Глава 10Затишье после бури
Роберт Одли последовал за своим дядей в вестибюль после того, как сэр Майкл промолвил эти несколько тихих слов, прозвучавших, словно похоронный звон по его надежде и любви. Бог знает, как опасался молодой человек прихода этого дня. И вот он наступил; и хотя не было ни взрыва отчаяния, ни оглушительной бури мучений и слез, Роберта не утешала эта неестественная тишина. Он не мог не знать, что сэр Майкл Одли ушел с ядовитой стрелой, пущенной рукой его племянника точно в цель, в его истерзанное сердце; он хорошо знал, что это странное ледяное молчание было первым оцепенением сердца, пораженного неожиданным горем, в какой-то момент казавшимся почти непостижимым. Он знал, что когда это тупое спокойствие пройдет, когда мало-помалу, одна за другой станет известной каждая ужасная деталь трагедии, настигшей страдальца, буря разразится с роковой яростью, потоки слез и жестокие приступы боли разорвут это великодушное сердце.
Роберт слышал о случаях, когда мужчины возраста его дяди переносили такое же сильное горе, что пережил сэр Майкл, со странным спокойствием и удалялись от тех, кто мог их утешить и чью тревогу обманывало это терпеливое спокойствие; они уходили, чтобы упасть на землю и умереть от жестокого удара, вначале лишь оглушившего их. Он вспомнил случаи, когда мужчин, таких же сильных, как его дядя, разбивал паралич в первый же час несчастья; и он помедлил в освещенном лампой вестибюле, сомневаясь, не должен ли он находиться с сэром Майклом, быть рядом с ним на всякий случай и сопровождать его, куда бы он ни поехал.
И все же разумно ли навязываться этому убеленному сединой страдальцу в этот суровый час, когда он очнулся от чудесного сна своей жизни, чтобы обнаружить, что оказался жертвой обмана лицемерки, настолько холодно корыстной, настолько жестоко бессердечной, что даже не сознавала собственного позора?
«Нет, — подумал Роберт Одли, — я не буду мешать страданиям этого раненого сердца. К горькому горю примешано и унижение. Лучше, если он в одиночку выдержит битву. Я сделал то, что считал своей мрачной обязанностью, и все же я не удивлюсь, если он навсегда возненавидит меня. Будет лучше, если он сам выдержит битву. Не в моей власти облегчить эту борьбу. Лучше, если он будет сражаться сам».
Пока молодой человек стоял, взявшись за ручку двери, все еще раздумывая, следует ли ему пойти за дядей или вернуться в библиотеку, где осталось еще более несчастное создание, которое он разоблачил, Алисия Одли открыла дверь столовой, за которой показались старинные обитые дубом покои, длинный стол, накрытый белоснежной скатертью, ослепительной от сверкавшего на ней хрусталя и серебра.
— Придет, наконец, папа к обеду? — спросила мисс Одли. — Я так проголодалась, и бедный Томлинс уже три раза посылал сказать, что рыба испортится. Думаю, она должно быть, превратилась уже в рыбий клей, — добавила юная леди, выходя в вестибюль с «Таймс» в руке.
Она сидела у огня, читая газету и поджидая, пока старшие спустятся к обеду.
— А, это вы, мистер Роберт Одли, — равнодушно заметила она. — Вы конечно же обедаете с нами. Пожалуйста, разыщите папу. Теперь, должно быть, уже восемь часов, а мы обедаем в шесть.
Мистер Одли довольно сурово ответил своей кузине. Ее легкомысленные речи покоробили его, и в своем раздражении он забыл, что мисс Одли ничего не знала об ужасной драме, разыгравшейся под самым ее носом.
— Ваш папа только что пережил очень сильное горе, Алисия, — мрачно промолвил молодой человек.
Лукавое смеющееся лицо девушки сразу же стало печальным и обеспокоенным. Алисия Одли нежно любила своего отца.
— Горе! — воскликнула она. — У папы несчастье? О Роберт, что случилось?
— Я пока ничего не могу сказать тебе, Алисия, — тихо ответил Роберт.
Он взял кузину за руку и повел ее в столовую. Осторожно закрыв за собой дверь, он продолжил.
— Алисия, я могу доверить тебе? — серьезно спросил он.
— Доверить мне что?
— Быть утешением и другом своему бедному отцу в горе?
— Да! — страстно вскричала Алисия. — Как ты можешь спрашивать об этом? Неужели ты думаешь, я не сделаю всего, что угодно, лишь бы облегчить его горе? Или не переживу все, что угодно, чтобы облегчить его страдания?
Слезы подступили к блестящим серым глазам мисс Одли, произносившей эти слова.
— О Роберт! Как можешь ты так плохо думать обо мне, разве я не попытаюсь утешить отца? — с упреком спросила она.
— Нет, нет, моя дорогая, — спокойно ответил молодой человек. — Я никогда не сомневался в твоей любви, а лишь в благоразумии. Могу я положиться на него?
— Можешь, Роберт, — решительно сказала Алисия.
— Хорошо, моя дорогая девочка, я доверюсь тебе. Твой отец собирается покинуть Корт, по крайней мере, на время. Беда, свалившаяся на него так неожиданно и непредвиденно, без сомнения, сделает это место ненавистным ему. Он уезжает, но ведь он не должен уехать один, а, Алисия?
— Один? Нет! Нет! Но я полагаю, что госпожа…
— Леди Одли не поедет с ним, — мрачно промолвил Роберт. — Он собирается жить отдельно от нее.
— На время?
— Нет, навсегда.
— Навсегда! — воскликнула Алисия. — Так это несчастье…
— Связано с леди Одли. Именно леди Одли — причина горя твоего отца.
На лице Алисии, бледном до этого, вспыхнул яркий румянец. Горе, причина которого — госпожа; несчастье, навсегда разделившее сэра Майкла и его молодую жену! Между ними не было ссор — ничего, кроме гармонии и солнечного света, не существовало между Люси Одли и ее великодушным супругом. Это несчастье наверняка возникло из какого-то неожиданного разоблачения и, без сомнения, связано с позором. Роберт Одли понял значение этого румянца.
— Ты предложишь сопровождать отца, куда бы он ни поехал, Алисия, — сказал он. — В такое время ты — его единственный утешитель, но ты станешь ему и лучшим другом в час испытания, если будешь избегать любых расспросов. То, что ты не знаешь никаких подробностей, обеспечит твое благоразумие. Не говори ничего своему отцу, чего бы ты не сказала ему два года назад, до его женитьбы. Попытайся быть для него тем, чем ты была до того, пока женщина в той комнате не встала между ним и тобой.
— Я сделаю это, — прошептала Алисия, — я сделаю.
— Избегай любого упоминания имени леди Одли. Если отец часто молчит, будь терпелива; если иногда тебе начнет казаться, что тень этого несчастья никогда не скроется из его жизни, будь терпелива и помни, что не может быть лучшего лекарства от его горя, чем надежда; преданность дочери напомнит ему о том, что есть на свете одна женщина, которая всегда будет любить его верно и преданно.
— Да-да, Роберт, дорогой брат, я буду помнить.
Мистер Одли, в первый раз с тех пор, как был школьником, обнял кузину и поцеловал ее в высокий лоб.
— Моя дорогая Алисия, — промолвил он, — сделай так и ты меня осчастливишь. Ведь это от меня узнал он о своем несчастье. Позволь мне надеяться, что оно не будет слишком длительным. Попытайся и возроди моего дядю к счастью, Алисия, и я буду любить тебя больше, чем брат когда-либо любил великодушную сестру, и, возможно, в конце концов, стоит иметь эту братскую привязанность, хотя она и очень отличается от рыцарского поклонения сэра Гарри.
Алисия наклонила свою голову, и ее лицо было скрыто от кузена, пока он говорил; но она подняла ее, когда он закончил, и прямо посмотрела в его лицо с улыбкой, засиявшей ярче от слез, стоявших в ее глазах.
— Ты хороший парень, Боб, — сказала она. — Я была такой глупой и злой, что сердилась на тебя, потому что…
Юная леди внезапно замолкла.
— Почему, моя дорогая? — спросил мистер Одли.
— Потому что я глупая, кузен Роберт, — быстро ответила Алисия, — не обращай внимания, Боб, я сделаю все, что ты хочешь, и если отец через короткое время не позабудет своих тревог, в этом не будет моей вины. Я поеду с ним на край света, если он найдет утешение в путешествиях. Пойду начну собираться. Ты думаешь, папа уедет сегодня?
— Да, дорогая, не думаю, что сэр Майкл останется еще одну ночь под этой крышей.
— Почтовый поезд отходит двадцать минут десятого, — заметила Алисия. — Нам нужно покинуть дом через час, если хотим успеть на него. Мы еще увидимся, прежде чем я уеду, Роберт.
— Да, дорогая.
Мисс Одли побежала в свою комнату, чтобы вызвать горничную и сделать все нужные приготовления для столь неожиданного путешествия, конечная цель которого была ей неведома.
Она всей душой желала исполнить обязанность, возложенную на нее Робертом. Она помогала горничной упаковывать чемоданы и повергала служанку в недоумение, запихивая шелковые платья в коробки для шляп, а атласные туфельки в чемодан для платья. Она бродила по комнатам, собирая свои рисовальные принадлежности, ноты, вышивание, расчески, драгоценности и духи, как будто собиралась отплыть на необитаемые земли, где не было никакой цивилизации. Не переставая думала она о неизвестном несчастье отца и, возможно, немного о строгом лице и серьезном голосе, открывшими ее кузена Роберта с новой стороны.
Мистер Одли отправился наверх за своей кузиной и подошел к гардеробной сэра Майкла. Он постучал в дверь и послушал, бог знает как беспокойно, нет ли ответа. В эту минуту молчания сердце молодого человека готово было выскочить из груди, и затем дверь открыл сам баронет. Роберт заметил, что камердинер его дяди занят подготовкой к поспешному отъезду хозяина.
Сэр Майкл вышел в коридор.
— Ты хочешь мне что-нибудь сказать, Роберт? — спросил он спокойно.
— Я только пришел узнать, не могу ли помочь. Вы едете в Лондон почтовым поездом?
— Да.
— Где вы собираетесь остановиться?
— В «Кларендоне», меня там знают. Это все, что ты хотел?
— Да, за исключением того, что вас будет сопровождать Алисия.
— Алисия!
— Она не может оставаться здесь сейчас. Ей будет лучше покинуть Корт до тех пор, пока…
— Да, да, я понимаю, — перебил его баронет. — Но разве не может она поехать еще куда-нибудь, разве она должна ехать со мной?