— Боб! — удивился он. — Только вчера вечером я ступил на британскую землю, и подумать только, именно тебя я встречаю сегодня утром!
— Я вас как будто где-то видел, мой бородатый друг, — сказал мистер Одли, не спеша вглядываясь в оживленное лицо незнакомца, — но пусть меня повесят, если я помню где и когда.
— Что! — воскликнул незнакомец с упреком. — Не хочешь ли ты сказать, что забыл Джорджа Толбойса?
— Ну конечно же, нет! — промолвил Роберт с чувством и затем, взяв своего друга под руку, повел его в тенистый двор, разговаривая уже своим обычным безразличным тоном. — А теперь, Джордж, поведай мне свою историю.
И Джордж «поведал» ему свою историю. Он рассказал ему то же, что услышала бледная гувернантка на борту «Аргуса», и затем, почти не дыша от волнения сообщил, что в кармане у него целая пачка австралийских банкнот, которые он хотел поместить в банк к господам таким-то, бывшими его банкирами много лет назад.
— Ты мне не поверишь, но я только что вышел из их счетной конторы, — сказал Роберт. — Я пойду с тобой, и мы уладим это дело за пять минут.
Они действительно успели устроить все за четверть часа, и затем Роберт Одли предложил немедленно отправиться в «Корону и скипетр» или в «Замок», где они могли бы пообедать и поговорить о старых добрых временах, когда вместе учились в Итоне. Но Джордж сказал своему другу, что прежде чем он пойдет куда-либо, прежде чем он побреется или просто как-нибудь освежится после ночного путешествия на экспрессе из Ливерпуля, он должен заглянуть в одно кафе на Бридж-стрит в Вестминстере, где его должно было ожидать письмо от жены.
— Тогда я пойду с тобой, — решил Роберт. — Подумать только, у тебя есть жена, Джордж, какая нелепая шутка.
Когда они вихрем неслись в кэбе через Ладгейт-Хилл, Флит-стрит и Стрэнд, Джордж Толбойс изливал своему другу все те невероятные надежды и мечты, которые так захватили его жизнерадостную натуру.
— У меня будет дом на берегу Темзы, Боб, — радовался он, — для моей маленькой жены и для меня, и у нас будет яхта, Боб, дружище, ты будешь лежать на палубе и курить, а моя женушка играть на гитаре и петь для нас.
Официанты в кафе на Вестминстер уставились на небритого, с запавшими глазами незнакомца в одежде колониального покроя, возбужденного и шумного; но он был завсегдатаем этого местечка в годы своей военной службы, и услышав, кто он, официанты немедленно бросились исполнять его просьбу.
Он хотел немного — бутылку содовой воды и узнать, нет ли писем на имя Джорджа Толбойса.
Официант принес воду прежде, чем молодые люди уселись в укромном уголке у камина. Нет, на это имя не было писем.
Официант произнес это равнодушным тоном, вытирая маленький столик из красного дерева.
Лицо Джорджа стало белым, как мел.
— Толбойс, — повторил он. — Возможно, вы не расслышали — Толбойс. Идите и посмотрите еще раз, письмо должно быть.
Официант пожал плечами, выходя из комнаты, и вернулся почти сразу же с известием, что не было даже похожего имени в отделении для писем. Там были только Браун, Сандерсон и Пинчбек, только три письма.
Молодой человек в молчании выпил воду и затем, облокотившись о стол, закрыл лицо руками. Роберт Одли понял, что это разочарование, каким бы пустяковым ни показалось на первый взгляд, в действительности было очень горьким. Он сел напротив друга, но не пытался заговорить с ним.
Наконец Джордж поднял голову, и машинально взяв вчерашний номер «Таймс» из кипы журналов на столе, уставился на первую страницу невидящим взглядом.
Не могу сказать, сколько он просидел так, глядя на один параграф в списке смертей, прежде чем до его ошеломленного мозга дошло его значение; но после значительной паузы он подтолкнул газету к Роберту Одли и с лицом, изменившимся от бронзового загара до болезненной, серой белизны, и с ужасающим спокойствием указал пальцем на строчку:
«24-го числа сего месяца в Вентноре, Элен Толбойс, в возрасте 22 лет».
Глава 5Надгробие в Вентноре
Да, там действительно значилось — «Элен Толбойс, в возрасте 22 лет».
Когда Джордж говорил гувернантке на борту «Аргуса», что если он услышит какие-либо дурные вести о жене, то упадет замертво, он говорил чистую правду; и вот они были налицо, наихудшие известия, а он сидел неподвижный, бледный и беспомощный, глядя на удивленное лицо своего друга.
Неожиданность удара оглушила его. В своем странном и смущенном состоянии ума он начал недоумевать, что же случилось, и почему всего одна строчка в «Таймс» имела такое ужасное воздействие на него.
Затем, когда мало-помалу это смутное осознание своего горя исчезло, реальность с болью вторглась в его мозг.
Жаркое августовское солнце, грязные подоконники и потрепанные шторы, кипа игровых счетов, приколотых к стене; потухший камин, лысоватый старик, склонившийся над «Морнинг эдвертайзер»; неряшливый официант, сворачивающий скатерть, и красивое лицо Роберта Одли, устремленное на него с состраданием и тревогой. Ему показалось, что все вокруг него вдруг приняло огромные размеры и затем, одно за другим, слилось в темные пятна, плывущие перед его глазами. В его ушах раздался страшный шум, как от дюжины пароходных двигателей, и последнее, что он услышал, был звук падающего тела.
Он открыл глаза в сумерках в прохладной затененной комнате, тишину которой нарушал только грохот экипажей вдалеке.
Он огляделся в недоумении. Его друг, Роберт Одли, сидел рядом и курил. Джордж лежал на низкой железной кровати, напротив открытого окна, на подоконнике стояли ваза с цветами и клетки с птичками.
— Тебя не беспокоит моя трубка, Джордж? — спокойно спросил его друг.
— Нет.
Он лежал некоторое время, глядя на цветы и птиц: канарейки пели звонкий гимн заходящему солнцу.
— Тебя не раздражают птицы, Джордж? Вынести их из комнаты?
— Нет, мне нравится их пение.
Роберт Одли выбил пепел из трубки, положил ее аккуратно на каминную полку и, выйдя в соседнюю комнату, вскоре вернулся с чашкой крепкого чая.
— Выпей это, Джордж, — сказал он и поставил чашку на маленький столик рядом с кроватью, — это тебе поможет.
Молодой человек не ответил, медленно оглядел комнату, затем перевел взгляд на мрачное лицо друга.
— Боб, — спросил он, — где мы?
— В моей квартире, дружище, в Темпле. У тебя нет своего жилища, поэтому ты можешь остаться у меня, пока ты в городе.
Джордж провел ладонью по лбу, и, запинаясь, спросил:
— Та газета, утром, Боб, что это было?
— Не будем сейчас об этом, лучше выпей чаю.
— Да, да, — нетерпеливо вскричал Джордж, приподнимаясь с кровати и широко открыв глаза. — Я вспомнил. Элен, моя Элен! Моя жена, моя возлюбленная, моя единственная любовь! Мертва! Мертва!
— Джордж, — промолвил Роберт Одли, мягко положив ладонь на руку молодого человека, — ты должен помнить, что женщина, чье имя ты увидел в газете, может быть не твоя жена. Может быть, это какая-нибудь другая Элен Толбойс.
— Нет, нет! — воскликнул он. — Возраст совпадает, и фамилия Толбойс не такая уж распространенная.
— Могла быть опечатка.
— Нет, нет, нет, моя жена мертва!
Он стряхнул руку Роберта и, встав с кровати, пошел к двери.
— Куда ты идешь? — воскликнул его друг.
— В Вентнор, увидеть ее могилу.
— Не сегодня вечером, Джордж, не сегодня. Я сам поеду с тобой первым же поездом завтра утром.
Роберт вернул его к кровати и мягко заставил снова лечь. Затем он дал ему настойку опиума, оставленную врачом, которого вызвали в кафе на Бридж-стрит, когда Джордж упал в обморок.
Итак, Джордж провалился в тяжелый сон, и ему снилось, что он поехал в Вентнор, нашел свою жену живой и невредимой, но старой, седой и морщинистой, а своего сына совсем взрослым.
Рано утром он уже сидел напротив Роберта Одли в нагоне первого класса поезда, который мчался в Портсмут.
Они ехали из Райда в Вентнор в экипаже под палящим солнцем. Когда молодые люди выходили из кареты, все окружающие глазели на белое, как мел, лицо Джорджа и его бороду.
— Что нам теперь делать, Джордж? — спросил Роберт Одли. — У нас нет ни одной зацепки, чтобы найти тех, кого мы ищем.
Молодой человек смущенно и жалко взглянул на него. Огромный драгун был беспомощен, как ребенок, и Роберт Одли, самый нерешительный и безвольный человек на свете, понял, что действовать должен он.
— Может быть, нам лучше поспрашивать в гостинице о миссис Толбойс, Джордж? — предложил он.
— Фамилия ее отца Мэлдон, — пробормотал Джордж — Он никогда не отпустил бы ее сюда умирать в одиночестве.
Больше ничего не было сказано, и Роберт сразу же пошел в гостиницу, где справился о некоем мистере Мэлдоне.
— Да, — сказали ему, — в Вентноре останавливался джентльмен с такой фамилией, его дочь недавно умерла. Официант сейчас узнает адрес.
В это время года гостиница была переполнена, множество людей заходило и выходило, в вестибюле суетились официанты и конюхи.
Джордж Толбойс прислонился к стене с тем же выражением лица, так напугавшим его друга в кафе на Вестминстер.
Подтвердилось худшее. Его жены, дочери капитана Мэлдона, не было в живых.
Официант вернулся через пять минут и сообщил, что капитан Мэлдон снимает коттедж номер 4 на Лэндсдаун.
Они легко нашли этот обшарпанный домишко с кривыми оконцами, выходящими на море.
— Дома ли капитан Мэлдон? Нет, — ответила домохозяйка, — он пошел погулять на пляж с маленьким внуком. Не войдут ли джентльмены внутрь и присядут?
Джордж прошел, как сомнамбула, за своим другом в маленькую гостиную — пыльную, убого обставленную, неубранную, где повсюду были разбросаны детские игрушки и стоял застарелый запах табака.
— Посмотри! — сказал Джордж, указывая на картину, висевшую над камином.
На ней был изображен он в годы военной службы. Портрет был очень похож: Джордж в военной форме, на заднем плане его боевой конь.
Роберт Одли оказался мудрым утешителем. Не сказав ни слова растроганному вдовцу, он спокойно уселся спиной к Джорджу и смотрел в открытое окно.