Доктор Мосгрейв мрачно покачал головой, когда рассказ мистера Одли подошел к концу.
— Больше ничего не имеете сказать? — спросил он.
— Нет, не думаю, что нужно еще что-нибудь добавлять, — довольно уклончиво ответил Роберт.
— Вы бы хотели доказать, что эта дама безумна и потому не ответственна за свои поступки, мистер Одли? — спросил врач.
Роберт Одли удивленно уставился на доктора Мосгрейва. Как мог он так быстро догадаться о тайном желании молодого человека?
— Да, мне хотелось бы, если возможно, считать ее сумасшедшей. Я был бы рад найти ей оправдание.
— И полагаю, избежать процедуры суда лорда-канцлера, мистер Одли, — заметил доктор Мосгрейв.
Роберт вздрогнул, поклонившись в знак согласия с этим замечанием. Было еще кое-что, чего он страшился больше, чем суда лорда-канцлера. Это судебное разбирательство за убийство, так долго преследующее его в снах. Как часто просыпался он в страхе от видения переполненного зала суда и жены дяди на скамье подсудимых, окруженной со всех сторон морем жадных до сенсаций лиц.
— Боюсь, что ничем не смогу быть вам полезен, — спокойно промолвил врач. — Я повидаюсь с леди, если вам угодно, но я не думаю, что она безумна.
— Почему?
— Потому что во всем, что она делала, нет свидетельств сумасшествия. Она убежала из дома, потому что ее дом был не из приятных, и она ушла в надежде найти получше. В этом нет безумия. Она совершила преступление двоемужия, потому что оно обеспечивало ей благосостояние и положение в обществе. Здесь нет безумия. Оказавшись в трудном положении, она не предалась отчаянию. Она прибегла к разумным средствам и осуществила заговор, требовавший хладнокровия и рассудительности. В этом нет безумия.
— Но признаки наследственной душевной болезни…
— Могут проявиться в третьем поколении у детей госпожи, если таковые имеются. Безумие совсем необязательно передается от матери к дочери. Я был бы рад помочь вам, если бы мог, мистер Одли, но я не думаю, что в той истории, что вы мне рассказали, есть доказательства безумия. Я не думаю, что какой-нибудь суд в Англии поддержит иск о сумасшествии в таком случае, как этот. Лучшее, что вы сможете сделать с этой дамой — отослать ее обратно к первому мужу, если он примет ее.
Роберт вздрогнул при этом неожиданном упоминании его друга.
— Ее первый муж умер, — ответил он, — по крайней мере, он исчез какое-то время назад, и у меня есть основания думать, что он мертв.
Доктор Мосгрейв заметил невольное движение собеседника и почувствовал замешательство в голосе Роберта Одли, когда он заговорил о Джордже Толбойсе.
— Первый муж дамы пропал, — промолвил он, сделав ударение на последнем слове, — вы полагаете, что он мертв.
Он замолчал и так же, как Роберт до этого, посмотрел на огонь.
— Мистер Одли, — сказал он вскоре, — между нами не может быть доверия наполовину. Вы рассказали мне не все.
Быстро взглянув на него, Роберт выдал удивление, которое почувствовал при этих словах.
— Едва ли я смог бы справляться с непредвиденными обстоятельствами в своей профессии, — сказал доктор Мосгрейв, — если бы не умел понять, где кончается доверие и начинается умолчание. Вы рассказали мне лишь половину истории этой дамы, мистер Одли. Вы должны рассказать мне больше, если желаете получить совет. Что стало с ее первым мужем?
Он задал этот вопрос решительным тоном. Как будто знал, что это краеугольный камень здания.
— Я уже сказал вам, доктор Мосгрейв, что я не знаю.
— Да, — ответил врач, — но ваше лицо выдало то, что вы предпочли бы скрыть, — вы подозреваете!
Роберт Одли молчал.
— Если вы хотите, чтобы я оказался полезен вам, вы должны доверять мне, мистер Одли, — продолжал убеждать врач. — Первый муж исчез — как и когда? Я хочу знать историю его исчезновения.
Роберт помедлил, прежде чем ответить, но постепенно он поднял голову и обратился к медику.
— Я доверюсь вам, доктор Мосгрейв, — решился он, — я целиком доверюсь вашей чести и порядочности. Я не прошу вас совершать зла по отношению к обществу, а лишь спасти наше безупречное имя от позора, если вы сможете.
Бог знает как неохотно рассказал он историю исчезновения Джорджа, собственных страхов и сомнений.
Доктор Мосгрейв слушал его все так же спокойно. Роберт закончил, взывая к лучшим чувствам врача. Он умолял его пощадить великодушного старика, чья роковая доверчивость навлекла такое горе в его преклонные годы.
Невозможно было что-либо прочесть на бесстрастном лице доктора Мосгрейва. Он поднялся, когда Роберт закончил говорить, и снова посмотрел на свои часы.
— Я могу вам уделить еще только двадцать минут, — заметил он. — Если вам угодно, я повидаю даму. Вы сказали, что ее мать умерла в сумасшедшем доме.
— Да. Вы увидитесь с леди Одли наедине?
— Да, если можно.
Роберт позвонил и в сопровождении горничной госпожи, изящной юной девицы, врач прошел в восьмиугольную прихожую, а оттуда в сказочный будуар.
Десять минут спустя он вернулся в библиотеку, где ожидал его Роберт.
— Я поговорил с леди, — спокойно сказал он, — и мы очень хорошо друг друга поняли. Это явное безумие! Безумие, которое могло никогда не проявиться или раз-два за всю жизнь. Возможно, это могло быть слабоумие в своей худшей фазе, обостренная мания, но очень короткая; она могла проявиться лишь в случае чрезвычайного умственного давления. Дама не сумасшедшая, но наследственная болезнь у нее в крови. У нее хитрость сумасшедшей соседствует с благоразумием рассудка. Я скажу вам, что она такое, мистер Одли. Она опасна!
Доктор Мосгрейв прошелся по комнате, прежде чем снова заговорил.
— Я не буду обсуждать возможности того подозрения, что мучит вас, мистер Одли, — сказал он вскоре, — но я замечу следующее. Я не советую вам никакого судебного разбирательства. Этот мистер Джордж Толбойс исчез, но у вас нет доказательств его смерти. Если бы вы и смогли представить доказательство его гибели, то вы не могли предъявить никаких улик против этой леди, за исключением того единственного факта, что у нее был сильный мотив избавиться от него. Ни один суд в Соединенном Королевстве не приговорит ее по такой улике, как эта.
Роберт Одли поспешно перебил доктора Мосгрейва.
— Уверяю вас, мой дорогой сэр, — сказал он, — что я больше всего страшусь любого разоблачения — любого позора.
— Конечно, мистер Одли, — холодно ответил врач, — но вы не можете ожидать от меня, что я буду помогать вам скрывать одно из худших преступлений против общества. Если бы у меня было достаточно причин не сомневаться, что убийство было совершено этой женщиной, я бы отказался помочь вам укрыть ее от правосудия, хотя бы этим и можно было спасти честь сотни благородных семей. Но я не вижу достаточно причин для ваших подозрений, и я сделаю все, чтобы помочь вам.
Роберт Одли схватил руки врача.
— Я отблагодарю вас, когда буду в лучшем состоянии, — произнес он с чувством, — от имени своего дяди и от своего собственного.
— У меня осталось только пять минут, а еще нужно написать письмо, — ответил доктор Мосгрейв, улыбаясь горячности молодого человека.
Он уселся за письменный стол у окна, окунул перо в чернила и быстро писал в течение семи минут. Он исписал почти три страницы, когда отбросил наконец перо в сторону и свернул письмо. Доктор положил письмо в конверт и вручил его незапечатанным Роберту Одли.
Адрес был следующим: «Месье Вэлу, Вилленбремейзе, Бельгия».
Мистер Одли с сомнением взглянул на адрес, затем на доктора, который натягивал перчатки с такой тщательностью, как будто вся его жизнь зависела от этого.
— Это письмо, — сказал он, отвечая на вопрошающий взгляд Роберта Одли, — написано моему другу, месье Вэлу, владельцу и управляющему превосходного дома здоровья в городе Вилленбремейзе. Мы знаем друг друга много лет, и он, без сомнения, охотно примет леди Одли в свое заведение и возьмет на себя ответственность за ее будущее, которое вряд ли будет богато событиями.
Если бы Роберт Одли заговорил, он бы еще раз выразил благодарность за помощь, оказанную ему, но доктор Мосгрейв остановил его властным жестом.
— С того момента, как леди Одли войдет в этот дом, — продолжал он, — ее активная жизнь будет закончена. Какие бы тайны она ни имела, они останутся тайнами навсегда! Какие бы преступления ни совершила, больше она не сможет их совершать. Если бы вы вырыли для нее могилу на ближайшем кладбище и похоронили ее заживо, вы не смогли бы более надежно скрыть ее от мира. Но как физиолог и просто честный человек я полагаю, что вы не могли бы сослужить обществу лучшей службы, чем сделав это, поскольку физиология — ложь, если женщине, которую я видел десять минут назад, можно доверять по большому счету. Если бы она могла наброситься на меня и разорвать мне горло своими маленькими ручками, когда я сидел, беседуя с ней, она бы сделала это.
— Так она догадалась о цели вашего визита!
— Она знала. «Вы думаете, что я такая же сумасшедшая, как и моя мать, и пришли задавать мне вопросы, — сказала она. — Вы ищете во мне признак ужасной болезни». До свидания, мистер Одли, — поспешно добавил врач, — мое время истекло десять минут назад, осталось ровно столько, чтобы успеть на поезд.
Глава 12Похороненная заживо
Роберт Одли в одиночестве сидел в библиотеке, глядя на письмо врача, лежащее перед ним на столе, и думая о том, что ему предстояло сделать.
Молодой адвокат назначил себя обвинителем этой несчастной женщины. Он был ее судьей, а теперь ему предстояло стать ее тюремщиком. Только когда он доставит письмо по назначению и сложит с себя ответственность, передав ее в надежные руки заграничного врача в доме для умалишенных, только тогда спадет с него ужасное бремя и его долг будет выполнен.
Он написал несколько строчек госпоже, сообщая, что собирается увезти ее из Одли-Корта в место, откуда она, вероятно, уже не вернется, и обращаясь к ней с просьбой собираться в путешествие. Он хотел отправиться, если возможно, вечером.