследовать…
— Он не мог унаследовать безумие от семьи его отца, — перебил ее сэр Майкл. — Одли никогда не заселяли частные сумасшедшие дома и не платили таким врачам.
— А от семьи матери?
— Это мне неизвестно.
— Люди обычно держат такие вещи в тайне, — мрачно заметила госпожа. — Сумасшедшие могли быть в семье твоей золовки.
— Не думаю, дорогая. — ответил сэр Майкл. — Но, Люси, во имя бога, скажи мне, как это пришло тебе в голову?
— Я пытаюсь объяснить поведение вашего племянника. Иначе я не могу объяснить его. Если бы вы слышали, что он говорил мне сегодня вечером, сэр Майкл, вы бы тоже решили, что он безумен.
— Но что же он сказал, Люси?
— Даже не знаю, как ответить. Он так поразил и смутил меня. Мне кажется, он слишком долго жил совсем один в своих уединенных апартаментах в Темпле. Возможно, он слишком много читает или курит не в меру. Знаете, некоторые врачи считают сумасшествие простым заболеванием мозга, которому подвержен любой человек и которое вызывается определенными причинами и лечится определенными средствами.
Глаза леди Одли все еще были прикованы к горящим углям в широком камине. Она говорила так, как будто часто слышала рассуждения на эту тему, как будто мысль ее унеслась от племянника мужа к более широкому вопросу о безумии вообще.
— Почему бы ему не быть сумасшедшим? — сделала она вывод. — Люди бывают душевнобольными в течение многих лет, прежде чем обнаруживается их ненормальность. Они знают, что безумны, и знают, как держать это в тайне, и хранят свой секрет до самой смерти. Иногда их охватывает приступ, и в недобрый час они выдают себя. Возможно, совершают преступление. Накатывает ужасное искушение: нож в руке, ничего не подозревающая жертва рядом. Они могут усмирить беспокойного демона и уйти, и умереть, не запятнав себя насилием; но могут и поддаться соблазну — страшному, страстному, жаждущему желанию насилия и ужаса. Иногда они уступают, и тогда все кончено для них.
Леди Одли повысила голос, рассуждая на эту ужасную тему. Истерическое возбуждение, от которого она только что успокоилась, оставило на ней свой отпечаток, но она контролировала себя, и ее голос постепенно успокоился, когда она продолжила.
— Роберт Одли безумен, — решительно промолвила она. — Какой один из главных признаков безумия, ужасный знак умственного отклонения? Разум становится неподвижен, рассудок коснеет, плавное течение мысли прерывается, мыслительная способность мозга распадается. Как неподвижные воды болота гниют по причине их застойности, так и разум становится мутным и испорченным от недостатка действия; бесконечное размышление на одну тему превращается в мономанию. Роберт Одли — маньяк. Исчезновение его друга, Джорджа Толбойса, повергло его в горе и озадачило. Он так долго думал только об этом, что потерял способность рассуждать о чем-нибудь еще. Эта единственная идея, постоянно занимающая его мысли, исказилась перед его мысленным взором. Повторяйте самое простое слово в английском языке двадцать раз подряд, и перед двадцатым разом вы начнете сомневаться, действительно ли то слово, что вы повторяете, является тем самым, что вы имели в виду. Роберт Одли так долго думал об исчезновении своего друга, пока эта мысль не совершила свое фатальное воздействие. Он смотрит на обычный факт больным взглядом, он превращает его в мрачный ужас, вызванный своей собственной мономанией, если вы не хотите, чтобы я стала такой же сумасшедшей, как и он, вы не должны позволять мне увидеть его снова. Он заявил сегодня вечером, что Джордж Толбойс был убит здесь, и что он вырвет с корнем каждое дерево в саду и разнесет дом по кирпичику в поисках…
Госпожа остановилась. Слова замерли на ее устах. Она истощила ту странную энергию, с которой говорила. Она превратилась из легкомысленной ребячливой красавицы в женщину, достаточно сильную, чтобы отстаивать свою точку зрения и защитить себя.
— Снести этот дом! — воскликнул баронет. — Джордж Толбойс убит в Одли-Корте! Неужели Роберт сказал это, Люси?
— Что-то подобное, и это меня очень испугало.
— Тогда он, должно быть, сумасшедший, — мрачно промолвил сэр Майкл. — Меня просто озадачило то, что ты рассказала мне. Он действительно сказал это, или ты неправильно его поняла?
— Не… не думаю, — нерешительно промолвила госпожа. — Вы видели, как я была напугана, когда вошла. Я не была бы так расстроена, если бы он не сказал что-нибудь ужасное.
Леди Одли воспользовалась самым сильным аргументом в свою пользу.
— Конечно, моя девочка, конечно, — ответил баронет. — Откуда в бедной голове мальчика появилась такая ужасная идея? Этот мистер Толбойс — мы его совсем не знаем — убит в Одли-Корт! Я сегодня же вечером отправлюсь к Роберту в Маунт-Стэннинг. Я знаю его с детства, и не могу в нем обмануться. Если действительно что-то не так, он не сможет скрыть это от меня.
Госпожа пожала плечами.
— Обычно незнакомый человек первым замечает психические отклонения, — заметила она.
Эти умные слова странно прозвучали в устах госпожи, но в ее новоприобретенной мудрости была какая-то странная значительность, удивившая ее мужа.
— Но вы не должны идти в Маунт-Стэннинг, мой любимый, — нежно произнесла она. — Не забывайте, вам даны строгие указания оставаться дома, пока не станет теплее и солнце не согреет эту суровую покрытую льдом землю.
Сэр Майкл Одли откинулся в своем широком кресле с покорным вздохом.
— Правда, Люси, — согласился он, — мы должны повиноваться мистеру Доусону. Полагаю, Роберт навестит меня завтра.
— Да, дорогой. Я думаю, он зайдет.
— Тогда подождем до завтра, моя любимая. Не могу поверить, что с бедным мальчиком действительно что-то случилось, просто не могу, Люси.
— Тогда как вы объясните его странное заблуждение насчет этого мистера Толбойса? — спросила госпожа.
Сэр Майкл покачал головой.
— Не знаю, Люси, не знаю, — ответил он. — Всегда так трудно поверить, что любое из бедствий, постоянно происходящих с другими людьми, когда-нибудь случится и с нами. Я не могу поверить, что мой племянник повредился в рассудке, не могу поверить. Я… я заставлю его остановиться здесь, Люси, и понаблюдаю за ним. Повторяю, любовь моя: если что-то не так, я обязательно выясню это. Я не могу ошибиться в молодом человеке, который всегда был мне вместо сына. Но, дорогая, почему тебя так напугала болтовня Роберта? Она не могла затронуть тебя.
Госпожа жалобно вздохнула.
— Вы, должно быть, думаете, что у меня сильный характер, сэр Майкл, — сказала она обиженным тоном, — если полагаете, что я могу равнодушно слушать такое. Я уверена, что никогда не смогу снова увидеться с мистером Одли.
— И ты не увидишь его, моя дорогая, нет.
— Но вы только что сказали, что оставите его здесь, — прошептала леди Одли.
— Я не буду, моя любимая девочка, если его присутствие раздражает тебя. Боже, Люси, неужели ты можешь представить хоть на минуту, что у меня есть другое желание, кроме как сделать тебя счастливой? Я проконсультируюсь с каким-нибудь лондонским врачом насчет Роберта, и пусть он выяснит, что случилось с единственным сыном моего бедного брата. Тебя не потревожат, Люси.
— Вы, должно быть, думаете, что я очень злая, дорогой, — промолвила госпожа, — и я знаю, что мне не следует раздражаться из-за этого бедняги, но, кажется, он и вправду вбил себе в голову какие-то нелепости насчет меня.
— Насчет тебя, Люси! — воскликнул сэр Майкл.
— Да, дорогой. Кажется, он связывает меня каким-то непонятным образом с исчезновением этого мистера Толбойса.
— Невозможно, Люси. Ты, должно быть, неправильно поняла его.
— Не думаю.
— Тогда он и вправду безумен, — промолвил баронет. — Я подожду, пока он вернется в город, и затем пошлю кого-нибудь в его квартиру поговорить с ним. Боже мой, какое таинственное дело!
— Боюсь, что расстроила тебя, дорогой, — прошептала леди Одли.
— Да, дорогая, я очень огорчен тем, что ты рассказала мне; но ты сделала правильно, рассказав мне откровенно об этом ужасном деле. Я должен обдумать это, любимая, и попытаться решить, что делать.
Госпожа поднялась с низенькой оттоманки, на которой сидела. Огонь прогорел, и в комнате лишь слабо отсвечивало красным светом. Люси Одли наклонилась над креслом и приложила губы к широкому лбу своего мужа.